Да?.. Выходит, ты мой юный почитатель?
Вы? А причем тут вы?
Понимаешь, он склоняется надо мной и переходит на полушепот, при этом улыбается, открою тебе страшную тайну, но только ты, чур, никому, понял?
Предвкушая услышать что-то ужасно страшное, округляю глаза и говорю:
Я могила, все так и умрет между нами. Никому слова не скажу, вот увидите. Пытаюсь перекреститься, но вовремя спохватываюсь, что некрещеный.
Он произносит мне в ухо:
Юноша, как ни прискорбно, но я и есть тот самый Захар Суббота.
Поднимаю на него глаза.
Ну, да! Так я вам и поверил Чтобы вы и Захар Суббота?! Ни в жизнь
Увы, но это так. Извини, если разочаровал; если ты хотел увидеть кого-то другого, а увидел всего лишь меня.
Покажите паспорт поверю. Окончательно осмелев, довольно нахально заявляю в ответ.
Показал бы, но это ничего тебе не даст.
Как так? Он меня совсем запутал. У меня в паспорте написано: Мурзин Геннадий Иванович Ну, и все прочее. У вас должно быть
В моем паспорте все не так.
Ну, что я говорю? Какой вы Захар Суббота, если в вашем паспорте не так, а?
Это бывает, когда Как бы тебе объяснить Захар Суббота это мой псевдоним.
Псевдоним? Переспрашиваю его, выпучив от удивления глаза. А что такое «псевдоним»?
У человека иногда бывает две фамилии: одна настоящая, та, что в паспорте, а другая вымышленная, то есть псевдоним.
Так не бывает. Возражаю вновь.
Бывает, юноша, бывает. Особенно в литературе и журналистике. Например, ты слышал о французском писателе Жорж Санд?
Гордо ответил:
Да! Читал его роман «Консуэло».
Его, говоришь? Вот и нет: автор романа не мужчина, а женщина.
Как так? Жорж не может быть женщиной.
Жорж Санд это псевдоним писательницы. На самом же деле она Аврора Дюпен.
Значит вы Захар Суббота?
Как ни прискорбно, но так.
Во, здорово! Я разговариваю с самим Захаром Субботой. Скажу пацанам сдохнут от зависти.
Ты преувеличиваешь Впрочем, мне надо в типографию Ты ведь зачем-то пришел.
Понимаете, замялся, у меня тут письмо. Протянул тетрадные листки. Прошу поместить в вашей газете.
Ну-ка, ну-ка.
Он взял листки и стал читать.
И почерк же у тебя. Покачав головой, сказал он.
Извините. Виновато опускаю глаза вниз.
Он читает, а я наблюдаю за ним, пытаясь понять его реакцию. Вижу, что он то и дело качает головой. Мне кажется, что одобрительно. Но кто его знает. Как начнет снова хохотать!
Он перестает читать, откладывает в сторону листки и внимательно смотрит на меня.
Итак, хочешь, чтобы я поместил? Несколько раз киваю. А ты, парень, способный очень способный. Сразу видно. Ты раньше когда-нибудь писал в газету?
Отрицательно качаю головой.
Тем более У тебя сколько классов?
Шесть. Краснея, отвечаю ему.
Это видно К сожалению. Вновь стыдливо опускаю вниз глаза. Заметив смущение, приободряет. Не огорчайся. Ничего Учиться никогда не поздно. Успеешь еще. Без отца вырос? Молчу, он на ответе не настаивает, видимо, догадавшись, что затронутая им тема болезненна для меня. Учись, юноша, учись Без образования куда? Подумай.
А это
Что именно?
Поместите?
Обязательно, юноша. В следующем номере опубликую. Ты молодец. Ты смог не только пересказать ситуацию с хамством продавщицы, но и пошел дальше. А именно: очень правильно сделал вывод о том, что хамства будет куда как меньше, если организаторы массовых мероприятий станут больше заботиться о том, чтобы люди могли без нервотрепки купить все, что нужно во время отдыха. Ты прав: людей собрали тысячи, а позаботиться о дополнительных торговых точках с тем же лимонадом не удосужились. Не умеют наши руководители думать. Он встал, хлопнув меня по плечу, добавил. А ты пиши, ладно?
Кивнув, вылетел из редакции.
Действительно, через неделю держал в руках многотиражку «Голос горняка», где на второй странице внизу под рубрикой «Сатирическим пером» стояло мое «письмо». Прочитал раз, второй, третий. И потом несколько месяцев носил в кармане гимнастерки эту газету с моей заметкой, самой первой в моей жизни заметкой.
Так состоялась моя первая встреча с первым профессиональным журналистом Владимиром Николаевичем Долматовым. Это мой Мастер! Главный Учитель всей моей творческой жизни.
Газета с заметкой попала на глаза нашему замполиту. Он вызвал к себе. Кивнув в сторону газеты «Голос горняка», Уткин спросил, как всегда, насупив брови:
Ты? Кивнул. Талантливо, понимаете ли Неужели это ты сам, понимаете ли? Опять же кивнул. Все сам-сам?
Сам В редакции только ошибки исправили.
Талантливо, понимаете ли, талантливо. Пиши, понимаете ли, пиши, если так хорошо получается.
В редакции мне это же посоветовали.
И отлично, понимаете ли. Мог бы, например, в «Кушвинский рабочий» написать Например, о своей группе, о товарищах, об учебе
На следующий вечер так и сделал: засел за заметку о своей группе. Написал-то написал, однако с ней начались серьезные проблемы.
В редакции городской газеты «Кушвинский рабочий» мою вторую в жизни заметку принял корреспондент отдела писем Владимир Колобов. Потом узнаю, что он не настоящий корреспондент, а студент УрГУ, практикант. И он долго возился с моей заметкой. Она ему не понравилась. Собственно, мне тоже. С грехом пополам заметку подготовили к печати, и она появилась все-таки в газете.
Это дело, писание заметок (несмотря на последнюю неудачу) мне понравилось. А еще больше понравилось общественное мнение вокруг этого. Ребята просто ходили за мной табуном. А в комнате общежития, когда садился за писание очередной заметки в газету, устанавливалась гробовая тишина. Все четырнадцать мальчишек ходили на цыпочках, а в коридоре шепотом всем другим сообщали радостную новость: «Он пишет!»
От такого всеобщего внимания вскружилась голова юного журналиста. И стал забывать, что за плечами всего шесть классов, что малограмотен, что надо учиться и совершенствоваться. Слава отрава, ядовита, знаете ли.
Отрезвление придет быстро. Похмельный синдром окажется тяжким. Но это случится уже вне стен школы ФЗО.
Единственный настоящий Учитель и Наставник Владимир Николаевич Долматов (сидит). Это он сделал из Геннадия Мурзина творческого человека.
Глава 7. Будто обухом по голове
«Ша, парни, писатель пишет»
25 июля 1959 года в моей трудовой книжке появилась очередная запись: принят переводом каменщиком в Гороблагодатское строительное управление треста «Тагилстрой». Инспектор отдела кадров, оформлявшая документы, заметила:
Вам крупно повезло. Она имела ввиду меня и еще четверых моих соучеников по ремесленному.
Все смолчали. Ну, а меня, как всегда, дернул черт за язык, спросив:
Почему вы так говорите?
Ну, как же! Пафосно воскликнула она. Вы станете членами самого знаменитого, самого уважаемого у нас трудового коллектива членами бригады Разумова. У Разумова, скажу я вам, работать не только почетно, но и выгодно: в бригаде хорошие заработки. Женщина посмотрела на нас по верх очков и завистливо добавила. Вы такие везунчики. Многие бы хотели оказаться на вашем месте.
Что ж, для каждого из нас хорошие заработки не помеха. Мы вступаем в самостоятельную жизнь на пороге осени, когда надо будет прибарахляться, самостоятельно кормиться и прочее.
Нас направили в молодежное общежитие. Комендантша, женщина весьма мрачная, встретила нас холодно. Особенно у нее испортилось настроение, когда мы высказали просьбу поселить нас вместе, то есть в одной комнате, так как мы друг друга хорошо знаем, друг к другу привыкли, за десять месяцев учебы и жизни в школьном общежитии пообтёрлись и нам будет легче сообща выживать. Она нас выслушала, скривилась, как от неожиданного приступа зубной боли, и затем мрачно, не удостоив нас даже взгляда, изрекла:
Еще чего?! Ишь, им подавай отдельную комнату. А, может, сразу благоустроенную квартиру, а?
И тут длинноязыкость опять-таки дала о себе знать. Возразил:
Но нам говорили
Она оборвала меня.
Чего же пришли ко мне? Идите туда, где вам что-то говорили. А здесь я начальник: как решу, так и будет; куда поселю, там и жить будете. Нет у меня свободных комнат, поэтому пойдете на подселение. Ясно?
Мы уже были согласны на все. Мы встали, чтобы пойти получать постельные принадлежности, однако все тот же мрачный голос комендантши остановил нас.
И вообще, запомните простую истину: в этих стенах я для вас все. А свои фэзэушные штучки-дрючки забудьте.
Она зря старалась с последними напоминаниями: мы все уже поняли и так.