Дождавшись заявления Нины Львовны, приказал Ксюше оповестить инженерно-технических работников об оперативном совещании в кабинете директора в два часа пополудни.
Ну вот, Костян, костяк нового предприятия создан, объявил он Инночкину. Погоним волну сверху вниз.
До совещания предложил снабжающему заму пройтись по производственным участкам. Соломон Венедиктович имел обыкновение каждый рабочий день обходить предприятие. Заходить в кабинеты руководителей и специалистов, оценивать обстановку на местах, интересоваться состоянием дел и настроением людей. Он искренне верил в то, что подобные обходы дисциплинируют подчиненных, давая им понять, что директор где-то рядом, что его неусыпное око зорко бдит.
Если бы он узнал, что эти его обходы сотрудники меж собой называли не иначе, как «наезды пахана», то очень бы расстроился. К счастью он оставался в неведении. Почему «к счастью»? Да потому что нельзя отбирать у человека его заблуждения. Без них он подобен древу без корней нечем цепляться за реальность. Жалким становится и достойным сочувствия.
Инночкин же имел собственное мнение в этом вопросе даже три:
Специалиста учить дело губить.
Судить надо по конечному результату.
Поощрять и наказывать только рублем, без всякой лирики.
Это была тема их постоянных споров, но не сегодня.
После обхода вполне дружелюбные приятели вернулись в директорский кабинет перекусить, выпить чаю, выкурить сигарету. Письмо из «Фортуны» по-прежнему лежало на столе, напоминая о причине затеянной смуты. Рубахин за чашкой чая с бутербродами сделал контрольный звонок домой. Тылы были крепки и надежны во всяком случае голос жены звучал спокойно, даже доброжелательно.
Я готовлю на ужин биточки с цветной капустой, сообщила она. Но ты, конечно, можешь есть свои любимые пельмени. Если хочешь.
Да ты что! притворно удивился Рубахин. Разве какие-то там пельмени могут сравниться с твоими биточками! В семь буду за столом. Как штык!
Отключив телефон, Соломон Венедиктович прокомментировал приятелю:
Намедни с братишками засиделся в баре, домой не помню как доставлялся. Утром встаю мама родная! благоверная, как сломанный телевизор: изображение присутствует, а звук пропал.
Совещание началось со вступительного слова директора предприятия. Он обожал ораторствовать, и получалось это у него, признать надо, весьма толково.
Сделав суровое лицо и помахав в воздухе письмом из «Фортуны», Рубахин сказал:
Здесь приказано, мать нашу так: всему персоналу ИТР пройти переаттестацию на предмет профпригодности. Ну и кто выживет, получит соответствующий оклад Я думаю, ниже нынешнего. Зачем финнам думать о нас, мать иху этак?
Аудитория возмущенно загудела.
Они уже черте че натворили на теплогенерирующих предприятиях, теперь вот до нас добрались.
И снова пауза для реплик с мест.
Я знаю, что говорю! Рубахин рубанул воздух ладонью, будто кто-то ему возразил. Вижу, что в этой «Фортуне» творится, а будет того хуже. И мы тут решили
Принялся излагать идею создания собственного энергоремонтного предприятия.
Смело! кто-то из зала.
Рубахин грудь расправил и широко улыбнулся:
Меня поддержали все заместители и главные специалисты предприятия. Дело за вами. Не собираюсь никого упрашивать, а просто призываю вас всегда помнить о том, что вы энергоремонтники. Специалисты! Да вам равных в России нет! Вам надо в ножки кланяться, а эти придурки закордонные удумали переаттестацию! Как в курятнике на предмет яйценоскости. Тьфу! Кто со мной пойдет?
Рубахин все делал быстро быстро читал, быстро писал, быстро ел и пил, напиваясь быстро, быстро решал и руководил, быстро впадал в гнев и столь же быстро отходил.
Берите бумагу, доставайте ручки, пишите заявления на увольнение.
Народ ударился в эпистолярии, а Соломон Венедиктович сел в свое кресло, играя бровями. Начальнице отдела кадров Чирковой приказал:
Юлия Павловна, соберите и готовьте приказы. А вы, господа, по рабочим местам и до конца дня занесите в ОК заявления своих подчиненных. Не бывать нам под финнами!
Хорошо, Соломон Венедиктович!
Скажите рабочим от моего имени на новом предприятии у всех зарплата будет в полтора раза выше. Слово Рубахина!
Прямо сейчас и займемся, Соломон Венедиктович
Хорошо, Соломон Венедиктович!
Скажите рабочим от моего имени на новом предприятии у всех зарплата будет в полтора раза выше. Слово Рубахина!
Прямо сейчас и займемся, Соломон Венедиктович
Пока оформляются учредительные документы, все в оплачиваемых отгулах.
Ура командиру!
Прошел час.
Рубахин нажал кнопку селектора:
Юлия Павловна, много сдано заявлений?
Ни-од-но-го!
Приятели переглянулись.
Совсем распоясался народ, тяжело вздохнув, сказал Рубахин. Эти чумазые проституты думают, что директор у них не рыба, не мясо, а с капустой пирожок. Ждут, что я им в ножки буду кланяться.
Переварив обиду непродолжительным молчанием, Соломон Венедиктович изрек:
А мы поклонимся, не сломимся игра стоит свеч.
Подмигнул Инночкину:
Волна сверху разбилась о твердолобые скалы, так мы под ними почву шатнем.
Как это?
Как в анекдоте.
И рассказал:
Врач пациента спас, тот: «Чем вас, доктор, отблагодарить?». Мужик со «скорой» видит палаты у больного навороченные и, боясь продешевить, «Отблагодарите, говорит, по-божески». В ответ: «Хорошо, доктор. Буду за вас молиться».
В че тут суть?
А в то: что сухая ложка горло дерет.
И по селектору:
Нина Львовна, всю наличку кассы ко мне.
Инночкину:
Сади торопыг своих на колеса, чтоб через сорок минут в столовой были накрыты столы для банкета по случаю создания многопрофильного предприятия «Рубин».
И снова в селектор:
Ксюша, объяви по участкам: в 1600 в столовой банкет всех сотрудников нового предприятия. Приглашаются все желающие. Вход по заявлениям на работу.
Многопрофильное предприятие? удивился Костя. Ты говорил об энергоремонтном.
Рубахин вознес к потолку палец:
Думать надо на перспективу. А название не удивило?
«Рубахин-Инночкин»? Годится.
Вошла Шулленберг с деньгами вышла без них.
Ну, давай, Костян, шевели батонами: закуска, выпивка, музон чтоб все честь по чести. Людям надо угодить.
Идея сработала. Не организовано, но вереницей народ потянулся в отдел кадров, потом в столовую. И там, и там возникли очереди: Юлия Павловна принимала заявления на увольнения, а инспектор ОК Галочка Гончарова на прием.
В начале пятого часа дня в столовую вошел С. В. Рубахин. Весь коллектив возглавляемого еще им предприятия собрался за накрытыми столами.
Соломон Венедиктович был краток:
Дорогие коллеги! Сегодня вы приняли мужественное и верное решение. Вы надеетесь, а я уверен, что все плохое останется у нас позади, а впереди будет только хорошее. Желаю всем на новом поприще успешной работы, результатом которой станет наше общее процветание. Не знаю, как вы, друзья, а я уже просто задолбался работать на дядю чужого.
Все дружно поддержали директора.
Хочется спокойно жить и трудиться. Хочется счастья семье и России!
По бурным аплодисментам, переходящим в овации, седовласые ветераны производства вспомнили длинные пустые речи густобрового, как Рубахин, Леонида Ильича и прослезились. Выпили, целоваться полезли. Соломон Венедиктович чуть не пал жертвой своей популярности.
Вокруг Константина сбилась малолюдная непьющая компания. Обсуждали пафосную речь директора, соревнуясь в острословии. Нина Львовна доверительно склонилась к Инночкину, предоставляя ему великолепную возможность заглянуть в вырез ее платья:
Давайте поговорим о чем-нибудь приятном! Например, о том, кто как планирует провести отгулы.
Костя демонстративно отвел глаза в сторону:
Ну, у меня-то отгулов не будет.
У вас-то понятно, а у других?
Поеду к теще в деревню. Лес рядом, речка, сугробы сказка! А воздух какой!
Я буду дома сидеть. Балбесами своими займусь оболтусами растут.
Так, оболтусы или балбесы?
Какая разница!
А для меня понятия отдых и планы несовместимы доверюсь судьбе
Полностью дошедшая до кондиции основная масса сотрудников понукала выпить:
Кто родился в ноябре, вставай, вставай, вставай
Ну, мне пора, засобирался Инночкин. Кажется, оргия начинается.
Но не успел уйти без скандала уже у дверей тормознул его изрядно «уставший» Рылин и погнал с места в карьер:
Что за херню вы затеваете с Рубахиным?
Рылин-мурылин, машинально срифмовал про себя Костя, внимательно разглядывая пьяного инженера (ну, правильнее-то главного, но не сейчас) и прикидывая, кто тот по жизни чудак на букву «м» или просто контуженный.