Интересная деталь. Пройдет несколько лет и случится так, что в мой кабинет постучится и войдет тот самый барин из Горького. Он будет проситься на работу, хотя бы в качестве корреспондента. Сразу его узнал, хотя прежнего высокомерия у того как не бывало. Он тоже узнал? Вряд ли. Вакансия была, однако, признаюсь, сказалась давняя обида, и отказал.
Отпуск закончился, а так и ничего не нашел. Сижу как-то в кабинете (свои поползновения держу в тайне, даже от близких людей) и в голове возникает мысль: а не позвонить ли редактору первоуральской городской газеты «Под знаменем Ленина»? Ведь под боком. Газета уважаемая в области: выходит пять раз в неделю и тираж один из самых высоких в области. Понимаю, что меня никто заместителем редактора не возьмет. Но дело разве в должности? Позвонил. Злой рок какой-то: трубку на том конце провода снял не кто-нибудь, а инструктор обкома КПСС Виктор Дворянов (по голосу узнал). Я в растерянности. Что делать? Здороваюсь. Представляюсь. Дворянов, чувствую, удивлен подобному совпадению не меньше моего.
Ты с редактором хотел переговорить, да? Подтвердил и сказал, что могу перезвонить позднее. Зачем? Он сейчас возьмет трубку.
Спросил редактора насчет вакансий. Сергей Леканов сказал, что кое-что есть. И добавил:
Но если ты рассчитываешь на должность заместителя редактора, то ничего не получится.
Что вы! Воскликнул в ответ. Согласен на любую творческую работу.
Договорились, что приеду, и обговорим детали. Съездил. Поняли друг друга. По крайней мере, мне так казалось. Вернувшись в Шалю, пишу заявление об увольнении. Прошу без отработки. Кустов подписывает заявление и пишет приказ. На другой день свободен. Уезжаю в крупный промышленный центр Среднего Урала, где много строится, жизнь бьет ключом.
Шаля, где проработал ровно четыре года, остается в прошлом. А что впереди?..
Глава 43. До чего ж изменчива фортуна
Умение жить это целая наука
Не умею жить это очевидно. Не умел всегда. В ранней юности можно было сделать скидку на отсутствие жизненного опыта, на столь естественный юношеский максимализм (высказывается идея, что он присущ всем людям незрелого возраста, но это неправда: видел в своих сверстниках, еще в школе, поразительно много умения жить как ловко ластились к учительнице и все лишь ради того, чтобы заручиться расположением и обрести надежду на снисходительность). Уже тогда одним хотелось хорошей, беспорожистой жизни, других дьявол тянул за уши к некой правде, за которой виднелись неизбежные конфликты.
Умом всегда понимал, что в каких-то случаях лучше всего промолчать, отступиться, но нет! Рассудок подсказывал, что надо, наоборот, расшаркаться, улыбнуться, сказать невинный комплимент, и все наладится, человек перестанет глядеть зверем. Угрюмо отворачиваюсь и молчу. Столь явная демонстрация не остается незамеченной. Жди последствий. Что это? Гордыня один из смертных грехов. Прямолинейность (может, твердолобость?), будто бы, характерна для ограниченных людей. Если это так, то Грустное признание.
«Уменьем жить писал в Обрыве И. А. Гончаров, называют уменье ладить со всеми, чтоб было хорошо и другим, и самому себе, уметь таить дурное и выставлять, что годится»
Этим словам более полутора веков. Они заинтересовали меня тем, что, оказывается, термин «уменье жить» имел хождение в народе уже тогда. Может, умение жить (либо обратное) передается по наследству и становится частью общей и неизбежной судьбы человека?
Не могу сказать, что не хотел «уметь жить» это было бы большой неправдой. Хотел и даже очень хотел! Часто убеждал себя, что обязан жить по правилам, установленным обществом, что должен смирить гордыню, укоротить язычок и стать, как все те, что окружают меня. Почему, спрашивал сам себя, они «умеют жить» и у них всё получается, а я нет, и моя жизнь тащится раскорякой? Чем хуже? После самовнушения начинал демонстрировать «умение жить»: не лез в бутылку, обходил стороной те места, где могли возникнуть конфликтные ситуации, на редакционных летучках или на собраниях коллектива больше молчал и слушал, не вылезая со своим «особым мнением», часто кивал, намекая на согласие, хотя до него было далеко, находил нужные слова, чтобы порадовать начальство или ненавистного коллегу, откликался на просьбы, если даже они были противны мне, пропускал мимо ушей обращенные в мой адрес колкости или отшучивался. И видел, как все начинает налаживаться, окружающие меня люди начинают относиться по-другому. Оказывается, так это приятно! Мне уже казалось, что и я овладел в совершенстве «умением жить». Но проходило в этой «благодати» от силы полгода и всё возвращалось на круги своя. Вновь срывался. Причем, спотыкался на ровном месте, там, где не ожидал опасности. Не иначе, как злой рок. И неизбежен вопрос: может, не стоит ломать себя? Ведь от предначертанного судьбой не убежишь.
Чем, как не злодейством судьбы, можно еще объяснить вот эту историю? Почему именно меня втянула она в свой водоворот? Больше некого, что ли? Вон, сколько людей вокруг!
Сегодня праздник, наш, профессиональный, местечковый: тот редкий день, когда шеф уехал в областной центр и, скорее всего, не объявится до конца дня. Все раскованы, то есть ничего не делают. Толпами лишь перемещаются из одного кабинета в другой, судача обо всем, что придет в голову. До двенадцати меня в редакции не было: рыскал в поисках материала для очередных публикаций по переделам одного из цехов новотрубного завода. Прибежав, оглядевшись, хмыкнул: мыши гуляют, не чуя кота. Сбегал на пятнадцать минут в кафе, пообедал, вернулся и засел за работу. Работа, чувствую, идет подозрительно споро. Спешу доделать корреспонденцию, чтобы отправить поскорее в машбюро: у девчонок простой и отстучат мой заказ быстро. Половина шестого. Через полчаса домой. Вычитал с машинки оригинал, отнес ответственному секретарю. Вернулся. Гляжу в окно и вижу, как по противоположной стороне улицы взад и вперед прохаживается жена: ждет, когда закончу работу. Да, пользуясь отсутствием редактора, мог бы и слинять прямо сейчас, но, принципиальничая, упрямо жду своего законного времени и пока прибираюсь на столе, где вечный беспорядок. Встать бы вот сейчас, уйти и ничего бы, возможно, не случилось. Но жду удара судьбы. Ну, а она тут как тут.
Без десяти шесть вечера. Уже встал, достал из шкафа легкую куртку, надел, мельком глянул в зеркало и, увидев, торчащий вихорок на голове, попытался пригладить: не получилось, пучок непокорных волос не хотел ложиться. Плюнул в сердцах и взялся за скобку двери, намереваясь уйти. И ушел бы. Но зазвонил на моем столе телефон. Оглянулся. Кому это понадобился? Неужели жена балуется и звонит из автомата на углу? Ну, чертовка, заслужила выговор. Возвращаюсь, недовольно и непроизвольно гляжу в окно: жена все там же, значит, не она звонит. А кто? Судя по настойчивости, думаю, человек знает, что все еще на месте. Может, ответственный секретарь или первый заместитель редактора из типографии, где подписывает завтрашний номер? Снимаю трубку и с мрачной миной на лице бросаю:
Слушаю!
Добрый вечер, Геннадий Иванович. Слышится в трубке незнакомый мне баритон. Судя по хорошо поставленному голосу, отмечаю, кто-то из высокого, но мне незнакомого, партийного начальства. Смутило, что абонент называет меня по имени и отчеству, значит, звонок не случаен.
Здравствуйте. Отвечаю абоненту.
Вновь звучит размеренный баритон:
Вам позвонил помощник секретаря обкома КПСС
Очень приятно, говорю, но вам, наверное, нужен редактор.
Да-да, соглашается помощник секретаря обкома, я бы ему позвонил, однако он, как мне сообщили, в Свердловске Хотел перехватить у нас. В секторе печати сказали, что только-только ушел.
Может, переговорите с первым заместителем редактора?
Охотно бы Набирал номер никто не отвечает.
Он в типографии.
Я так и подумал. Выходит, вы сейчас главный по должности.
Ну, замялся, не совсем так: третье лицо в редакции ответственный секретарь. Позвать?
Нет-нет, не стоит. Дело, по которому позвонил, ближе вам.
Хорошо, слушаю.
Пришлось согласиться, а что оставалось делать?
Полчаса назад на приеме у Юрия Владимировича Петрова побывала группа рабочих Первоуральского завода сантехизделий Они рассказали отвратительную историю, которая произошла в их коллективе в канун Нового года. Помощник секретаря обкома детально рассказал о существе истории, а потом добавил. Юрий Владимирович выразил желание, чтобы лично вы проверили факты, если найдут подтверждение, то считает необходимым написать о них в вашей газете.
Простите, почему я? Откуда товарищ Петров может знать о моем существовании?
Не знаю Не вникал Возможно, вашу кандидатуру порекомендовали в секторе печати. Я же передаю лишь настоятельную просьбу Юрия Владимировича.
Все-таки продолжаю упорствовать, несмотря на то, что рассказанная история меня зацепила, и начинаю гореть огнем желаний:
Благодарю за доверие, но я не один в коллективе Да и не мне решать Сообщу о просьбе товарища Петрова руководству
Делайте, как считаете нужным, заключил баритон. Желаю творческих успехов!
Помощник секретаря обкома положил трубку, а я задумался, но лишь на одну минуту. Совсем не хотел выпускать из рук подобные факты, приплывшие ко мне оттуда, откуда ожидать было нельзя. Ведь речь шла не просто о коммунистах заводской парторганизации, а об элите, сливках. Судя по первоначальной информации, в истории замешаны и директор, и секретарь парткома, и председатель профкома. Короче, грязь. А тут уж только дай мне порыться в дерьме! Удача-то какая! К тому же освящена светлым именем обкома КПСС. Раззудись плечо да размахнись рука богатырская! Надо ковать железо, покуда оно еще горячо. Иду к первому заместителю редактора. О звонке из обкома подробно рассказал Борису Пручковскому (не везение, что ли, когда того увидел у себя в кабинете в столь поздний для него час и к тому же почти трезвым?). Пручковский разомлел, услышав, что это поручение обкома и тотчас же одобрил мою идею: завтра с утра заняться историей. И добавил: