Хрена ли считать, итить надо, промышлять.
А с буржуем, что делать?
Все уставились на меня.
Слышь, буржуй, за тебя нам что-нибудь отвалят?
Или ты сам раскошелишься?
Вот она, переломная минута. Надо брать быка за рога. Надо сказать что-то такое, чтобы они повалились в ноги от моих слов и прослезились. Только где эти слова? Неужто я и мыслить разучился?
Чего молчишь?
Где твой дом? Куда вести тебя?
Не вести, а нести ведь он не ходячий.
Э, погодите-ка, Уч-Кудук воздел указательный палец к потолку. Погодите, можа это не простой буржуй банкир какой али директор. Смотрите, костюм на нём с иголочки и галстук в блёсках. Запонка была золотая, да какая-то сука уже стащила.
Он свирепо оглядел товарищей.
Звонарь ты? С дороги его волок, под шумок и уволок.
Гы-гы-гы.
Да у тебя ума не хватит. Ты, Кащеевна, что ль?
Можа и я. Вы что ль нахаляву очиститель выжрали вчера?
Да много ли он стоит?
А верните.
Ладно, хватит, Уч-Кудук сверлил меня взглядом. Я так мыслю, не простого полёта птичка попалась. Что, буржуй, молчишь? Признавайся, банкир ты или торгаш какой, магазинами владеешь? Что за тебя мы можем поиметь? Оптом или по частям продавать сегодня, скажем, пальчик, завтра ушко, послезавтра хренделёк? Баба-то любит?
И после этих слов я понял, что молчание это главное моё оружие. А может и спасение.
Бичам понравилось Уч-Кудука предложение.
В город пойдём, разнюхаем кто из важных птиц пропал. А потом решим, как из её пёрышки повыщипать.
Бородач оглядел бомжей:
Макс сторожить останется от его не убежит.
А можа я? предложила Кащеевна.
Ну, от тебя-то зараз смоется.
Так привязать.
Туман осел, и солнечная сень пробилась в окна. Макс развешал штаны сушиться, тельняшку и пиджачишко драный. Сидел, насвистывая, пришлёпывая ладонью по остатку оттяпанной на середине бедра ноги.
До вечера жрать не придётся, сообщил мне бодрым голосом. А пить захочешь, вон вода в приямке.
Это ж свалка, напомнил я.
Не обращай внимания. Я поначалу тоже. А потом привык, ни запаха не чую, ни вкуса лишь бы жралось да пилось.
Отравиться можно.
Я тебе вот что скажу, человек ко всему привыкает. Потому он и царь природы, что всеяден и живуч. Вот, скажем, листья пальмы такая флора жёсткая, что ни единой твари не по зубам. А американские коммандос жрут их как салат, и желудки усвояют.
Откуда познания?
А ты думаешь, я всю жизнь на помойке? Нет, брат, шалишь. Я, Звезданутый, в Афгане воевал, в десантуре. Командиром БМД был. Меня орденом Красной Звезды сам Батя награждал.
За что?
За личное мужество.
А поконкретней.
Да было дело.
Макс надолго задумался.
А потом орден отняли, из войск попёрли я ж сверчком был и засудили.
Проворовался? наслышан был о недоброй славе армейских сверхсрочников.
Если бы. Селение одно освободили, а там наши ребята пленные, как котята друг за дружкой ползают слепые, глаза-то духи повыкалывали. Мы их в санчасть отправили айболиты канистру спирта взамен. Выпили, крепко выпили чего-то захотелось. В зиндане пара-тройка пленных духов парилась вертушку ждали. Мы их на свет божий извлекли, секир башка сделали и в футбол играть. Может, никто б и не узнал, да на беду вертушку раньше срока принесло, а там с конвоем особист. Как наши мячики увидел . Вместо духов повязали и домой.
Очень ясно представил красную землю Афганистана и кровь на десантных берцах. Вот летающие от ударов головы не рисовались воображением.
Где ногу потерял?
Это уж после тюряги отморозил, а потом гангрена.
Родом-то откуда?
Не местный. Да там бы и жить не смог стыдно.
Макс, а не рано ты на судьбе крест поставил?
У тебя есть предложения?
Попробую помочь, если сгоняешь по указанному адресочку.
Вечером Афганец доложил мои предложения собравшейся публике.
Так ты всё-таки Н-ский? усомнился Упырь. А мы прошлись и ни одна собака о тебе не плачет.
На этот раз в руки бомжам достались вполне приличные трофеи колбаса, селёдка, хлеб. Водка на десерт. А может, прикупили, спроворив где-то деньги.
Сели ужинать, мне объявили:
Ты на диете. Худеть будешь, буржуй, пока имя не вспомнишь.
После трапезы задумались, как устеречь меня от побега.
Ты на диете. Худеть будешь, буржуй, пока имя не вспомнишь.
После трапезы задумались, как устеречь меня от побега.
Я с ним лягу, вызвалась Кащеевна.
Проспишь.
Так привяжите.
В коморку запереть, предложил трактирщик.
Со мной заприте.
И нас запёрли с Надеждой Власовой в одной из пустующих комнат административного корпуса единственной, где уцелела дверь. Путь туда проделал на Филькиной спине, и, сколь ни вертел головой, кружения не почувствовал. Обнадёживающее обстоятельство. Стало быть, вестибулярный аппарат тоже можно обмануть.
Ну что, басенький, повеселимся? Надюха жеманисто подбиралась к моему запрятанному в штанах сокровищу.
Это вряд ли.
Почему?
Физиология, я кивнул на апатичное его лежание.
А я кое-чего припасла, лукаво усмехнулась совратительница, извлекая из кармана драной кофты початую бутылку с полукольцом копчёной колбасы. Пей, закусывай.
Я глотнул из горлышка.
Пей, пей.
Афродита начала раздеваться.
О, Господи, да неужто алкоголем можно отвращение залить?
Пей, пей, Надежда сделала мне знак.
И я сказал себе, плевать, пусть будет то, что будет. В одной руке бутылка водки, в другой полкруга колбасы и, как кефир с батоном, уминал их не чувствуя ни голода, ни жажды. Вот хмель достал головка поплыла, вальсируя. Где-то ниже сердца, наверное, в желудке родилась жалость и прихлынула к глазам пригладил голову Надюхе.
Брось не подъёмное это дело.
Отчаявшись разбудить во мне ответное чувство, Кащеевна прикорнула щекой на моих чреслах:
Давно такой?
Да нет, после травмы с женой всё получалось.
Красивая у тебя баба?
Молоденькая совсем.
Молодые все красивые. Помню, в девках мне тоже парни проходу не давали голосистая была на всё село, а вышла замуж за городского.
Что так?
Позарилась следаком в прокуратуре работал, потом судьёй заделался.
Что ж не пожилось?
Да вот. Где-то я слабинку дала, в чём-то он не уступил. Поймал меня с другим и выгнал из дому. Мне бы обождать, скромницей пожить глядишь, сошлись ба: детки ведь у нас. А я во все тяжкие мстила, мстила. Ну и лишил, ползучий гад, материнства сам судил. Вот так я здесь.
Надежда надрывно вздохнула и захлюпала носом.
Ломать судьбу не пробовала?
А зачем? Мне нравится.
Эта грязь?!
Компания. Люди простые, без выгибонов. Крыша над головою. А главное свобода: ни тебе начальства, ни обязанностей. На боку кукуй, пока жрать не захочешь. Думаешь, голодаем? Не-а и жрём, и пьём от брюха кажный день.
Всяку дрянь.
И ты привыкнешь, если дом не вспомнишь. Может, кочевряжишься? Так зря мужики тебя задаром не выпустят отсюда.
А ты?
Что я?
Ты помогла бы мне бежать?
И-и-и-и, бегун. Ты хоть ползком-то можешь? А проползи-ка до двери. Не хочешь встань на ноги. Ну, встань, встань я погляжу.
Я выпростал из-под Надюхи ноги, не без труда, но поднялся на них. Голова держала в смысле, не кружилась. Натянул брюки, застегнул молнию.
Ты со мной?
А пройдись.
Кащеевна взирала на меня почти что с материнской нежностью.
Сделал шаг, второй. И чёрт меня дёрнул кинуть взор в сторону. От резкого толчка в области мозжечка меня швырнуло назад. Как не махал руками, пытаясь сохранить равновесие, как ни взбрыкивал ногами, пол из-под меня выскользнул, поменялся с потолком местами, а потом рухнул с высоты прямо на лицо. Бетонный пол, с которого вороватые руки сняли паркет.
И-и-и-и, ходила. Кащеевна перевернула меня и затащила на голые свои бедра, ногтём выковыривала застрявшие камушки из кожи лица. Я, когда напьюсь, такая же.
Вроде не очень пьян, посетовал.
Вот скажи, буржуй, на что ты годен? Не имени своего не помнишь, ни дома денег с тебя не получить. Ходить не можешь обуза ты. Мужики ещё немного потомятся и бросят свою затею, тебя бросят как станешь жить? Хоть бы хрендель работал, а так.
Она хлопнула ладонью в пах.
Вон, никакой жизни. Другой мужик сейчас бы в три погибели согнулся, трясясь над сокровищем своим, а ты.
Кащеевна допила из бутылки и завалилась на бок.
Спать буду. Замёрзнешь подкатывай. Всё врут про меня мужики .
Я холода не ощущал, спать с нею бок обок не собирался. Лежал, смотрел в два чёрных квадрата, как картины на серой стене звёздные ландшафты в окнах выбитых. Вон там, кажется, дугою выгнула хвост Большая Медведица. Выше Малая должна быть не видать.