Внутри царил такой же полумрак, как и в каждом жилище грачёвцев, не имеющем электрического освещения. Свет излучали: керосиновая лампа с закопченным стеклянным колпаком, стоявшая на маленьком столике возле окна у правой стены, и огромная русская печка, из открытого горна которой в помещение «выплёскивались» красноватые блики от тлеющих поленьев. Печь занимала четверть территории всего пространства дома. Ещё столько же было отведено для деревянной кровати, примыкавшей к побеленному извёсткой тёплому боку печи.
На кровати сидела крупных размеров женщина лет пятидесяти, одетая в длиннополую ночную рубаху, чистую, с красивыми узорами на груди, скорее всего вышитыми руками хозяйки. Большие ноги со следами подагры выглядывали из-под рубахи. Сильные руки лежали на коленях. Крупные черты лица, скорее мужские, приятно гармонировали с остальными частями тела. Густые, чёрные, с редкой проседью волосы могучими волнами спадали на широкую спину и уходили куда-то в ворох одеял и простыней, обрамлявших тело хозяйки хижины.
Это, видимо, и была тётя Агриппа.
В комнате на широкой лавке возле окна, стоящей вдоль стены, сидело ещё одно существо. Оно не бросалось в глаза из-за своей неприметности, ибо и одеждой, и лицом сливалось с серым фоном стены.
Пришлось напрячь зрение, чтобы рассмотреть подробности «божьего создания».
Маленькая женщина, одетая в потрёпанный ватник, в тёмном байковом платке, в больших резиновых сапогах, смотрела на нас со страхом в широко открытых глазах. Что-то знакомое во взгляде. Да это же Танюша Фролова!..
Добрый вечер, сударыни! сказал Петр Иванович.
Добрый, Петя! ответила Агриппа, повернувшись к нам. Ты чего, на ночь глядя? Кого привёл?
Танюша вскочила со своего места, засуетилась, вытащила из тёмного угла матерчатую сумку, достала из неё стеклянную банку и осторожно поставила на лавку.
Варенье, малиновое. Будете чай пить. А я пойду.
Спасибо, Танюшка! Завтра приходи, если будет время. Поговорим. А то мне скучно одной. А вы проходите, присаживайтесь.
Да я на минутку, Агриппа, сказал Пётр Иванович. Вот доктора тебе привёл. Может чем поможет. Пётр Иванович подтолкнул меня на середину комнаты. Беженка она. Вроде бы и жить негде. Ты поговори с ней. Она из Франции. Случайно к нам попала.
Танюша у порога оглянулась на меня и сказала:
Так вы не успели уехать? А мы с мамой вспоминали вас.
Не успела, ответила я и стала снимать дождевик.
А ко мне раза два Фриц приходил, пророкотала Агриппа, обращаясь к Петру Ивановичу. Уколы делал. Какие-то порошки принёс. Пью. Горькие, зараза. И ничего на мою лихоманку не действует!
А ты чего немца Фрицем называешь, Агриппа? Может обидеться.
Так его Фрицем и зовут. Имя у него такое. Доктор Фриц Бауэр. Душевный парень. Работы у него сейчас прибавилось. Говорит, не до меня. Комендант недовольство высказывает. Тяжелораненых и убиенных не успевают на запад отправлять. Наши, стало быть, зубы начинают показывать. Тётя Агриппа повернулась ко мне. Ну и что ты со мной будешь делать, красавица? По-русски говоришь?
Говорит, Агриппа. Даже лучше, чем мы с тобой. Пойду я, Агриппа, до хаты. А то Васька всю бражку без меня вылакает. Увлекаться он ею стал в последнее время. Падучая недавно приключилась. Чуть себе язык не откусил. Хорошо я рядом был. Ну, прощевайте!
Ты, Петя, тоже забегай! Я для Василия твоего отварчик приготовлю. Пусть попьёт вместо бражки. От него голова светлеет. А от пьянки-то, может, лихоманка его и мучает.
Да нет! Как после финской компании приехал мой сынок домой в помятом состоянии, так и поныне, без улучшений. Ну, бывайте!
Ага! Не спеши! Цела твоя порция будет! сказала Агриппа и плавно махнула рукой в сторону Петра Ивановича. Завтра зайди-ка, как встанешь! Поможешь картошки из погреба достать. Мне, ведь, тяжёлое нельзя. Вчера еле вылезла с ведром. Себе хочу в мундире сварить, да и Зорьке пойло требуется. Не всё же сено в сухомятку жевать. И для Василия твоего лекарство будет готово. А теперь иди
Пётр Иванович улыбнулся, кивнул Агриппе, взглянул на меня и шумно вышел в тёмный тамбур.
Тётя Агриппа немного посидела на своём ложе, поправила простыни и одеяла, взбила перовую подушку, а потом встала и подошла ко мне.
Она была выше меня примерно метр восемьдесят. Половицы под ней поскрипывали и прогибались. От женщины веяло богатырской силой и спокойствием. Большие и крепкие руки нежно легли на мои предплечья и увлекли к низенькой табуретке, стоявшей напротив топившейся печи.
Она была выше меня примерно метр восемьдесят. Половицы под ней поскрипывали и прогибались. От женщины веяло богатырской силой и спокойствием. Большие и крепкие руки нежно легли на мои предплечья и увлекли к низенькой табуретке, стоявшей напротив топившейся печи.
Меня зовут Агриппина Васильевна. Для тебя, доченька, тётя Агриппа. А тебя как величать?
Николь Депрези де Фо.
Красиво! Сразу и не запомнишь. А по-нашему, как будет?
Натали, или Наташа.
Вот! Это куда понятнее для русского уха! Ты здесь посиди, погрейся, а я сейчас чайку приготовлю. Агриппа повернулась к огню и сковородником достала из горна огромный чайник, совершенно чёрный от копоти. Пётр, видать, тебя уже угощал ужином. Лучком попахивает и ещё чем-то, лекарственным. А до чая они с Васькой не охотники. Они всё бражничают. Вот, кстати, и отварчик заварим, для болезного. У тебя в чемоданчике есть ли что, для лечения падучей?
Светлая голова у тёти Агриппы! В её отвар я и буду добавлять дозы универсального эмбрионального восстановителя.
Найдётся, ответила я, взглянув на саквояж, в котором, кроме примитивных муляжей ничего полезного для сельского доктора не имелось.
Французское, небось? Агриппа повернулась ко мне, держа незащищённой рукой попыхивавший паром чайник.
Французское, тётя Агриппа.
Чайник был поставлен на столик. Там же появились пара гранёных стаканов в подстаканниках с чайными ложечками и большой фарфоровый заварник. В заварной чайник Агриппа насыпала несколько щепоток чёрной смеси, видимо из высушенных трав, ибо запах от этого «зелья» исходил необычайно приятный. Рядом Агриппа поставила эмалированный кувшин и из тряпичного мешочка, висевшего на стене за печкой, положила в него другую растительную смесь. В заварник и в кувшин налила кипятка и прикрыла их матерчатыми колпаками. Баночка с малиновым вареньем от Танюши Фроловой и ещё одна, из шкафчика Агриппы, со сливовым, были вскрыты и притягивали к себе ягодно-фруктовым ароматом. Два фарфоровых блюдца легли на столик, в довершение чайного натюрморта.
Подождём, пока запарится чаёк, сказала Агриппа и легко перенесла столик к кровати. Поскольку мебели у меня лишней нет, я сяду на койку, а ты напротив. Давай-ка я тебе одеяло подстелю. Мягче будет сидеть.
Тётя Агриппа вытащила из вороха тряпок на печи сложенное одеяло и положила его на стул. Стул я перенесла к сервированному столику и села.
Не стесняешься! Молодец! Сразу видно городского воспитания. Сейчас мы всё о себе друг дружке расскажем. И о моих болячках поговорим. И Василию настойку смастерим заодно. Я ведь, доченька, не очень-то верю во все эти лечения. Коли у меня сердечко стало пошаливать, то лучшего уже ожидать нечего. Так и будет периодически останавливать мои душевные порывы, пока не взорвётся. Это точно. И про Васькину падучую врачи говорят, что она так же пожизненна. Успокоить её можно. А вылечить нет. Вот не будет парень брагу пить, и приступы будут реже. Со временем могут прекратиться совсем. А начнёт «хулиганить» и падучая тут как тут. А французы как на этот счёт думают?
Так же, тётя Агриппа.
Вот! Стало быть, все наши потуги в виде уколов, таблеток, настоек, заговоров и прочего, сущая ерунда! Родиться надобно здоровым и беречь себя и своё драгоценное здоровьице до конца дней. А ремонтировать можно только машины. Да и они не вечны
Время в темпоральном коконе дёрнулось и замерло
Мозг у Агриппины Васильевны большой и без изъянов. Зубы здоровые все тридцать два. Волосы могучие, с редкой сединой. Шрам от фурункула на правой щеке. И тело нормальное для возраста Агриппы. Сердце дряблое. Ишемия. Сосуды изношены. Холестерин. Подкожные бляшки на животе, руках. Имеют тенденцию к рассасыванию. Подагра. Наросты у большого пальца на обеих ногах. Сухие мозоли. Всё не так страшно. Всё поправимо, даже возможностями медицины двадцатого века. Только где она здесь, их знаменитая медицина!
Мужчин у Агриппы не было давно. Но она ещё может рожать. Правда, для этого нужны условия и медицина двадцать девятого века
Препарат для Василия был просчитан ещё в его присутствии. Необходимое количество спиртового раствора я поместила в стеклянную бутылку без наклейки и спрятала в саквояж. В стеклянный же пузырёк отфильтровала обычного восстановителя и положила в карман халата. Это для Агриппы.