Торстейн оглянулся на Сигурда и печально вздохнул. Единственный глаз хирдмана просто лучился счастьем, другой затянуло отвратительное бельмо, за что он и получил свое прозвище.
Белоглазый улыбался, без напряга выжимая тяжелое дубовое весло и щурился, как придурок. Хевдинг в который раз отругал себя за то, что поддался уговорам глупой женщины и взял в поход такого никудышного воина. «Неумеха, да еще и одноглазый! Впрочем, причем здесь одноглазый? У Великого Одина тоже нет левого глаза». От неудачного сравнения Торстейн нахмурился и опасливо взглянул на небо.
Рядом с хевдингом, под форштевнем, уже украшенным позолоченной драконьей мордой, сидел варяг Мелигаст лучший воин хирда. Этот, по обыкновению, расчесывал длиннющие, свисающие до груди усы, костяным гребнем. Делал он это неторопливо и основательно. «Видать, готовится к битве. Сейчас закончит с усами и примется за чуб, торчащий из бритого черепа, словно лошадиный хвост. Странные эти варяги, но воины отменные. Не многие умеют так плясать обоими мечами, как Мелигаст. Не зря он носит прозвище «Двоерукий». Хорошее настроение понемногу возвращалось к хевдингу. Даже Белоглазый больше не вызывал раздражения.
С головного драккара Харальда протяжно пропел рожок.
Дошли. Слава богам, Произнес Торстейн и усмехнулся.
На корабле ярла гребцы подняли весла, давая двум остальным судам возможность приблизиться. К берегу все три драккара подошли одновременно. Словно трехголовый дракон вылезал из моря на сушу.
По сигналу предводителя викинги спрыгивали с бортов и спешно брели по колено в воде к чужому берегу.
Сир, прикажите лучникам начать стрелять! зашипел в ухо барону шевалье де Вилье. Мы упустим время!
Нет. Пусть эти разбойники соберутся в кучу! Вот тогда всех разом и накроем!
Сигурд Белогзлазый вместе с остальными покинул корабль и, рыча от возбуждения, несся по воде, поднимая фонтаны брызг. В этот миг по ушам резанул чей-то крик:
Вальхи! Вальхи сверху!
Сигурд поднял голову и увидел, как на высоком утесе встают в рост вражеские лучники. А в следующий миг со всех сторон засвистели стрелы. Справа от Белоглазого со стрелой в глазу повалился дан Кнут. Норегу Свену прострелили предплечье. У самого Сигурда закровянило шею от пореза стальным трехгранным наконечником. Рев ярла, подобный морскому прибою, сокрушающему скалы, вывел его из оцепенения.
Сомкнуть щиты! Делай крышу!
Непременное условие любого скандинавского подразделения четкое знание каждым воином своего места в строю. Белоглазый привычно бухнулся на колени, выставив перед собой щит. Сверху внахлест его прикрыл щит, стоявшего сзади товарища. Третий ряд викингов взметнул щиты вверх. В считанные мгновения образовалась непробиваемая деревянная конструкция, утыканная, словно еж, франкскими стрелами.
Мечники, вперед! закричал барон Ваннский. Бей разбойников!
Лавина солдат, словно вытряхнутый из горшка горох, покатилась с утеса, подбадривая себя криками и улюлюканьем. Вот только найти прорехи в монолитном деревянном чудовище оказалось совсем непросто. Франки с остервенением рубили мечами огромные цветастые щиты, вырывая из них узкие щепки, пинали ногами и яростно ругались.
Норманны молчали. Но их безмолвие было недолгим. По сигналу ярла воины второго ряда неожиданно раздвинули щиты. Из узких щелей стремительно, словно бросок змеи, вынырнули короткие копья, с характерным хэканьем вонзились в тела врагов и вновь спрятались за сомкнутыми щитами. Десятки солдат замертво повалились на землю. Пространство заполнилось воплями и хрипами раненых. Разозленные вальхи, переступая через тела убитых товарищей, вновь кинулись в атаку. И вновь повторился страшный маневр норманнов. Число убитых франков стремительно множилось.
На утесе Вилье тронул за плечо побледневшего барона:
Сир, прикажите солдатам отступать! Нам их не победить!
Барон попытался что-то сказать, но лишь ткнул дрожащим пальцем вниз. А там происходило непонятное. Деревянная стена викингов вдруг пришла в движение, разъединилась, рассекая войско франков на две части.
Раздался волчий вой полутора сотен норманнских глоток и пошло «веселье».
Варяг Мелигаст первым покинул строй, выхватил из-за спины два меча, захохотал, и, совершив длинный прыжок, оказался в самой гуще врагов, и заплясал, закружился на месте, сея вокруг себя смерть и ужас. Молниями засверкали клинки в кровавом облаке, полетели в разные стороны отрубленные конечности, заголосили и захрипели раненые. А волчий вой достиг небывалой высоты и ярости.
На утесе Вилье тронул за плечо побледневшего барона:
Сир, прикажите солдатам отступать! Нам их не победить!
Барон попытался что-то сказать, но лишь ткнул дрожащим пальцем вниз. А там происходило непонятное. Деревянная стена викингов вдруг пришла в движение, разъединилась, рассекая войско франков на две части.
Раздался волчий вой полутора сотен норманнских глоток и пошло «веселье».
Варяг Мелигаст первым покинул строй, выхватил из-за спины два меча, захохотал, и, совершив длинный прыжок, оказался в самой гуще врагов, и заплясал, закружился на месте, сея вокруг себя смерть и ужас. Молниями засверкали клинки в кровавом облаке, полетели в разные стороны отрубленные конечности, заголосили и захрипели раненые. А волчий вой достиг небывалой высоты и ярости.
Белоглазый снес голову своему первому врагу и, проследив, как она полетела по воздуху, оставляя за собой шлейф крови, засмеялся. Он испытал настоящую эйфорию от сражения. Убивать франков оказалось легко и просто. Даже двенадцатилетний дренг из его деревни покрыл бы себя славой. Сигурд сбивал вальхов щитом, рубил мечом наотмашь и хохотал, как сумасшедший. Похоже, другие хирдманы испытывали те же чувства. Кто-то еще продолжал выть по волчьи, но многие уже просто по-разбойничьи свистели, отпускали в адрес врагов обидные шуточки и убивали, убивали.
Мелигаст неожиданно запел. Голос у него был красивый и зычный:
О, первый из первых!
Гордый Сварожич!
Молний властитель!
ГромОв повелитель!
Битву свою я тебе посвящаю!
Жертву мою не отринь, о, Владыка!
Длань укрепи и зажги мои очи!
Грозный Перун, даруй мне победу!
Сигурд не знал варяжского языка, но задорная песня «Двоерукого» ему понравилась. Он пробился к Мелигасту поближе и попробовал подпевать. И хотя, у него получалось лишь: « Гыыыыыыыырх», варяг услышал его, подмигнул и ободряюще рассмеялся.
Сигурд прикончил уже пятого врага, когда отсутствие левого глаза привело его к трагедии. Он не заметил, как сбоку к нему подскочил рослый франк и наотмашь врезал в висок шестопером. Шлем треснул, по щеке Белоглазого скользнул кровавый ручеек, а сам он повалился на землю, как подрубленное дерево.
Мелигаст страшно закричал и разрубил вальха от плеча до пояса. Тот упал сверху на Сигурда. Варяг произнес какие-то ругательства на своем языке, молнии в его руках засверкали с удвоенной силой. Гора трупов у его ног все росла и росла, пока совсем не погребла под собой Белоглазого. Мелигаст больше не пел, он лишь шипел, как рассерженная змея, каждым ударом меча калеча или убивая противника. Раненый солдат, харкая кровью, приподнялся на локте и всадил ему в ногу широкий засапожный нож. Выдернул. Алая струя, толщиной в палец, ударила франка в лицо, он довольно оскалился и умер.
Мелигаст продолжал убивать врагов, но лицо его стремительно бледнело, движения замедлились. Вражеский нож повредил артерию. Варяг покачнулся, медленно осел на колени. Харальд Краснозубый метнулся к своему лучшему воину, присел рядом, обнял за плечи, но глаза Мелигаста уже затуманились.
Перун последнее, что услышал ярл.
Харальд осторожно опустил тело хирдмана на землю и огляделся. Битва закончилась. Оставшиеся франки карабкались на утес, а викинги убивали их в спину. Самое время рвануть вперед и ворваться в город на плечах противника. Но сегодня явно был не его день.
Громкий свист одного из его людей, заставил Краснозубого встрепенуться. Дан Туйво, первым забравшийся на холм, показывал куда-то пальцем и кричал:
Франки! Много!
Ярл кошкой взлетел на высокий утес и выругался. На западе от города высился лес, и из его недр серебристым ручейком вытекала вражеская колонна. Впереди всадники, за ними пехота. Кольчуги и латы блестят на солнце, аж глазам больно. И их действительно много, слишком много.
Лицо Харальда почернело от ярости.
Всем на драккары! Уходим!
Норманны спешно грузили на корабли погибших, их оказалось одиннадцать. Целых одиннадцать отменных рубак, отдавших свои жизни неизвестно за что. «О, Один, за что ты караешь меня?».
Запыхавшийся Торстейн Вилобородый подскочил к ярлу, затараторил:
У меня пропал Сигурд Белоглазый! Я не знаю, куда он делся!
Харальд отпихнул его в сторону, заорал, свирепо тараща глаза: