Годы чудесные
Анатолий Агарков
Я никогда не позволял, чтобы мои школьные
занятия мешали моему образованию.
(М. Твен)© Анатолий Агарков, 2018
1
Отлично помню всю свою школьную жизнь с первого звонка и до последнего.
Разнесчастному нашему первому «Б» не нашлось учителя. После общешкольной линейки и первого звонка к нам подошла крупная девушка в чёрной юбке и белой кофточке с алым галстуком представилась Ольгой Оскаровной, пионервожатой. Увела нас на школьный стадион, где мы до конца уроков играли а «Красное знамя, ударное звено». Нормально, решили мы с друзьями, возвращаясь домой а то пугали: школа, школа. И решили завтра портфелей не брать а зачем, всё равно в траве пылятся, а руки оттягивают.
На следующий день учитель нашёлся это была Валентина Михайловна, школьный библиотекарь. Провела нас в класс, рассадила за парты, проверила наличие «Букварей» и прочих необходимых школьных принадлежностей. Отметила нашу (бугорских ребят) несобранность. Жизнь ученическая началась.
Мы рисовали в разлинованных тетрадках палочки, галочки, крестики, нолики, буковки, циферки. Но мы были детьми и, конечно же, шалили. Когда шум в классе мешал учебному процессу, Валентина Михайловна прерывала его.
Ну, порезвитесь, порезвитесь я подожду.
И отходила к окну, сплетя под бюстом руки. Она с грустью смотрела на кружащиеся за стеклом жёлтые кленовые листья и думала о чём-то своём. Мы только что на головах не ходили шумели и безобразничали на полную катушку, порой даже школьного звонка не слышали.
Если вы не стремитесь к знаниям вколачивать их бесполезно, говорила Валентина Михайловна, заканчивая урок.
Вы наказывайте их, наказывайте, советовали учителя.
Да как же?
В угол ставьте.
Валентина Михайловна стала отправлять в угол шалунов.
Однажды собралось нас там человек пять, и я, времени не тратя даром, тут же принялся придумывать историю о том, как четверо немецких парней Гитлер, Геринг, Гиммлер и Геббельс создали тайное общество и придумали свастику, сложив первые буквы своих имён. Рассказ так увлёк, что не заметили учителя.
Валентина Михайловна:
А вам тут не скучно. О чём рассказываешь, Агарков? Может, и нас посвятишь?
Пусть расскажет! Пусть расскажет! зашумел класс.
Валентина Михайловна:
Ну, хорошо. Вы садитесь. Сейчас поработаем немного, а минут за десять до звонка Толя нам расскажет свою историю.
Десяти минут мне не хватило. Я рассказывал и в конце второго урока и в конце третьего.
После уроков Валентина Михайловна позвала меня в библиотеку.
Читать умеешь?
Да.
Подаёт мне «Робинзона Крузо».
Зачем фашисты? Рассказывай об этом человеке.
Я дома быстро прочитал все приключения парня из Йорка. Но тема лишь платформою была для собственных фантазий. Что я там насочинял! Класс слушал, затаив дыхание. Погони, драки, перестрелки, груды золотого песка.
Ну, вот что, делу время, а потехе час, Валентина Михайловна установила контроль над процессом. Сначала выполняем все задания, а потом слушаем, сколько времени останется.
И мне:
Чтоб никаких рассказов вне класса иначе больше книг не дам.
И выдавала о путешествиях Гулливера, «Руслан и Людмила» Пушкина, «Волшебник Изумрудного города». Вот так с Валентиной Михайловной на пару двигали учебный процесс.
Учился я неважно с тройки на четвёрку перебивался, но в двоечниках не ходил.
2
Вопрос о второгодстве поставила наша новая учительница Екатерина Степановна Катька Невеликая. Под её железную руку мы попали во втором классе Валентина Михайловна вернулась в библиотеку. Основным предметом, с помощью которого в классе поддерживалась дисциплина и успеваемость, была стальная метровая линейка. Она гулко хлопала плашмя по нашим плечам, выбивая пыль, и больно секла, впиваясь ребром. Она не покидала рук Екатерины во время урока, и секирой палача стояла в углу на переменах. Нам бы выкрасть её да сдать в металлолом. Но, то ли ума не хватало, то ли запуганы были насмерть.
Когда она меня треснула однажды, даже заикаться начал. Выучу дома урок, а к доске выйду, гляну на стальную линейку, змеёй извивающуюся в руках преподавателя, и всё язык к гортани прилипает.
Не учил? сдвигает брови «императрица».
А у меня плечи к ушам тянутся и слёзы по щекам.
Садись, тупица, «два».
Этих двоек я нахватал.
Екатерина Степановна вызывает в школу маму, пальцем в меня тычет:
Первый кандидат на второй год.
Что ж ему не хватает? мама горько сетует. Старшая сестра ударница.
Тупой потому что.
Дома пересказала разговор с учителем отцу. Тот:
Не верю. Ни одному слову не верю.
Ну, так сходи и разберись.
Нет, в такие дела я не суюсь.
И мне:
Тебе жить, сынок, ты и учись.
Я напрягался, письменные работы все делал, но отвечать у доски до смерти боялся.
Школа стала полигоном нашего соперничества с сестрой. Люся успевала по всем предметам, её хвалили учителя, а я у Катьки Невеликой балбес балбесом был с двойки на тройку перебивался и с трудом переходил в следующий класс.
«Рахитик!» кривила губы сестра, суммируя мои умственные способности с физическими данными. Мама рукой махнула непутёвый. Отец терпеливо ждал, когда же во мне взыграет агарковский характер, и покажу я свои истинные способности.
И вот однажды мой интеллект проснулся. Тому, наверное, дружба с сестрой и братом Шиляевыми способствовала. Я не только стал получать хорошие оценки, но обнаружил вдруг удовольствие в самом процессе познания. Учебники обычно покупали в августе, а к началу учебного года в них не оставалось ни одной незнакомой для меня страницы. И в моих и Люсиных.
Ты что, паршивец, делаешь! возмущалась сестра, обнаружив подвёрнутый уголок страницы (так я отмечал рубеж прочитанного) в своём новеньком учебнике.
На планшете успеваемости в четвёртом классе я пересел с черепахи на паровоз. Радуясь успеху, шёл спиной к Бугру и напевал:
Наш паровоз вперёд лети, в коммуне остановка.
Останавливает «императрица»:
Куда, Агарков?
На почту, письмо брату отослать (Саня Саблин служил в армии, и мы переписывались).
Давай сюда и возвращайся я сама в ящик опущу.
На следующий день. Была зловещей её ухмылка. Стальная линейка кусачей щукой извивалась в жилистой руке.
Ты думаешь, я такое письмо отправлю в Советскую армию? Как ты меня там называл? «Учихалкой»?! Бью я вас?! Ты ещё не знаешь, как это будет, если я начну вас бить.
Линейка со свистом рассекла воздух и вспорола обложку «Родной речи».
Сядь и не вздумай меня провоцировать сегодня я не в духе.
А я подумал, садясь, вот бы отцу рассказать, кто учебник порвал он бы тебя так спровоцировал! Екатерина наша Невеликая (росточком не вышла) гордилась своим фронтовым прошлым, но и мой отец не за пряниками на танке ездил. Только не принято у нас родителям жаловаться смертный грех.
Жаловался Вовке Грицай соседу, другу, старшекласснику (на целый класс впереди!). Тот ухмылялся:
Это что, ты бы с Копчёным повстречался сразу бы в штаны наложил.
Копчёным звали их директора.
Вовка учился в восьмилетней школе номер три двухэтажной, деревянной, через дорогу от нашей белокаменной, сорок четвёртой. Люся тоже там училась, а мама работала техничкой. Вечерами после занятий я прибегал ей помогать переворачивал парты, подметал. Но Копчёного здесь не встречал.
Вовка рассказывал:
Он как за волосы схватит, тащит по коридору и орёт: «Я тебя, паршивца, из школы выкину». И выкидывал с крыльца. А после ничего, не выгонял, даже и не вспоминал главное под горячую руку не попасться.
А вы бы на лысо постриглись, подсказал.
Да ему-то по фигу он и за ухо может схватить. Так вырванные волосы отрастут, а ухо хрен.
Ещё моду взял, Вовка рассказывал, станет в дверях на большой перемене и ловит тех, кто из туалета в школу бежит пальцы нюхает.
Зачем?
Так мы ж курим пахнут табаком. Он за ухо и мордой об косяк. Лучше, говорит, я тебя паршивца сам убью, чем ты от рака будешь загибаться. Так мы потом придумали возьмём ладошку гавном натрём. Он нюхает и морщится:
Вы что, паршивцы, жопу пальцем вытираете?
Умер Копчёный на боевом посту в директорском кресле, от инфаркта. В день похорон в обеих школах занятия отменили учащихся и учителей отправили в похоронную процессию. Не знаю почему, но гроб с телом подавали из квартиры через оконный проем. В траурной колонне все перемешались, и я под шумок удрал.
В третьей школе не было централизованного отопления в каждом кабинете стоял барабан (печь круглая такая). Помогая маме убираться, золу выгребал и думал, как тут можно заниматься огонь, потрескивая, отвлекает. Учитель выйдет можно класс поджечь. Вот мы. У нас батареи, так мы додумались в розетку проволочку сунуть (на руку варежку одев), и всё короткое случалось замыкание, вся школа в темноте.