Марта и Кэт тоже стали подпевать, а Консерватор просто неподвижно стоял, уставившись в одну точку перед собой. Экватор, который первый раз слышал песню, не знал, что делать, поэтому просто стоял и слушал.
Музыка завораживала. Она будила в душе какие-то странные неведомые доселе чувства. Очень хотелось подпевать, чтобы чувствовать общие с остальными людьми чувства.
Хотелось выпрямиться и расправить плечи.
Хотелось жить.
На волнах мелодии Экватор взлетал вверх и плавно опускался вниз. И при этом ему казалось, что всё происходящее заранее отрепетировано и бывает здесь достаточно регулярно. Каждый из присутствующих знал своё место и свою роль в этом спектакле, исключая, конечно, его, нового бойца.
Музыка затихла, оставив после себя легкое дрожание в воздухе. Новоиспеченный генерал-полковник резко выдохнул и опрокинул в себя стакан с жидкостью. Звякнула об зубы медаль, скатившись в его рот. Лицо генерала сморщилось, перекосилось он выплюнул себе в ладонь металлический кружок, быстро поднес к носу рукав кителя, глубоко вдохнув.
Ох, хорошо! выкрикнул-выдохнул он после небольшого молчания, после чего сел на свое место. И сразу же села Кэт. За ними опустились на стулья все остальные.
Генерал с наслаждением оторвал зубами кусок мяса и повернулся к Экватору.
Я вижу, боец, ты не знаешь слов Государственного Гимна своей Родины!? сказал он, задумчиво жуя мясо.
Экватор пожал плечами, так как не знал, что сказать. Он не просто не знал слов гимна, но и словосочетание «государственный гимн» было для него достаточно отвлеченным понятием, если не сказать, абсолютно неизвестным.
Плохо, очень плохо, покачал головой генерал, нам придется хорошо потрудиться перед тем, как ты, солдат, принесешь присягу своей Родине. Кроме физической подготовки, тебе предстоит наизусть выучить устав воинской службы и текст государственного гимна. Ибо, как ты понимаешь, без этого невозможно отлично служить своему народу.
Экватор, глядя на человека в кителе, кивнул.
Не слышу ответа, солдат! рявкнул генерал-полковник.
Экватор вскочил и громко сказал:
Есть, господин генерал-полковник, будет незамедлительно исполнено!
Лицо генерала расплылось в довольной улыбке, а в его поплывших глазах появились бесовские огни.
Упор лежа принять!
Экватор, не раздумывая, упал на бетонный пол и замер в ожидании следующей команды.
И, раз! И, два! генерал размеренно считал, глядя на отжимающегося от пола человека. Марта задумчиво смотрела на своего сына. Кэт, тихо напевая одними губами мелодию гимна, ковырялась в своей тарелке, периодически поднося ко рту ложку. Консерватор медленными движениями перебирал в ладонях свой пустой стакан.
На восьмом отжимании Экватор почувствовал, как съеденная пища подкатывает к горлу. Боль в мышцах нарастала, а генерал явно не собирался останавливаться.
И, десять!
Экватор остался лежать на полу, не в состоянии переместить своё тело в нужном направлении. Тяжело дыша, он смотрел в пол и не видел его.
Слабак! мрачно буркнул генерал. Встать!
Экватор медленно встал.
По залу десять кругов бегом марш! приказал генерал, показав рукой, где надо бегать.
Экватор неспешно побежал в указанном направлении.
Бегом, я сказал, урод недоделанный!
Экватор ускорился. Окружность зала была небольшой, и первый круг он пробежал легко. Второй тоже прошел без затруднений.
Еще быстрее, солдат! приказ генерала подстегнул его. И, ускорившись, он очень скоро сбил дыхание, и к четвертому круг дышал уже тяжело. Сапоги на ногах вдруг стали казаться неподъемной ношей, и, ко всему прочему, они стали натирать кожу стоп. На шестом круге нестерпимо больно закололо справа в животе. Боль была сильная и нудная, Экватор чуть сбавил темп, заметив, что генерал отвлекся, Кэт снова налила ему в стакан жидкость, и он медленно выпил.
Восьмой и девятый круги дались Экватору очень тяжело. Он уже ни о чем не думал и ничего не видел, погрузившись в себя, в свою боль в легких и мышцах ног. Десятый круг он пробежать не смог. Споткнувшись о свои ноги, он со всего маху полетел вперед, больно ударившись боком о бетонный пол.
Экватор лежал и хрипло дышал. Он ни о чем не думал, ничего не видел и не слышал. В эти минуты он пребывал в состоянии полного отсутствия каких-либо желаний, кроме одного с преогромным удовольствием он бы вцепился зубами в генерала, если бы тот сейчас подошел к нему. А потом можно было бы умереть. Или, если первое осуществить невозможно, то он бы предпочел просто умереть.
Восьмой и девятый круги дались Экватору очень тяжело. Он уже ни о чем не думал и ничего не видел, погрузившись в себя, в свою боль в легких и мышцах ног. Десятый круг он пробежать не смог. Споткнувшись о свои ноги, он со всего маху полетел вперед, больно ударившись боком о бетонный пол.
Экватор лежал и хрипло дышал. Он ни о чем не думал, ничего не видел и не слышал. В эти минуты он пребывал в состоянии полного отсутствия каких-либо желаний, кроме одного с преогромным удовольствием он бы вцепился зубами в генерала, если бы тот сейчас подошел к нему. А потом можно было бы умереть. Или, если первое осуществить невозможно, то он бы предпочел просто умереть.
Но, никто к нему не подходил. Ни Генерал, ни Смерть.
Отдышавшись, Экватор поднял голову и посмотрел вокруг. Генерала в помещении не было, также отсутствовали Консерватор и Кэт. Марта сидела за столом и смотрела на него.
Иди сюда, парень, позвала она его спокойным голосом.
Экватор встал и медленно на негнущихся ногах вернулся к столу.
Садись, ешь, сказала женщина, подтолкнув к нему свою миску, в которой лежал кусок вареного мяса.
Экватор не стал ждать повторного приглашения и принялся за еду.
10
Черный Язык открыла глаза.
Темно. Очень темно.
Даже Луна умерла, погрузившись во мрак.
Время прекратило свой бег, оставив пространство в одиночестве.
Пространство сжалось вокруг неё, похоронив надежду на жизнь.
Может это и есть смерть.
Она ничего не чувствовала, и это было самое страшное. Голод перестал её мучить, глаза ничего не видели, запахи в воздухе отсутствовали, и даже свое тело казалось уже мертвым. Внутри давно уже не было шевелений.
Наверняка, это смерть. И для неё, и для будущего.
Скоро всё закончится.
Или уже закончилось.
Борьба за жизнь прекратилась в тот момент, когда она осталась одна. Она знала, что сестры погибли. Ослабевшая от голода, она не смогла бы сейчас поймать даже полумертвую дичь.
Сейчас Черный Язык не в состоянии добыть пищу, а без неё выжить невозможно.
Она снова закрыла глаза и стала ждать смерть. Она не боялась её всего лишь один прыжок в обязательное будущее. Во всяком случае, так научила её мать то, что произойдет обязательно, бояться не надо. Но и торопить не к чему.
Внезапно она что-то почувствовала. Изнутри из брюха что-то похоже на толчок и она сразу же открыла глаза. Слабый, но явственный, словно кто-то пытался дать ей знать о том, что жив. И через мгновение еще толчок.
Щенки живы.
Черный Язык оскалилась.
Жизнь продолжается.
Выбора у неё не было. Чтобы выжить, надо это сделать.
Инстинкт самосохранения умер перед вспыхнувшей на мгновение надеждой.
Зубы сомкнулись на передней лапе, и, даже боль благо, потому что давала ощущение возвращения к жизни. Боль, как осознание того, что она еще на что-то способна. Пусть так, но она еще способна что-то сделать для своих щенков.
Собственная кровь, эта живительная влага, заставила её заурчать. Совсем немного мяса и осознание того, что она еще может что-то изменить.
Черный Язык не смогла бы насытиться своими передними лапами, но смогла оттянуть момент смерти до рождения новой жизни, ради которой всё это и происходило.
Или ускорить его, если бы ей не повезло.
Шевеления в брюхе усилились.
Жизнь внутри давала о себе знать.
Она, положив морду на землю, снова закрыла глаза.
Боль не даст ей уснуть-умереть, и это хорошо.
Даже если у неё ничего не получится, она боролась до конца.
Даже если она не увидит своих щенков, у них будет шанс на выживание.
11
Видения. Они приходят и уходят, становясь основной частью моей жизни.
Изображение с экрана монитора из прошлой жизни человечества, настолько нереальное, что, кажется, этого никогда не было. Фильмы, которые я могу смотреть, наверняка всего лишь выдумка, чтобы обмануть зрителя. Сказки, рассказанные наивному человечеству, перед тем, как оно перешагнуло через край.
Практически всё сюжеты я знаю наизусть. Их около ста, и, начиная с детства, я смотрел их сначала еженедельно на большом экране вместе со всеми оставшимися в живых людьми, потом тайком из укромных мест, а сейчас в медицинском отсеке с личного монитора.
Я ненавижу эти фильмы, потому что они заставляют поверить, что мир был другим, и люди относились друг к другу совсем не так, как сейчас.
Я обожаю эти фильмы, потому что не верю, что такое возможно.