Годы чудесные - Анатолий Агарков


Годы чудесные


Анатолий Агарков

Я никогда не позволял, чтобы мои школьные

занятия мешали моему образованию.

(М. Твен)

© Анатолий Агарков, 2018


1

Отлично помню всю свою школьную жизнь с первого звонка и до последнего.

Разнесчастному нашему первому «Б» не нашлось учителя. После общешкольной линейки и первого звонка к нам подошла крупная девушка в чёрной юбке и белой кофточке с алым галстуком  представилась Ольгой Оскаровной, пионервожатой. Увела нас на школьный стадион, где мы до конца уроков играли а «Красное знамя, ударное звено». Нормально, решили мы с друзьями, возвращаясь домой  а то пугали: школа, школа. И решили завтра портфелей не брать  а зачем, всё равно в траве пылятся, а руки оттягивают.

На следующий день учитель нашёлся  это была Валентина Михайловна, школьный библиотекарь. Провела нас в класс, рассадила за парты, проверила наличие «Букварей» и прочих необходимых школьных принадлежностей. Отметила нашу (бугорских ребят) несобранность. Жизнь ученическая началась.

Мы рисовали в разлинованных тетрадках палочки, галочки, крестики, нолики, буковки, циферки. Но мы были детьми и, конечно же, шалили. Когда шум в классе мешал учебному процессу, Валентина Михайловна прерывала его.

 Ну, порезвитесь, порезвитесь  я подожду.

И отходила к окну, сплетя под бюстом руки. Она с грустью смотрела на кружащиеся за стеклом жёлтые кленовые листья и думала о чём-то своём. Мы только что на головах не ходили  шумели и безобразничали на полную катушку, порой даже школьного звонка не слышали.

 Если вы не стремитесь к знаниям  вколачивать их бесполезно,  говорила Валентина Михайловна, заканчивая урок.

 Вы наказывайте их, наказывайте,  советовали учителя.

 Да как же?

 В угол ставьте.

Валентина Михайловна стала отправлять в угол шалунов.

Однажды собралось нас там человек пять, и я, времени не тратя даром, тут же принялся придумывать историю о том, как четверо немецких парней  Гитлер, Геринг, Гиммлер и Геббельс создали тайное общество и придумали свастику, сложив первые буквы своих имён. Рассказ так увлёк, что не заметили учителя.

Валентина Михайловна:

 А вам тут не скучно. О чём рассказываешь, Агарков? Может, и нас посвятишь?

 Пусть расскажет! Пусть расскажет!  зашумел класс.

Валентина Михайловна:

 Ну, хорошо. Вы садитесь. Сейчас поработаем немного, а минут за десять до звонка Толя нам расскажет свою историю.

Десяти минут мне не хватило. Я рассказывал и в конце второго урока и в конце третьего.

После уроков Валентина Михайловна позвала меня в библиотеку.

 Читать умеешь?

 Да.

Подаёт мне «Робинзона Крузо».

 Зачем фашисты? Рассказывай об этом человеке.

Я дома быстро прочитал все приключения парня из Йорка. Но тема лишь платформою была для собственных фантазий. Что я там насочинял! Класс слушал, затаив дыхание. Погони, драки, перестрелки, груды золотого песка.

 Ну, вот что, делу время, а потехе час,  Валентина Михайловна установила контроль над процессом.  Сначала выполняем все задания, а потом слушаем, сколько времени останется.

И мне:

 Чтоб никаких рассказов вне класса  иначе больше книг не дам.

И выдавала  о путешествиях Гулливера, «Руслан и Людмила» Пушкина, «Волшебник Изумрудного города». Вот так с Валентиной Михайловной на пару двигали учебный процесс.

Учился я неважно  с тройки на четвёрку перебивался, но в двоечниках не ходил.

2

Вопрос о второгодстве поставила наша новая учительница Екатерина Степановна  Катька Невеликая. Под её железную руку мы попали во втором классе  Валентина Михайловна вернулась в библиотеку. Основным предметом, с помощью которого в классе поддерживалась дисциплина и успеваемость, была стальная метровая линейка. Она гулко хлопала плашмя по нашим плечам, выбивая пыль, и больно секла, впиваясь ребром. Она не покидала рук Екатерины во время урока, и секирой палача стояла в углу на переменах. Нам бы выкрасть её да сдать в металлолом. Но, то ли ума не хватало, то ли запуганы были насмерть.

Когда она меня треснула однажды, даже заикаться начал. Выучу дома урок, а к доске выйду, гляну на стальную линейку, змеёй извивающуюся в руках преподавателя, и всё  язык к гортани прилипает.

 Не учил?  сдвигает брови «императрица».

А у меня плечи к ушам тянутся и слёзы по щекам.

 Садись, тупица, «два».

Этих двоек я нахватал.

Екатерина Степановна вызывает в школу маму, пальцем в меня тычет:

 Первый кандидат на второй год.

 Что ж ему не хватает?  мама горько сетует.  Старшая сестра ударница.

 Тупой потому что.

Дома пересказала разговор с учителем отцу. Тот:

 Не верю. Ни одному слову не верю.

 Ну, так сходи и разберись.

 Нет, в такие дела я не суюсь.

И мне:

 Тебе жить, сынок, ты и учись.

Я напрягался, письменные работы все делал, но отвечать у доски до смерти боялся.

Школа стала полигоном нашего соперничества с сестрой. Люся успевала по всем предметам, её хвалили учителя, а я у Катьки Невеликой балбес балбесом был  с двойки на тройку перебивался и с трудом переходил в следующий класс.

«Рахитик!»  кривила губы сестра, суммируя мои умственные способности с физическими данными. Мама рукой махнула  непутёвый. Отец терпеливо ждал, когда же во мне взыграет агарковский характер, и покажу я свои истинные способности.

И вот однажды мой интеллект проснулся. Тому, наверное, дружба с сестрой и братом Шиляевыми способствовала. Я не только стал получать хорошие оценки, но обнаружил вдруг удовольствие в самом процессе познания. Учебники обычно покупали в августе, а к началу учебного года в них не оставалось ни одной незнакомой для меня страницы. И в моих и Люсиных.

 Ты что, паршивец, делаешь!  возмущалась сестра, обнаружив подвёрнутый уголок страницы (так я отмечал рубеж прочитанного) в своём новеньком учебнике.

На планшете успеваемости в четвёртом классе я пересел с черепахи на паровоз. Радуясь успеху, шёл спиной к Бугру и напевал:

 Наш паровоз вперёд лети, в коммуне остановка.

Останавливает «императрица»:

 Куда, Агарков?

 На почту, письмо брату отослать (Саня Саблин служил в армии, и мы переписывались).

 Давай сюда и возвращайся  я сама в ящик опущу.

На следующий день. Была зловещей её ухмылка. Стальная линейка кусачей щукой извивалась в жилистой руке.

 Ты думаешь, я такое письмо отправлю в Советскую армию? Как ты меня там называл? «Учихалкой»?! Бью я вас?! Ты ещё не знаешь, как это будет, если я начну вас бить.

Линейка со свистом рассекла воздух и вспорола обложку «Родной речи».

 Сядь и не вздумай меня провоцировать  сегодня я не в духе.

А я подумал, садясь, вот бы отцу рассказать, кто учебник порвал  он бы тебя так спровоцировал! Екатерина наша Невеликая (росточком не вышла) гордилась своим фронтовым прошлым, но и мой отец не за пряниками на танке ездил. Только не принято у нас родителям жаловаться  смертный грех.

Жаловался Вовке Грицай  соседу, другу, старшекласснику (на целый класс впереди!). Тот ухмылялся:

 Это что, ты бы с Копчёным повстречался  сразу бы в штаны наложил.

Копчёным звали их директора.

Вовка учился в восьмилетней школе номер три  двухэтажной, деревянной, через дорогу от нашей белокаменной, сорок четвёртой. Люся тоже там училась, а мама работала техничкой. Вечерами после занятий я прибегал ей помогать  переворачивал парты, подметал. Но Копчёного здесь не встречал.

Вовка рассказывал:

 Он как за волосы схватит, тащит по коридору и орёт: «Я тебя, паршивца, из школы выкину». И выкидывал с крыльца. А после ничего, не выгонял, даже и не вспоминал  главное под горячую руку не попасться.

 А вы бы на лысо постриглись,  подсказал.

 Да ему-то по фигу  он и за ухо может схватить. Так вырванные волосы отрастут, а ухо  хрен.

 Ещё моду взял,  Вовка рассказывал,  станет в дверях на большой перемене и ловит тех, кто из туалета в школу бежит  пальцы нюхает.

 Зачем?

 Так мы ж курим  пахнут табаком. Он за ухо и мордой об косяк. Лучше, говорит, я тебя паршивца сам убью, чем ты от рака будешь загибаться. Так мы потом придумали  возьмём ладошку гавном натрём. Он нюхает и морщится:

 Вы что, паршивцы, жопу пальцем вытираете?

Умер Копчёный на боевом посту  в директорском кресле, от инфаркта. В день похорон в обеих школах занятия отменили  учащихся и учителей отправили в похоронную процессию. Не знаю почему, но гроб с телом подавали из квартиры через оконный проем. В траурной колонне все перемешались, и я под шумок удрал.

В третьей школе не было централизованного отопления  в каждом кабинете стоял барабан (печь круглая такая). Помогая маме убираться, золу выгребал и думал, как тут можно заниматься  огонь, потрескивая, отвлекает. Учитель выйдет  можно класс поджечь. Вот мы. У нас батареи, так мы додумались в розетку проволочку сунуть (на руку варежку одев), и всё  короткое случалось замыкание, вся школа в темноте.

Дальше