Как все
Стихи и рассказы
Анжелика Лавицкая
Редактор Вадим Засухин
© Анжелика Лавицкая, 2017
Как все
Соавтор: Евгений Вискарь
Нам казалось: мы будем вечными,
Не проигрывать нам судьбе,
Мы других называли встречными,
Говорили им:
«Вы как все»;
Нарушали с тобою правила,
Вырывая себя из вод;
Но судьба (сука!) всё расставила:
Обыграл нас обычный сброд.
Ты и я вдруг внезапно смертные,
Вдруг внезапно поднялись ввысь
А там тоже всё жутко серое
И воняет из-за кулис.
Проигрыш
Вдохновлены травой,
мы делаемся, как все.
И. А. Бродский «Чёрные города»Они думали про себя: мы никогда не проигрываем. Просто однажды устали от рутины: она была так однообразна, как льющаяся из крана вода; из крана, который забыли выключить в ванной и вот она лилась-лилась, перескочила на пол, затопила соседей, а теперь поднималась выше, чтобы затопить собой ещё и этих двоих.
Попытки вырваться из этого потопа предпринимались смехотворные: клуб по пятницам, тусовки на выходные там эта вода, как считали они, не могла достать, и в эти часы они чувствовали себя свободными.
Правда, выдуманная свобода со временем перестала радовать: алкоголь больше не доставлял былое удовольствие, приходилось выпивать больше
Больше, ещё больше.
Четыре дня в неделю она уважаемый человек, знает всё и обо всём; он тот ещё борец за справедливость (которую, кстати, редко удавалось найти, но он справлялся); а в остальные три дня оба превращались в то, от чего в детстве тошнило, выворачивало наизнанку, и смотря на это (там, в далёком детстве), оба, хоть ещё и не были знакомы, говорили в голос:
Со мной этого никогда не случится.
Вскоре три дня превратились в четыре. Потом в пять. В шесть. В семь
В месяц.
В полгода.
А вода и не думала отступать: из-за сырости плесень и грибок сожрали стены, стала протекать крыша, тепло сменилось холодом комната погрузилась во тьму.
Она уже не была уважаемой, но всё ещё знала всё и обо всём; он уже не добивался справедливости, так как знал (всегда знал!), что это понятие относительное: её нет, и она есть.
Тёмными тенями они бродили по своим комнатам, вползали в кухню, и только белые просветы рассыпанного на стол порошка могли их оживить и одновременно уничтожить; особенно когда его перестало хватать: она могла вцепиться ему в лицо своими острыми ногтями, чтобы вырвать у него из-под носа эту полоску белизны; он мог оттолкнуть её так, чтобы она встретилась со стеной, видимо, рассчитывая, что тьма, в которую погрузилось их убежище, поглотит её раз и навсегда.
Внезапно пропала и белизна: она перестала появляться, её неоткуда было взять, знакомые, которые могли бы её достать, вдруг пропали, забрав с собой последнюю надежду.
Она умоляла его достать и спасти их обоих, он в это время превращался в беспомощную выцветшую тень: слабее обстоятельств, но сильней той, которая просила о помощи.
Заткнись! Заткнись! Заткнись!
Она зудила, как и его желание: найти и спастись, от этого он боялся стать ещё слабее, потому пока хватало сил заткнуть её снова и снова отправлял её в стену, пока и эти силы его не покинули в тот самый момент, когда она вдруг замолчала.
Не оставляй меня! Слышишь! Не оставляй!
Он тащил её к окну, надеясь снова увидеть её лицо лицо человека, той, которая всегда была рядом, а не той тени, в которую она превратилась вместе с ним.
В окно уже рвался рассвет. Как же они оба когда-то давно любили встречать рассвет: предрассветная прохлада, розовеющее небо, гаснущие далёкие звёзды, ожидание появления самой яркой, самой долгожданной звезды, которая рассеет тьму.
Она дышала. Он усадил её на подоконник и присел рядом так они всегда делали, пока не превратились в тени. Она открыла глаза и отвела взгляд к окну.
Сегодня наступило двадцать шестое?
Он хотел было посмотреть на календарь, но в голове само собой всё посчиталось двадцать шестое.
Да, ответил он, облегчённо вздыхая и закуривая: она его не оставила.
День борьбы с наркотиками, усмехнувшись, сказала она, не отводя взгляда от неба за окном.
Они победили, опустив голову, ответил он.
Жрать, бухать, забыть
соавтор: Ирэна Денидова
«Красная-красная кровь
Через час уже просто земля,
Через два на ней цветы и трава,
Через три она снова жива.
И согрета лучами звезды
По имени Солнце».
В. Р. ЦойСейчас бы «Heineken», а не вот это вот всё, Ира смотрит в окно и выпускает сигаретный дым, запивает свою дозу никотина кофе; в голове гудит это первая сигарета нового дня, первая чашка кофе; сон нехотя отлипает, но Ира с удовольствием бы вернулась в кровать и накрылась бы с головой одеялом, чтобы вновь настала тьма.
Что, всё? Неля так и сидит на подоконнике, не отрывая взгляд от того, что происходит внизу, ниже на семь этажей: солнце вновь озарило муравейник, и муравьи выбежали в поисках Чего? Ей бы лупу, чтобы поджечь эту движущуюся массу.
Ехать надо, а там опять всё серое, грязное, тучи, облака, Ира отходит от окна, тушит сигарету в пепельнице, проходит к раковине, чтобы вымыть свою чашку из-под кофе.
Ну, не знаю, усмехнувшись и спрыгнув с подоконника, говорит Неля, представь, что кто-то другой хочет быть фотографом и жить в Питере. Так что не ной и пиздуй давай.
Бодрящий пинок, с тобой не суициднешься, Ира домывает кружку, выключает воду. Нужно идти в душ, но вместо этого, зная, что опоздает, она садится за стол и снова закуривает.
А ты ещё и суициднуться хотела? Неля тоже садится за стол, но курить, пока нет желания. А как? С моста? Газ? Вены? Окно?
Не дождёшься, Ире становится смешно, она и сама не знает почему. Они так часто говорят о смерти, что в неё уже не верится, все разговоры о ней превратились в утренний анекдот.
Просто нужно определиться: день рождения готовить или похороны? откинувшись на спинку стула, продолжала Неля. Что надеть сегодня: чёрное или чёрное-чёрное, какое лицо нарисовать, какие мысли и слова подготовить для себя и для остальных.
А вот интересно, немного помолчав, продолжила Ира, похороны в днюху. В свою. Так подгадать, чтобы похоронили именно в днюху. Прикольно же? она смотрит в одну точку, смутно представляя, как такое может произойти; лёгкость подступает, но воображение не хочет вырисовывать ничего подобного, потому и лёгкость тормозит на половине пути.
По-моему, прикольнее умереть в день рождения, донёсся до нее голос Нели. И чтобы это было внезапно, голос стал намного ближе, Ира вернулась из своего воображения. Неля уже курит, но почему-то смотрит на серую стенку, которая напротив стола. Внезапно для остальных, продолжает она. Они такие приходят в предвкушении бухла и праздника, а ты сдохла. И их мысли: «Бля, я последний отгул взял ради этого» или «Так хотелось сегодня нажраться, а тут это»; ну, и самые простые: «Что?!», «Зачем?!» и «Ааааааа!».
Ну, а те, кто считаются самыми близкими, носятся такие, делают вид, что им не пофиг, она почему-то представила Нелю, хотя и была уверена, что эта носиться точно не будет, поэтому в голове быстро возник образ мужа этому придётся.
Да-а-а! почти восхищаясь, тянет Неля. «Вызовите скорую!», а кто-то пускается делать тебе искусственное дыхание, массаж сердца; до них ещё не доходит или уже дошло, но героя построить из себя надо!
«Макс тоже этого делать не будет», думает Ира.
«Ты бы так и сделала», думает Неля.
И вот приезжает скорая, Ира выходит из-за стола, чтобы заварить кофе себе и Неле, вызывают ментов. Все эти должностные что-то пишут; а эти, гости, «гости» Ира выкрикивает; она терпеть не может гостей. Гости все плачут, кому-то становится плохо, продолжает она, повернувшись к Неле спиной. Кто-то вообще труп видит впервые, а кто-то: садится тихонько за стол и выпивает, якобы он так успокаивается. Тихо так, чтобы никто особо его не заметил.
«Макс сделает именно так», думает Ира.
«Тебе станет плохо», думает Неля.
Тебя увозят, а эти гости, Неля усмехается, произнося слово «гости», какого хрена они вообще приходят? Гости всё равно садятся за стол. Во-первых, не пропадать же добру и последнему отгулу; во-вторых, кто-то вообще сегодня не ел; в-третьих, лицемерное: «Помянём! Ей бы наши кислые мины не понравились!»; а в каждом тем временем честная (потому и мерзкая) тётка из булгаковского МАССОЛИТа говорит: «Ну, мы-то живы».