Нечего думать. Двадцать первого года здесь нет, в отличие от моего, весьма уменьшившегося погреба, но есть тридцать четвертый. Всего шесть лет, но вино неплохое они заказали две бутылки Шато-Латур, паштет из утки, салат с рокфором и грецкими орехами, и телячью вырезку, с грибным соусом.
Намазывая паштет на горячий, пахнущий печью хлеб, Федор улыбнулся:
Аннет я к вам отправлю, обещаю он вспомнил тихий голос Мишеля:
Что вы друг друга любите, Теодор, это понятно, но именно поэтому ей нельзя здесь оставаться, и нельзя ехать с нами на запад. Тем более, она еврейка кузен помялся: «Вы поженитесь, после войны».
Тикали часы на полутемной, вечерней кухне. Федор, молча, помешивал кофе:
Я ее люблю, но ничего не может случиться. Сколько раз мы пробовали, и все заканчивалось одним Аннет больше не пряталась, не убегала. В анализе она научилась распознавать это желание. Лакан посоветовал ей глубоко, спокойно дышать, считая в уме. Она лежала, с закаменевшим лицом, с закрытыми глазами, шевеля губами. Федор видел муку на лице девушки, и немедленно поднимался: «Прости. Прости меня, пожалуйста».
Все равно, решил он, разливая вино, надо еще раз Меня долго не было рядом, Аннет думала, что я погиб. Может быть, все изменится он увидел темные, мягкие волосы, вдохнул запах цветов, ощутил прикосновение длинных, нежных пальцев. Федор понял, что все эти годы не вспоминал Берлин, не думал об Анне:
Ее и не Анной звали, наверняка. Моя маленькая услышал он свой голос:
Вы больше никогда не встретитесь. Аннет он поймал себя на улыбке, Аннет меня подождет, в безопасности, в Стокгольме. Война скоро закончится. Гитлер не переправится через пролив, побоится. Британия высадит десанты, Америка вступит в боевые действия. Мы поможем, изнутри, так сказать в новостях утверждали, что Люфтваффе продолжает атаки на военные базы и аэродромы Британии.
Попробовав вино, Федор кивнул:
Как я и говорил, отличный год. После войны, ему исполнится десять лет. Оно станет еще лучше он понял, что невольно, дал войне четыре года.
Ерунда, все раньше закончится, решил он:
Я не хочу становиться престарелым родителем. Аннет меня на восемнадцать лет младше. Мне шестьдесят исполнится, а ей едва за сорок будет Федор усмехнулся: «Значит, ты у доктора Судакова невесту отбил?»
Кузен, немного, покраснел:
Регина ему согласия не давала, и вообще Тем более, Наримуне поднял бровь, господин Эль-Баюми, везет в Палестину с десяток красавиц. Одна мадам Левина чего стоит Федор позвал гарсона:
Еще одну бутылку принесите, и не забудьте о десертном меню. У них отличные сладости, заметил он, когда официант отошел, там, куда мы собрались, кроме гречневых блинов с медом, ничего не подают. А мадам Левина он задумался, кажется, мы о ней еще услышим, дорогой граф -подытожил Федор, принимаясь за салат. Отсюда они ехали в Ле Бурже, багаж кузена утром отправили на аэродром.
Я дам телеграмму, сообщу о вылете Аннет, обещал Федор: «Когда я ее посажу в самолет, мы, с нашим общим знакомым, займемся другими делами»
Вы только будьте осторожны, попросил Наримуне, дорогой родственник.
Мы с тобой свояки, смешливо сказал Федор, на сестрах женаты. Почти женаты. Титула у меня нет, но моя семья старше вашей он подмигнул Наримуне, хотя мой дед служил твоему прадеду. Даже оптический телеграф построил у вас, в Сендае. Отец мне рассказывал, он Японию хорошо помнил. И бабушка Марта говорила, показывала гравюру, что мой дед с нее нарисовал Федор подумал, что после войны надо будет навестить, с Аннет, и Японию, и Америку.
В общем он поднял бокал с темно-красным бордо, надо выпить за то, чтобы все быстрее закончилось на углу рю Рояль развевался нацистский флаг. Рука, отчего-то дрогнула, бокал качнулся, на белоснежный лен упала капля вина.
Будто кровь, понял Федор. Он велел гарсону: «Поменяйте салфетку, пожалуйста».
В спальне матери легко, едва уловимо пахло ладаном и свечным воском. Перед иконой жен-мироносиц мерцал огонек лампады. Протопресвитер Сахаров ушел, соборовав рабу божью Иванну. Он уверил Федора, что пришлет, утром, как выразился священник, необходимый транспорт.
На Пер-Лашез хоронили православных, кладбище было одним, для всех. Отпевали Жанну через три дня, в православном соборе Александра Невского, на рю Дарю. Федор напомнил себе, что завтра утром надо послать объявления о смерти, в газеты. Гроб с телом матери, в ожидании заупокойной службы, перевозили в похоронное бюро. Федор сидел на постели, держа маленькую, хрупкую, как у ребенка, руку. Свет потушили, худое лицо матери освещала одна лампада.
Проводив священника, Федор открыл окно спальни, выходящее на рю Мобийон. Он поставил на подоконник стакан с водой, устроив рядом сложенное, пахнущее фиалками полотенце. Мать любила этот запах. Он чувствовал легкий аромат духов, от седых, легких волос. Мать лежала в той же комнате, где родилась, шестьдесят восемь лет назад. Федор не застал свою бабушку, баронессу Эжени, умершую в конце прошлого века. Бабушка Марта рассказывала Федору, что стала крестной матерью маленькой Жанны. Девочка родилась после смерти отца, доктора Анри, расстрелянного по ошибке, вместо брата, Волка.
На Пер-Лашез его расстреляли сухая, ухоженная рука стряхнула пепел с папиросы, в чашу из розовой, тропической ракушки, у семейного склепа. Волк выжил. Он при взрыве бомбы погиб, после убийства императора Александра. Твоего двоюродного деда, тезку твоего, Федора Петровича тогда убили, и сына его, Сашу. Коля спасся. Мы его в Европу привезли, к бабушке твоей зеленые, прозрачные, обрамленные темными ресницами глаза, взглянули на Федора: «Они близнецы были, Анри, и Максимилиан. То есть Волк».
Десятилетний Федор рассматривал семейный альбом, на Ганновер-сквер. Уютно пахло жасмином, от бабушкиной туники, изумрудного шелка, расшитой бабочками, из парижского ателье мадам Жанны Пакен. Бронзовые, побитые сединой волосы бабушка не покрывала, иногда даже на улице. Губы в тонких морщинках, в красном блеске, выпустили серебристый, ароматный дым. На подносе стояли чашки веджвудского фарфора. Бабушка испекла к чаю любимые булочки Федора, по рецепту из Банбери.
Ваш муж тоже при взрыве погиб, бабушка Федор смотрел на снимок дяди Питера, с детьми:
И дедушка кузена Джона с ним Маленькому Джону, как тогда называли покойного сейчас герцога, исполнилось двадцать шесть лет. Только, что газеты объявили о его помолвке. Герцогиня Люси тяжело болела, оставаясь в замке, в Банбери. Леди Джоанна Холланд отпраздновала двадцатилетие:
Следующей весной Ворон вернулся, из Арктики. Он участвовал в экспедиции Амундсена, и еще года три на севере болтался вспомнил Федор:
Они поженились, с леди Джоанной, Стивен родился. Хорошо, что Стивен девушку встретил бабушка кивнула, глядя на лицо покойного мужа. Питер, при цилиндре, с элегантной тростью, широко улыбался:
Да, они оба погибли Марта перекрестилась, упокой их души, Господи.
Федор сжевал булочку. Он вытер пальцы салфеткой, как его учили:
А что вы в России делали, бабушка? Когда приезжали, перед убийством государя императора?
Бронзовая бровь поднялась вверх:
Навещала страну, милый мой. Папе твоему Москву показывала, столицу. Возьми еще булочку, ласково посоветовала бабушка.
Медленно, размеренно тикали часы на мраморном камине. Икону Богородицы Федор принес из Сен-Жермен-де-Пре. Когда с рю Мобийон позвонил врач, Аннет, было, хотела отправиться с ним к умирающей Жанне. Федор попросил:
Отдохни, милая. Поужинаете с Мишелем на циферблате стрелки миновали полночь, отзвонили часы церквей. Мать не пришла в сознание. Федор смотрел на закрытые, морщинистые веки. Он вспоминал веселый голос, парижский акцент, белокурые, пахнущие фиалками волосы. Мама учила его читать, по русской азбуке, в Панаме, где отец строил канал. Федор почти ничего не помнил, из тропиков, только шум дождя, сладкий аромат цветов, и крики попугаев, в пышном саду особняка.
Папа с мамой меня в Лондоне оставили, и поехали на японскую войну наклонившись, он прижался губами к руке матери, мы с Наримуне говорили. Его отец тоже воевал. Господи, внезапно, мучительно подумал Федор, зачем все? Войны, страдания Хорошо, что я успел маму проводить. Спасибо Эстер, что выходила меня он напомнил себе, что надо думать о деле:
Похорони маму, отправь Аннет, в Стокгольм, и занимайся своими обязанностями, Драматург днем, Жанна, неожиданно пошевелила пальцами. Мать несколько дней лежала без движения. Сухие губы разомкнулись. Поискав что-то на шелковом одеяле, она шепнула, по-русски:
Феденька Позови голубые, выцветшие глаза указали в сторону двери. Аннет, выглянув из кухни, остановилась на пороге. Темные волосы девушка повязала косынкой. Федор вспомнил мать, в форме сестры милосердия, в полевом госпитале. Аннет устроилась на другой стороне кровати, Жанна коснулась синего алмаза, на руке девушки. Федору показалось, что мать улыбается: