Бывшему главному врачу райбольницы захотелось побывать у себя на работе, хоть краем глаза взглянуть, как идут начатые дела.
А может ты и домой таким явишься? не очень твёрдо увещевал Ручнёв.
Нет, домой нельзя, соглашался Семён Ильич. Но больница тут поблизости, на окраине посёлка. Смотаюсь и обратно. Хоть в оконце загляну что там, как там?
Ты хоть знаешь, сколько лет прошло, пока ты в гробу лежал?
Репин пожал плечами:
Не знаю. Судя по результатам тления лет пять, может десять.
И что же ты собираешься увидеть в своей больничке?
Тем более интересно.
Владимир Иванович с безнадёжной досадой махнул на Репина рукой.
Стародубцев высказался. По его словам, следовало злоумышленников, похитивших контактор, сыскать, прибор отнять, перевоплотиться и продолжить эксперимент.
Предложение заманчивое, но малоперспективное.
Спор продолжился. Наконец.
Наверное, мне не следовало одному принимать решение, тем же теряющимся голосом сказал Репин, зажав двумя пальцами пробочку в гортани, но я пойду. Вот посмотрю своими глазами: что да как, тогда и скажу своё мнение стоит ли продолжать эксперимент.
Он встал и ушёл в темноту.
Завидую, за всех прокомментировал Суданский. Решительные поступки мне никогда не удавались.
Стародубцев поднялся:
Всех на уши поставлю, но прибор верну. Ждите.
Саня я с тобой! Лидия Петровна сорвалась со своего места.
Нет, ну, что за люди, Суданскому было жаль распавшейся компании.
Ручнёв сплюнул в сердцах, и слизь повисла на синей губе. Он встал и зашагал в темноту, решительно размахивая руками.
Мне-то куда идти? крикнул ему в спину осиротевший Суданский.
. Диму Пирожкова привезли в больницу в состоянии острого алкогольного отравления. Среди ночи он пришёл в сознание. Ему казалось, что он умер, но в отдельные моменты почти полностью ощущал себя. Закрывал глаза, и начиналось странное состояние головокружения создавалось впечатление всё ускоряющегося раскручивания карусели. Приходилось открывать глаза и, словно в подтверждение издевательства алкоголя над организмом, мир, подёрнутый пеленой, ещё несколько мгновений продолжал крутиться в обратную сторону. Это состояние усугублялось тем, что Дима никак не мог сообразить, где же он находится. Наконец понял, что не дома, и решил отсюда убираться.
Выбравшись в коридор, побрёл, держась за стену, убеждая себя: «Дойду, дойду», хотя каждый шаг давался с трудом, потому что пол всё время старался выскользнуть из-под ног. И он действительно дошёл до ординаторской, хотя по дороге его стошнило, а на пороге коридора, споткнувшись, едва не разбил голову.
В корпусе было тихо, только в одной палате кто-то надсадно кашлял, издавая нечленораздельные приглушённые ругательства. Из-за дверей ординаторской доносился оптимистический голос:
Главное в жизни, говорят классики, провести время так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Жить надо красиво, меньше слушать других, и больше думать о себе. Широкая натура всегда пробьёт в жизни дорогу, нужно только напрочь избавиться от комплексов. Пока живёшь, не отчаивайся, не опускай руки, на принципы и любовь смотри проще.
Ты, сказывают, сердцеед, Георгий, дал о себе знать второй собеседник.
Во всяком случае, твоей башке рога не грозят жена твоя не в моём вкусе.
Георгий хохотнул.
Оставь в покое мою жену, клизма! взвизгнули за дверью.
Загрохотали стулья по полу.
Она мне и даром не нужна. В голодный год за ведро картошки. Пусти, гад!
На что намекаешь? хрипел разобиженный супруг.
Судя по звукам падающих стульев и напряжённым голосам, за дверью шла, если не драка, то борьба отчаянная. Забыв о своих болях и бедах, Дима Пирожков с наслаждением вслушивался.
Вдруг раздался звон разбитого стекла и чей-то сиплый крик с улицы:
Это что вы тут творите?
Стукнув Диму в лоб распахнувшейся дверью, в коридор выскочили оба соперника в белых халатах и с леденящим душу воем сыпанули прочь наперегонки.
Пирожков, человек от природы миросозерцательный и раздумчивый, этакий философ от алкоголя, потёр вновь набитую шишку, подивился на странное поведение врачей, и лишь потом решился выяснить, что же привело их в такое состояние.
По ординаторской ходил мужчина в мятом и запачканном костюме, поднимал упавшие стулья, поглядывая на стол с початой бутылкой водки и стаканами. Он то качал головой, то подёргивал плечами, будто у него чесалась спина. Очень многое от покойника было в этом человеке синюшное лицо, почерневшие руки, с которых постоянно что-то сыпалось и капало. Дух от него шёл невыносимый.
По ординаторской ходил мужчина в мятом и запачканном костюме, поднимал упавшие стулья, поглядывая на стол с початой бутылкой водки и стаканами. Он то качал головой, то подёргивал плечами, будто у него чесалась спина. Очень многое от покойника было в этом человеке синюшное лицо, почерневшие руки, с которых постоянно что-то сыпалось и капало. Дух от него шёл невыносимый.
Впрочем, отравленного алкоголем Диму это не сильно беспокоило. «Чертовщина какая-то», подумал он, но будто магнитом тянула бутылка на столе и отвлекала от всех второстепенных мыслей.
Закурить не найдётся? сказал первое, что пришло в голову.
Труп или человек, таковым наряженный, глянул на него и молча кивнул на стол. Там были сигареты, спички и пепельница.
Дима не заставил приглашать себя дважды. В следующее мгновение он уже сидел в ординаторской и попыхивал сигаретой, с любопытством поглядывая на странного незнакомца, судя по всему, влезшего в окно. Не разобрав его истинного физического состояния, Дима, однако, сообразил, что перед ним человек благовоспитанный, который тяготится внезапным своим здесь появлением и его следствиями бегством врачей из ординаторской. Пирожков решил взять инициативу в свои трясущиеся с перепою руки.
По резкому движению, которым Дима загасил сигарету, можно догадаться, что он принял какое-то решение. Сцапав бутылку, Пирожков сгрёб и стаканы:
Вздрогнем?
Незнакомец, поправив галстук и стряхнув с борта пиджака случайно упавший пепел сигареты, спросил:
Это называется больница?
Слова были произнесены с такой душевной болью, горечью и отчаянием, что у Димы дрогнула рука, и он чуть было не налил мимо стакана.
Нормально, уважаемый. Присаживайтесь. Я вижу, вам тоже спешить некуда.
Незнакомец последовал его совету, сказал, устраиваясь на стуле:
Признаться, я так и не понял, что здесь происходит.
Как что? Бардак! Их дежурить поставили, а они водку пьянствуют. Правильно вы шуганули этих айболитов. А как тут терпеть? Ну, поехали.
Дима пропустил полстакана одним глотком, а незнакомец нетвёрдой рукой поднёс свою порцию ко рту, не справился с губами, и водка потекла у него по шее. Пирожков сразу потерял к нему уважение.
Что у тебя глотка дырявая? возмутился он пропадающему добру.
Незнакомец виновато улыбнулся и поставил стакан.
Ты в какой палате лежишь? спросил Дима очень строго.
Я в могиле лежал.
Диму это откровение не смутило.
Для жмурика ты, однако, неплохо выглядишь.
Незнакомец опять поправил галстук, и тут Пирожков заметил под его узлом пробочку.
Вон ты с чем. Ну и топорная, скажу, работа, Дима погрозил в пространство кулаком. Я бы этих айболитов.
За его спиной послышался лёгкий шорох, а затем визгливый глас Ксенофонтовны, дежурной санитарки родильного отделения:
Это ж надо стекло разбили, врачей лупят. А навоняли-то.
Это что, сказал Дима. Садись за стол, тут вот покойник водкой угощает.
Будет врать-то. Вот я вас шваброй.
Это интересно, стоит посмотреть шваброй мёртвого человека не каждый отважится.
Увлёкшись бранью, санитарка не обращала внимания на второго собутыльника. А он сидел, сгорбившись, втянув голову в плечи, пряча лицо от взоров.
Вдруг выпрямился, глянул неподвижными зрачками ввалившихся глаз:
Мария Ксенофонтовна, вы не узнаёте меня?
Санитарка, ахнув, хлопнула себя по мощной груди в разрезе халата.
Беда-то какая! пролепетала она, пятясь к двери. Действительно мертвяк, да ещё говорящий. И так на Репина похож Семёна Ильича.
А это я и есть, печально сказал покойник.
Да ну вас с вашими шутками, сказала Ксенофонтовна. Я вот завтра главврачу всё расскажу.
Она скрылась в коридоре, не закрыв дверь, и оттуда донёсся её голос:
Георгий Иванович, ну, как не стыдно.
Никак хозяева вернулись, засуетился Дима.
Он вытряхнул содержимое пепельницы на листок бумаги, смял его и сунул в корзину для мусора. Потом растянул штору по гардине, прикрывая разбитое стекло. От ветра, гулявшего за окном, лёгкая ткань вздулась пузырём.
Ого, да их тут коллективчик, раздался голос из коридора. Жорик, поднимай мужиков в палатах, сейчас мы их уделаем.
Послушайте, незнакомец шагнул к двери. Я тоже врач и хотел бы с вами поговорить. Я Репин Семён Ильич, работал здесь главврачом, может, помните такового? Да погодите вы.