Папа! С днем седьмого ноября, Машенька забавно картавила:
Надо сказать Наташе, что они отлично вышли на фото, Наташа, в роскошной чернобурке, снялась с дочкой на коленях. Машенька, в шелковом, пышном платье, напоминала дорогую куклу. Малышка широко раскрыла большие глаза. Журавлев улыбнулся:
Они у Машеньки яркие, как небо, Наташа заплетала девочке белокурые, трогательные косички. Журавлев не интересовался у начальника судьбой мальчика, который, когда-то, жил в его семье. Тело его матери гнило где-то в болотах под Волховом, а участь отца была давно решена. Бывшего коллегу, а ныне соратника Власова, штурмбанфюрера СС Воронцова-Вельяминова ждал суд и петля:
Вовремя Антонина Ивановна без вести пропала, хмыкнул Журавлев, иначе бы ее тоже расстреляли. Как Воронова расстреляют, когда найдут, вместе с женой, после бегства из Свердловска бывший Герой Советского Союза и бывшая орденоносец Князева исчезли, словно растворившись в миллионах эвакуированных на Урал и в Сибирь людей.
Эйтингон слышал шаги на дорожке:
Сейчас партию завершим, папку для Серебрянского он тоже убрал в портфель. Наум Исаакович, внимательно, следил за донесениями со среднеазиатской и китайской границ. После побега из Казалинска, калеки с Князевой, никто не обнаружил. В Казалинске так называемые Фроловы жили без ребенка, что беспокоило Наума Исааковича:
Я обещал мальчику найти его сына, твердо сказал себе Эйтингон, ребенок не должен расти без отца, предстояло еще, по просьбе Паука, избавиться от потомства якобы процветающего в Москве раввина Горовица.
Мальчик не хотел тащить в Москву чужое дитя:
Правильно, одобрительно подумал Эйтингон, Дебора после потери сына будет вне себя от горя. Новости о смерти мужа ничего для нее не изменят. Матвей подставит ей крепкое, мужское плечо. Женщины ценят подобное. Она всю жизнь будет ему благодарна. Примет его ребенка, родит еще детей, полковника Гурвича в Москве ждала отличная квартира, дача, автомобиль, должность куратора атомного проекта, генеральское звание и Золотая Звезда Героя.
За мальчика Наум Исаакович не волновался. Матвей Абрамович вполне мог стать начальником управления, на Лубянке, и даже дослужиться до заместителя министра:
И я буду рядом, разумеется, Эйтингон думал о другом ребенке.
Он приказал доставлять себе, каждый месяц, сведения из Караганды. Донесения из детского дома ему отчаянно не нравились. Воспитанник Иванов два раза пытался бежать, угрожал своим обидчикам ворованным из мастерской шилом, и отметил годовщину революции в карцере. Ребенок ухитрился сделать заточку, из украденной в столовой ложки:
Нападал на воспитателя, нанеся ему легкое ранение, типа царапины, с фото на Эйтингона смотрел наголо бритый, угрюмый пацан, с подбитым глазом:
Зубы ему тоже выбили, кажется. Нет, просто молочные выпадают, несмотря на голодную жизнь, Иванов больше напоминал девятилетнего мальчика:
Плечи у него мощные, он высокого роста, парень, на шестом году жизни, смастеривший заточку, подавал большие надежды.
И в кого он такой растет? удивился Эйтингон:
Петр трус, каких поискать. Кукушка мне еще во время оно говорила, что Петр за чужие спины прячется. Да я и сам все видел, Эйтингон уверял себя в том, что Кукушка и ее дочь мертвы. Так ему лучше спалось:
Скоро мы расстреляем младшую Горскую, и от семейки предателей ничего не останется, пацан мрачно смотрел вперед:
Внук герцога Экзетера, вздохнул Эйтингон, понятно, откуда у него такая кровь. В мизинце леди Холланд было больше смелости, чем во всем Петре. Семья титул от Вильгельма Завоевателя получила, парень, раньше напоминавший мать, стал похож на кого-то другого:
Но не на Петра, это точно, ребенка можно было бы забить до смерти, но Эйтингон считал, что с Ивановым прощаться рано:
Он нам нужен. Петра мы найдем и арестуем, но другие пособники фашистов могут сбежать, спрятаться, как и сами фашисты. Петр трясся над сыном. Если мы приставим пистолет к затылку Володи, мерзавец нам все расскажет, Эйтингон послал в Караганду распоряжение присматривать за ребенком.
Он не хотел, чтобы Иванов закончил инвалидностью:
Потом мы его расстреляем. С двенадцати лет можно использовать высшую меру социальной защиты, сев напротив, Журавлев протянул ему фото.
Потом мы его расстреляем. С двенадцати лет можно использовать высшую меру социальной защиты, сев напротив, Журавлев протянул ему фото.
Отличная девчонка, одобрительно сказал Эйтингон. Он подумал:
Повозиться бы с малышом, мои дети выросли, ему, иногда, хотелось вернуться к ребячьему лепету, неумелым рисункам, и веселому крику, в передней: «Папа пришел!».
Наум Исаакович хохотнул, двигая вперед белого коня:
Не зря мы сицилианскую защиту играем, Михаил. Я тебя сейчас буду громить, как союзники вермахт, на Сицилии, щелкнув зажигалкой, он откинулся на спинку покойного, обитого прохладным шелком, кресла.
Аэродром Яшлык
Над пустынным полем, с черными силуэтами самолетов, висели тяжелые, набухшие грозой тучи. Оказавшись в Средней Азии, Лиза вспомнила бои в Монголии:
Если бы я знала тогда, как все обернется. Полковник Воронов погиб, а я поняла, кто были мои родители, она, иногда, спрашивала себя, что случилось с японцем, спасшим ее от диверсанта:
Он, скорее всего, не японец был, а советский человек, разведчик. Я его больше никогда не увижу, Лиза не жалела, что покинет Советский Союз. После расстрела сестры и племянницы у нее не осталось ни одного близкого человека:
И Анна Александровна с Мартой понятия не имели, что я их родственница. НКВД никогда меня в покое не оставит, а Стивену вообще здесь жить нельзя, они с полковником Кроу не говорили о будущем:
Он венчался с покойной женой, думала Лиза, когда они из Германии бежали. Он был в плену, женился на немке, и ему, все равно, разрешили летать на новой технике, ни одного советского летчика, бежавшего из плена, не пустили бы в небо:
Тебя саму НКВД допрашивало, на Халхин-Голе, напомнила себе Лиза, а ты даже на вражеской территории не была, Стивен отмахивался:
Я офицер, джентльмен. Как можно было мне не поверить? То есть имелись, как вы их называете, перестраховщики, он улыбался, но они оказались в меньшинстве, за два года Стивен хорошо выучил русский язык:
Особенно слова, которые нам в детстве, на уроках, не преподавали, весело думал он, я теперь мастер таких выражений, на людях Стивен мычал, делая вид, что плохо говорит. От акцента он так и не избавился.
С шофером попутного грузовика, шедшего на восток, объяснялась Лиза. Они не стали ловить машину в городе. Стивен и Лиза добрались пешком до трассы, обойдя военный пропускной пункт, где у водителей и пассажиров проверяли документы. Дорога была разбитой. Тридцать километров по разбитой дороге, они проехали за час, в кузове колхозного грузовичка. Стивен и Лиза оказались в Яшлыке к обеду.
Они очень удачно выбрали для побега праздничный день. Три пыльные улицы поселка, увешанные кумачовыми транспарантами, наполняли колхозники и военные, с авиабазы. В репродукторе гремели марши. В утренней сводке сообщили, что на Первом Украинском фронте советские войска освободили Фастов.
Местная чайхана бойко торговала, у лотков с пирожками выстроилась очередь. Под ногами валялась засаленная бумажная лента, шелуха от семечек, окурки дешевых папирос. На Стивена, в потрепанном костюме и грубых сапогах, с кепкой на почти лысой голове, и Лизу, в узбекском наряде и платке, никто не обращал внимания.
К третьему году войны калек вокруг бродило столько, что на Ворона давно прекратили оглядываться. У входа в чайхану отирался молодой парнишка, лет двадцати, на тележке, и несколько человек с костылями. Парень играл на гармошке, мужчины передавали друг другу бутылку с мутной, белесой жидкостью. Водку продавали по коммерческим ценам, сюда ее привозили из Ташкента. У казахов Стивен попробовал самогон из кобыльего молока:
С водкой его не сравнить, усмехнулся Ворон, всего тридцать градусов. Но в жару он пьется хорошо, день был душным. Заметив на востоке облака, Стивен, неслышно, шепнул Лизе:
Если к вечеру соберется гроза, нам такое только на руку, пока дождей не случалось, хотя здесь непогода, обычно, начиналась в октябре.
В чайханы женщины не заходили. У них в мешке лежала стальная фляга, подаренная Стивену казахами. Взяв зеленого чаю, и пирожков, Стивен с Лизой сели на скамейку, в чахлом сквере, с гипсовым бюстом товарища Сталина. Музыкальная программа закончилась. Диктор, важно, сказал:
Передаем отклики трудящихся нашей страны на доклад Председателя Государственного Комитета Обороны товарища Сталина на торжественном заседании Московского Совета депутатов трудящихся с партийными и общественными организациями Москвы. Мудрая речь вождя, сталинский анализ событий истекшего года, года коренного перелома в ходе войны, вызвали в тылу и на фронте новый величайший патриотический подъём, зазвенел восторженный, женский голос: