Свет венца - Станислав Рем 15 стр.

Белый замолчал. Молчал и Глеб Иванович.

Олег Владимирович провёл рукой по лицу, как бы стирая усталость. Закрыл глаза, пробормотал:

Вот и я, Глеб Иванович, хочу, чтоб стало лучше. Некогда сии строки мне пропел Фёдор Иванович. Пропел просто так, самостоятельно придумав мелодию. Но как было светло и радостно тогда на душе. Сейчас тьма.

 Знакомы с Шаляпиным?

 А что в том удивительного?

 Я тоже его страстный поклонник. Посещали выступления?

 Редко.  Олег Владимирович ожил.  Зато он дважды осчастливил меня своим присутствием. Представьте себе: пел в моём доме, на Фонтанке. Кстати, где он сейчас?

 Здесь, в Петрограде.

 Остался при Советах?

 Удивлены?

 Жаль.

 От чего?

 Умрёт. Либо от голода, либо убьют. Сомневаюсь, что в ЧК кто-то ещё, кроме вас, чтит его творчество.

 Пройдёт время будут почитать.

 Когда будет мёртвым?

 Зачем же так пессимистично?  Бокий прошёл к столу, налил в стакан воды, поставил перед арестованным.  Мы, большевики, как раз за то, чтобы сохранить искусство, для народа.

 Выходит, раньше Фёдор Иванович пел не для народа?  Парировал Белый.

 От чего, ж. Пел то он как раз для всех. Только выходило, что, в основном, для привилегированного класса эксплуататоров. Как думаете, мог рабочий и крестьянин посещать его концерты?

 Но ведь студенты посещали.

 Так-то студенты. Для них даже галёрка специально придумана.

 А элита общества для вас уже не часть народа? Так выходит?

Глеб Иванович рассмеялся:

 Ох, вы и мастер загонять оппонента в угол. Есть чему поучиться. Смертная казнь всё, о чём вы хотели просить меня?

 Нервы не выдерживают. Войдите в моё состояние. Сидеть и ждать, непонятно чего. Да и зачем? Смысл?

 Хорошо, я подумаю над вашими словами. А вот за Фёдора Ивановича отдельная благодарность. Забыл как-то про него в суете. Нужно посетить, узнать, как он? Может, действительно в чём-то нуждается.

Секретарь убитого Урицкого, Александр Соломонович Иоселевич[9], худощавый юноша неполных двадцати лет, обладатель густых, волнистых кучерей, роговых очков, близорукого прищура глаз и сутулого телосложения к тому моменту вернулся с кладбища, но всего на несколько минут: заскочил в комиссариат, по личному делу. Именно в этот момент его и застал Аристарх Викентьевич (Саша остался внизу, на Дворцовой площади).

Если бы Доронин в ту минуту видел следователя, то был бы крайне удивлён произошедшей с Озеровским переменой. На второй этаж комиссариата поднялся уверенный в себе, даже помолодевший мужчина, твёрдая поступь которого с уверенностью направила его к апартаментам покойного Моисея Соломоновича.

Иоселевич, присев на корточки, рылся в ящике стола, а потому, появление следователя пропустил: тому помог толстый, ворсистый ковёр, который застилал пол приёмной. Хлопок закрываемой дверной створки испугал секретаря. Александр Соломонович резко вскочил с корточек, распрямился, быстро мигая ресницами за стёклами очков, уставился на неожиданного посетителя.

 Сегодня неприёмный день, Аристарх Викентьевич.  Произнёс испуганный Иоселевич первое, что пришло в голову.  Если по личному вопросу, приходите завтра.

Странно, подумал Озеровский, с чего он так нервничает? Вон, как пальцы забегали по отвороту куртки.

 Я не на приём, Александр Соломонович. И не по личному.  Следователь огляделся, нашёл стул, придвинул поближе к столу, тяжело уселся на него.  Я к вам как к свидетелю совершённого преступления.

 То есть?  Не понял, или сделал вид, будто не понял секретарь.

Озеровский извлёк из кармана скомканный платок, вытер потный лоб.

 Жарковато, сил нет. Сердце едва не выпрыгивает.  С последней фразой следователь поднял голову, внимательно посмотрел на секретаря, механически отмечая изменения в поведении последнего.  Меня, и товарища Бокия, интересует, по какой причине посещал данное заведение убийца Моисея Соломоновича, гражданин Канегиссер? Сразу отмечу: не в день совершения убийства.  Платок медленно скрылся в кармане.  Врать не советую: я ознакомился с тетрадью регистрации посетителей.

 Не понимаю, об чём речь.  Иоселевич ослабевшей рукой нащупал стул, придвинул к себе, присел.  Товарищ Урицкий действительно был знаком с инженером Канегиссером. Вполне возможно, знаком и с сыном инженера. А почему преступник приходил сюда? Так, тому имеется объяснение. Скорее всего, убийца посетил комиссариат перед совершением преступления в целях подготовки. Но сие вовсе не означает.

 Не понимаю, об чём речь.  Иоселевич ослабевшей рукой нащупал стул, придвинул к себе, присел.  Товарищ Урицкий действительно был знаком с инженером Канегиссером. Вполне возможно, знаком и с сыном инженера. А почему преступник приходил сюда? Так, тому имеется объяснение. Скорее всего, убийца посетил комиссариат перед совершением преступления в целях подготовки. Но сие вовсе не означает.

 Перестаньте, Александр Соломонович.  Перебил Озеровский.  Леонид Канегиссер посетил комиссариат двадцать третьего августа, о чём имеется отметка в теради. Я допросил охрану. Они вспомнили, в тот день Моисей Соломонович отсутствовал до позднего вечера. А Канегиссер приходил днём. И пробыл в помещении комиссариата почти час, точнее сорок минут, о чём тоже имеется отметка. Конечно, можно предположить, будто Канегиссер приходил к товарищу Урицкому, ждал его и не дождался. Однако, я думаю иначе. Потому, как мне известно, о том, что вы лично знакомы с убийцей Моисея Соломоновича. Месяц назад, в конце июля, вы имели возможность встретиться с Леонидом Иоакимовичем дома у вашего руководителя, на Васильевском. Мало того, вы вместе с гражданином Канегиссером покинули жилище Урицкого: в том дала показания хозяйка дома покойного Моисея Соломоновича.

Лоб секретаря покрылся испариной.

 Вы что-то путаете.

 Александр Соломонович,  голос следователя слегка потеплел,  поверьте, у меня даже в мыслях нет, вас в чём-то обвинять. К тому же, я прекрасно знаком с вашей ответственной позицией по поводу расстрела Перельцвейга, с которым вы также были хорошо знакомы. Это мужественный поступок. Я понимаю: вы действительно не можете знать, что происходило дома у товарища комиссара. Но вот то, что происходило в этих стенах,  Озеровский обвёл взглядом кабинет секретаря,  знать должны. Итак, меня интересует последний визит Леонида Канегиссера.

 Я.

 Вы были на месте. Это я тоже выяснил.  Аристарх Викентьевич слегка наклонился к собеседнику.  Александр Соломонович, у меня хватка бульдожья, если во что-то вцеплюсь не отпущу. К тому же, не вижу причин для молчания: вы проходите по делу исключительно в качестве свидетеля. Или мне пожаловаться Глебу Ивановичу? Как понимаете, я выполняю его распоряжение. Итак?

Иоселевич поёрзал по стулу.

 Но это было так давно

 Что ж,  Следователь сделал вид, будто собирается покинуть помещение,  будете обо всём рассказывать товарищу Бокию, лично, после моей докладной. Сомневаюсь, что после вы останетесь на данном посту.

 Хорошо!  Выдохнул Иоселевич, и весь осел на стуле, будто сдулся.  Я расскажу. Действительно, Леонид Канегиссер был здесь в августе сего года.  Озеровский отметил: дрожь в руках секретаря усилилась.  Двадцать третьего Канегиссер приехал ближе к вечеру, что-то около четырёх, или в половину пятого.  В шестнадцать сорок, мысленно отметил Озеровский, припомнив запись в тетради посещений.  Он хотел встретиться с Моисеем Соломоновичем, однако того, как вы правильно заметили, не оказалось на месте. Данный факт взбесил Канегиссера. Я пытался его успокоить, однако он не пожелал меня слушать. Перешёл на крик. Матерился, что для него несвойственно. Вы правильно сказали, я знал Канегиссера ещё до покушения. И с его другом, Перельцвейгом, был хорошо знаком. А как иначе, ежели, когда я приезжал на дом к Моисею Соломоновичу, то постоянно натыкался на физиономию последнего. Потом этот глупый заговор в Михайловском училище Урицкий повёл себя, как влюблённый мальчишка: никак не желал подписывать распоряжение о расстреле. После пил, по-чёрному. Вы говорите, его не было двадцать третьего. Да его четыре дня не было в комиссариате.  Неожиданно зло выпалил Иоселевич.  Приходилось придумывать, выкручиваться, мол, Моисей Соломонович выехал куда-то и затем-то. А на самом деле он дома валялся, в стельку пьяный. А тут этот прибежал. Истеричка! Кричит, руками машет. Понятно дело, из-за Перельцвейга. Ну, я и послал его, куда подале. Он ещё пуще орать начал. Пришлось вытолкать в шею.

 Что кричал?

 Не помню. Что-то о предательстве и мести. Вёл себя, как ревнивая баба.

Слишком много говорит, моментально отметил Озеровский, скорее всего, врёт. Однако, складно, видно готовился.

 После вы встречались с Канегиссером? Хотя бы мельком?

 Нет.  Уверенно ответил помощник комиссара внутренних дел.

Вторично врёт.  Тут же сделал зарубку в памяти следователь.  Старик лифтёр утверждает, Канегиссер общался с ним в день смерти Урицкого. Причём, не просто общался: убийца поинтересовался, когда прибудет комиссар? И Иоселевич ему ответил. Если бы промеж них была ссора, как утверждает помощник, то никакого бы диалога в тот день не состоялось.