Под правой лопаткой ощутимо пекло. Чувствовался зарождающийся гнойник. Плохо. От меньших царапин крепкие воины отправлялись прямиком в лапы сине-белой Хель. Но у него еще есть время. Он добудет лодку и уйдет. А уж в хирде его шкуру залечат как надо у хёвдинга есть отменный лекарь трэль, захваченный у берегов Британии. Сигурд усмехнулся, представив удивленные рожи соплеменников, но тотчас погрустнел кишки урчали от голода. Горсть зеленой земляники, что удалось найти, лишь распалила аппетит. Викинг втянул воздух ноздрями, и ему показалось, что он уловил запах жареной кабанины. Воображение нарисовало дымящиеся куски мяса и большой кувшин с пивом. Датчанин сглотнул и клацнул зубами, как волк.
На расстоянии трех полетов стрелы виднелись первые крестьянские домишки. Низенькие и покосившиеся. Маленькие, не такие, как дома скандинавов. Да и крыши дурацкие, не прямые, а покатые, соломенные. От самого леса до деревни тянулось обширное поле. Белоглазый с удивлением заметил, что поле не засеяно. Сорняки разрослись едва ли не по пояс. Тупые вальхи, у них такая плодородная земля, а они ей не пользуются. Да тут можно было собирать по три урожая в год. У них река, а они не ловят рыбу Чем же питаются эти олухи?
Он видел множество хижин и каких-то хозяйственных построек, но странное дело: не было ни частокола, ни хотя бы изгородей. Неужто у этих дураков нет скота? Викинг отметил, что большинство хижин выглядят нежилыми. Лишь в самом первом доме кто-то явно обитает. Словно в подтверждение его мыслей, из него вышла женщина и начала что-то собирать с земли.
Сигурд облизнулся. Похоже, вальхийка дергает какие-то овощи. А значит, он сможет хоть частично утолить голод. На лютефиск рассчитывать глупо. Да и про хакарл из гренландской белой эти дикари, наверняка, не слыхали. Но хоть лепешки у местных бондов должны быть?
Он поест, выпытает у хозяев, где те прячут лодки, а потом перережет франкам горло и уйдет. Сигурд вздохнул. Жаль только придется ждать темноты. На широком поле его сразу же обнаружат.
С этими мыслями норманн проворно забрался на дерево и затаился в густой листве. Что-что, а неподвижно сидеть в засаде по многу часов умеет любой воин Севера.
Облокотившись на зубец башни, шевалье де Вилье вглядывался в зеленую полосу леса. Его слуги не нашли сбежавшего разбойника. Где он может прятаться? Только в лесу. Сидит и смотрит на него из кустов. Эх, прочесать бы. Но у него недостаточно солдат. И нет собак. Бросивший город барон ненавидел псов. Кретин. С собаками можно было бы обнаружить беглеца и затравить, как кабана. Пусть их только пятьдесят на норманна хватит. Одно радует в город он не сунется. Даже такой безголовый убийца поймет, что расклад не в его пользу.
* * *
Хорошо, что у бестолковых франков нет собак. В Селунде местные лохматые и злющие псы, не иначе семя самого Гарма, уже бы давно почуяли чужака и подняли жуткий лай. А здесь тишина. Сигурд бесшумно скользил в темноте, придерживая рукой ножны меча, чтобы те ненароком не звякнули при ходьбе.
Вот он ближайший крестьянский дом. Когда-то был основательный сруб, а ныне строение просело и завалилось на бок. Сигурд уже раньше видел подобные жилища. В отличие от длинных родовых домов скандинавов, в таких обитала одна семья. Окон нет, зато дверь открыта настежь. Наружу вырывается желтый вздрагивающий свет не спят хозяева. Тем лучше, пусть взглянут в лицо смерти.
Женщина была одна. Сидела спиной к Сигурду и сосредоточенно возилась с какими-то тряпками. Похоже, шила. В центре жилища в большой глиняной кадке горел огонь. По деревянным стенам и потолку метались черные тени. Сизый дым медленно плыл в сторону открытой двери.
Белоглазый огляделся. Хозяйка не баловала себя излишней мебелью. Кроме грубого стола имелось три табурета. На одной из стен, под самым потолком, висели какие-то пучки трав. Один угол огорожен плетеной ивовой решеткой. Сигурд принюхался. Судя по всему когда-то в этом загоне держали коз. Вот только сейчас он был пуст. Белоглазый нахмурился. Как бы хорошо отведать жареной козлятинки. Неужели у этой франкской ведьмы нет жратвы? С досады викинг пнул ногой решетку, и та громко хрустнула.
От неожиданности женщина подскочила на месте и резко обернулась.
Глаза ее расширились от ужаса. Она выронила из рук тряпки и поднялась. Подбородок дрожал.
«Сейчас заорет», решил норманн и шагнул к ней, намереваясь при необходимости быстро свернуть хозяйке шею.
От неожиданности женщина подскочила на месте и резко обернулась.
Глаза ее расширились от ужаса. Она выронила из рук тряпки и поднялась. Подбородок дрожал.
«Сейчас заорет», решил норманн и шагнул к ней, намереваясь при необходимости быстро свернуть хозяйке шею.
Нет, она не закричала, хотя Сигурд видел, что она близка к тому, чтобы грохнуться в обморок. Стоит, трясется, но молчит.
По скандинавским меркам женщина была некрасива. Черноволоса и излишне худа. Да еще безобразно высока. Белоглазый был сам весьма не маленького роста, а эта вальхийка умудрилась дорасти ему до плеча. Лицо вытянуто, как у лошади. А во что одета? Вместо платья балахон какого-то непонятного цвета. В Селунде мешки из-под ячменя выглядят краше. Нет, уродина еще та.
Сигурд поскреб рыжую бороду и спросил:
Где ты прячешь еду, женщина?
Огромные серые глазищи, не мигая смотрящие на него, стали еще больше. Вальхийка затрясла головой и нечленораздельно замычала.
Я знаю, с нажимом протянул Белоглазый, у тебя есть еда. Отдай ее мне, и ты умрешь без мучений.
Женщина что-то быстро залопотала на своем языке и молитвенно сложила руки на груди.
Врешь, ведьма! взревел викинг. Чем-то ты сама питаешься, безмозглая тюлениха?!
От ужаса француженка бухнулась на колени и попыталась поцеловать ногу захватчика.
Сигурд грубо отпихнул ее и заскрежетал зубами:
Не испытывай мое терпение, ведьма! Если я сейчас не получу жратву, то выдавлю твои глаза и сломаю каждую кость в твоем теле!
Вальхийка сморщила личико и заплакала.
«Вот ведь упрямая тварь!» рассвирепел норманн. Он несколько раз сжал и разжал кулаки, успокаиваясь, и, с трудом сохраняя хладнокровие, вновь попросил:
Дай мне еды, женщина.
При этом викинг недвусмысленно постучал себя по животу.
Робкая улыбка озарила лицо женщины. А в следующее мгновение она сделала то, чего от нее Сигурд никак не ожидал.
Француженка высоко задрала подол бесформенного балахона, шустро повернулась спиной к мужчине и нагнулась, касаясь ладонями земляного пола.
Белоглазый опешил, вперив единственный глаз в белые, чуть разведенные ягодицы. Во рту пересохло. Он вспомнил, что уже давно не имел женщины. С диким рыком, викинг расстегнул ремень, осторожно опустил на землю меч и потянул завязку пояса.
Он вошел в нее рывком, грубо и безжалостно. Та закричала.
Да, да! рассмеялся Сигурд, крепко сжимая пальцами её бедра, Да, хорошая!
Её крики сменились стонами и всхлипываниями. Белоглазый рычал и хрюкал, как боров, вгоняя восставшую плоть в горячее лоно раз за разом, не желая завершать минуты блаженства. Излив в нее семя, Сигурд оторвал женщину от пола, повернул к себе лицом и вновь насадил на уд. Он крепко сжимал пальцами ее ягодицы, а она стонала и покрывала страстными поцелуями его шею и заросшие рыжим волосом щеки.
Он брал ее уже три раза подряд. Наконец, вдавив податливое тело в сырую черную землю и навалившись сверху, Белоглазый сделал последнее конвульсивное движение и застыл, распластался на своей жертве. С его красного лоснящегося лица лил пот, дыхание сделалось прерывистым. Он лежал на француженке и понимал, что должен убить ее. Хорошая, мягкая девка, но она сделала свое дело потешила воина. Даже с толстушкой Брунхильдой не было так хорошо, как с этой безымянной худышкой. Та только и умеет, что орать от восторга и вцепляться пятерней в бороду или бить немаленьким кулачком в нос. А эта словно горячая лошадка, чувствует малейшее желание хозяина: выгибает спинку, устремляется всем телом навстречу, делая миг блаженства еще острее, еще ярче. А как она умеет ласкать его губы, сосать язык и целовать в шею. С этой вальхийкой он при жизни ощутил наслаждения Асгарда.
Сигурд тяжело вздохнул и приподнялся на локтях. Лицо женщины тоже раскраснелось, на губах улыбка, она обвила его шею руками и что-то щебечет на своем языке. «Притворяется, решил Белоглазый. Не хочет умирать. Делает вид, что согласна на всё».
Я не больно убью тебя, сказал Сигурд и сдавил пальцами тонкую шею. Женщина дернулась, глаза ее расширились. Она с мольбой уставилась на викинга.
Так надо, прорычал он, Даже добряк Мелигаст не оставил бы тебя в живых. Ты можешь выдать меня. Жизнь воина дороже жизни бонда.
Пальцы все сильнее сдавливали шею. Взгляд вальхийки поплыл, лицо посинело. Но когда последняя искра жизни должна была погаснуть, Сигурд неожиданно убрал руку и поднялся. За его спиной женщина каталась по полу и надрывно кашляла, а он стоял, угрюмо уставившись в желтые языки пламени, и молчал. На что он годен, если у него не хватило духу даже на такое простое дело. А ведь он сын берсерка. Что сказал бы старый Олаф, узнав о возмутительной слабости отпрыска. Сигурд зарычал от злости, подхватил с пола грубо сколоченный табурет и запустил им в стену. Потом сел на землю и обхватил голову руками. Он долго сидел так без движения, пока женщина не подползла к нему и не прижалась к его спине.