Гуранская завалинка - Александр Савин 2 стр.

Школу бросил, затянула,
Мишуры красивой пыль,
Моя книжная кадриль,
Практицизмом обманула.
Борзя, ресторан «Садко».
Посетителю пятнадцать.
Но со мною нелегко,
Разговаривать, общаться.
На березах осень вяжет,
Золотой каймою желть.
И вчерашнее неважно,
И сегодня не успеть.
Не испить, вина родник,
Погибаю и в шестнадцать,
И от мыслей я привык,
За стакан вина теряться.
А с похмелья, дыма кольца,
В горле тошнотворный ком.
Понимаю, «я пропойца»,
Обездоленный кругом.
Сникла лирика поэта.
Цикл  «Кабацкая Москва» 
Отзвенела знойным летом,
Чувств, зеленная листва.
Утром рано, очень рано,
Будят крепкие друзья,
Не проспавшись, полупьяный,
С ними вновь, гуляю я.
С девушками не краснею,
И знакомлюсь без труда.
Я влюбляюсь, как пьянею,
Только жаль, не навсегда.
Я целую, только пьяный,
Редко слышу я, не надо.
Приедаются обманы,
Все обманываться рады.
Не забудет моя память,
Лишь ее,  в душе звеня,
Смех ее, любимый самый,
Успокаивал меня.
А сегодня все спалил,
Память эту, водкой выжег,
И хорошего вдали,
И поближе, я не вижу.
А душа тоскою стонет,
Что себя, без боя сдал,
Что в гулянках, разум тонет,
Самый главный капитал.
На электрика учиться,
Еду далеко, в Читу,
И в вагонной проводнице,
Узнаю девчонку ту.
Тихо радуюсь удаче,
Говорим, о том, о сем.
Только сердце, словно мячик,
Бьется в тереме своем.
Беспричинный смех веселый,
За окном мохнатый лес,
Промелькнут порою села,
Разжигая интерес.
И признаться, я робею,
Хоть и в тамбуре темно,
Оставаться видно с нею,
Мне пока не суждено.
А когда-то мы мечтали,
На распутице дорог,
Что расстанемся, едва ли,
И поженимся, мы в срок.
Но повестка изменила,
Цикла пьяного лучи.
На два года заманила,
На Армейские харчи.

В ноябре ветра холодны.
И земля от снега бела.
Далеко еще до весны,
Далеко еще до тепла.
Сигаретный глотаю дым,
Незнакомые ждут места,
Уйду в Армию,  молодым.
Уйду в Армию,  в никуда.
Проводины, широкий стол,
Моя крестная и семья.
Обиход у крестьян простой,
Водка, музыка и друзья.
После выпитого,  галдеж,
И гармошка устала петь.
Потянулась в клуб молодежь,
Надоело пить и сидеть.
Заглянули мы в дом один.
Виктор,  с детства товарищ мой.
Ну и там, разгар проводин,
И попали мы, на штрафной.
Ну а дальше, часы потехи,
Подвернувшимся людям грубя,
Помню Соню, в библиотеке,
И такого плохого, себя.
Ее ласковые ладони,
Поцелуев истомная дрожь,
И приглушенный шепот Сони,
«Ты хороший, когда не пьешь».
Поцелуями не излечишь,
Душу, в ней другой идеал.
Обнимаю другие плечи.
Она шепчет любя  «нахал».
Отдыхаю пока душой.
Столько было за вечер драк.
И не помню, когда ушел?
И зачем я ушел во мрак.
От горячего тела, тепла,
Оторваться я был не в силах,
И меня толпа увела,
Разлучила с Сонечкой милой.
Мне навстречу она, она!
Слышу голос ее, трезвея 
«Ты что-то, пьяней вина»?
«В Армию завтра забреют».
«Поэтому кислый очень»
Притворяться я не могу.
Ты надо мною хохочешь,
Вот мол, погнал пургу.
Нахмурила сразу брови,
От непечатных слов.
«Меня не лови на слове,
Я к разговору готов.
Морали читать не надо,
Они улетят как дым.
Ты даже встрече не рада».
«После, поговорим.
Выбирай: Там твои друзья,
Здесь я, время пошло».
По-своему, делаю я,
К друзьям ухожу, назло.
Царевна, скажи на милость,
И откуда она взялась?
Когда у них появилась,
Над нами такая власть?
А утром страданий чаша,
И совесть стучится робко.
«Что ты наделал Саша,
Любитель «Московской» водки.
Отказался от милых глаз,
Сомнительных ради затей.
Отрекся от милой сейчас,
Чтобы гонять чертей.
Лучше мне умереть в бою.
Мужчина ревнивого сорта.
Как открою любовь свою,
Не извинюсь, я гордый.
Там в армейском житье,
По другому пойму свободу.
По какой отнести статье,
Оторванные, два года.
Я не забуду про лето,
Тайну открою, кому?
Не скоро, лучики света,
Разгонят печали тьму.

Приехал тетю хоронить,
В родной поселок Ковыли.
Здесь родословной ветви нить,
Хранит могильный мрак земли.
Здесь узнают меня не все,
Давно на родине я не был.
И в своей черной полосе,
Присутствие, как в церкви треба.
Последний путь родной души.
Хорошее душа напомнит.
Нет правды без намека лжи,
А сердце от потери стонет.
Исчезла родичей стена.
И стали мы передним краем.
А вечность та, друзей полна,
Которых мы не забываем.
Прийти и поклониться всем.
Там те, кто знал меня с рожденья.
Голгофа там и Вифлеем.
И жизни и не жизни, звенья.

Приехал тетю хоронить,
В родной поселок Ковыли.
Здесь родословной ветви нить,
Хранит могильный мрак земли.
Здесь узнают меня не все,
Давно на родине я не был.
И в своей черной полосе,
Присутствие, как в церкви треба.
Последний путь родной души.
Хорошее душа напомнит.
Нет правды без намека лжи,
А сердце от потери стонет.
Исчезла родичей стена.
И стали мы передним краем.
А вечность та, друзей полна,
Которых мы не забываем.
Прийти и поклониться всем.
Там те, кто знал меня с рожденья.
Голгофа там и Вифлеем.
И жизни и не жизни, звенья.

Стараюсь жить, пока еще жива,
В душе моей мелодия рассвета,
И легким шелком стелется трава,
Рождая очень нежные слова.
Где нет конца, и нет начала света.
Опустоши свой нищий лексикон.
Одень свое творение словами.
И будет жизнь безоблачна, как сон,
Ее прервет будильника трезвон,
Чтоб стукнутся не лбами, а губами.
Застыть на миг, на полчаса, на час,
И вспомнить все, что стало повседневно.
Увидеть снова плеск любимых глаз.
И оробеть опять, как в первый раз,
И вспоминать об этом ежедневно.
И пусть твердят, любовь уже не та.
Чем старше человек, тем строже брови.
Своей любви покорны возраста,
Никто не знает где-же та черта,
Где нет любви, а может быть любови.

Из разных возрастных дорог и троп,
Пропитанный и бедами, и счастьем.
Прокручиваю я калейдоскоп,
И катятся все беды и напасти,
За линзу. На обочину страстей.
Добавив черноты и злобы в спектре.
А счастье в отражении лучей,
Уверено отсвечивает в центре.
Плохое вспоминается не раз.
Хорошее забудешь побыстрее.
Калейдоскоп раскроет без прикрас,
Все, что печалит, и что сердце греет.

На встрече разных поколений,
Сухое, кислое вино,
Пьянит и радует оно,
Рождая нити размышлений.
О чем-то каждый говорит.
Серьезно слушает хозяин,
А может делает он вид,
Тут каждый и Авель, и Каин.
Ему вина такая мера,
Как мамонту пучок травы,
И не дойдет до головы,
Ему бы водки, для примера.
Но эта дружная семья,
Употребляет лишь сухое.
Чтоб не упиться, как свинья,
А пить по европейски, стоя.
До песен даже не дошло,
В феерии полу манерной.
За тост, хозяюшки примерной,
Звенит хрустальное стекло.
От зла очищена душа.
нет выброса адреналина.
Течет беседа не спеша.
Уходят по-английски, чинно.
In vino veritas. Для нас,
Ни истины, ни опьянения.
Слова и бездаря и гения
Не отличаются сейчас.
В любой из городских квартир,
Изыск домашнего досуга.
Для всех семей, ориентир,
И винопития наука.
Но это наше не вполне,
Где в разговоре нет задора.
Я знаю,  истина в вине.-
А как найти ее без спора.

Я помню хорошо любую малость,
Из детства, до сегодняшнего дня.
Когда природа чувствует усталость,
Осенними дождями прозвеня.
А диктор прогнозируя погоду,
Лишь под итожит дождик снеговой.
Оближет ветер грядки огорода,
А дождь замоет ямки за собой.
Не выбежать на улицу раздетым,
Дождь встретит неприятным холодком.
Давно ушло, в края чужие, лето.
Все серое и черное кругом.
И небо, как разорванные хляби,
Дождем последним выльется спеша.
А у забора мокнут мои грабли.
Пройдутся завтра по листве шурша.
Уже не пахнет ни зимой, ни летом.
Деревья свою сбросили листву.
Природа ждет свидания со снегом,
И плачет дождь в холодную траву.

Народ безмолвствует, молчит.
Напасти все, по воле рока.
Он много вытерпел обид,
Что забываются без срока.
Потеря денежных купюр.
Гайдара, горькая пилюля.
Как много дураков и дур,
За взнос свой получили дулю.
Чубайс реформы обновил.
Ввел ваучеры, людям фора.
А их народ в финансы влил,
Сдавая в банковские норы.
Те поменяли офис свой,
Взяв за бесценок, сеть заводов.
На дивиденды людям сбой,
Прихватизированных кодов.
Народ безмолвствует пока,
И глушит водкой горе тризны.
В присядку, руки под бока,
Чечеточкой по этой жизни.
Разломит свежий каравай,
Жене и детям, и на смену.
Живи мужик не унывай,
Нам русским море по колено.