В лесопосадке, по утрам (зимой почти в темноте) он учил меня боксу. Я вредничал и спать хотелось, и больно, и холодно, и с бабушками лучше
Потом как-то раз наш класс сажал на уроке труда деревья. Мой давний обидчик Саша Н. подошел ко мне сзади, когда я возился с деревом, и толкнул меня. Я упал в яму. Все засмеялись, в том числе моя любимая девочка Валя.
Я спокойно подошел к Сашке (тот улыбался ранней фиксой) и провел серию коротких ударов: в челюсть справа, слева и прямо в нос. Мой обидчик оказался в нокдауне: он сидел на земле и тряс головой. Глаза его были пусты, почти безумны. Теперь все смеялись уже над ним, хохотала и его любимая девочка Жанна.
Но сладость силы я почувствовал не тогда, а на следующий день, когда в интонациях своих друзей-школьников уловил заискивание и почитание. Приблатнённый старшеклассник по кличке Жук угостил меня сигаретой «Дымок». Это было посвящение в новую, более высокую, касту.
Но потом во время занятий боксом я повредил сухожилие кисти и не смог больше брать сложные гитарные аккорды с барре в запястье при этом словно гвоздь впивался.
Бабушки с грустью посматривали теперь на мои боксёрские перчатки. И уже не пели дуэтом: «Гений, гений!..»
Гитара пылилась за шкафом.
ЛЕНИН И ГНОМЫ
Каждое лето я проводил у своей бабушки в маленьком приморском городке. По вечерам с бабушкой Варварой (а иногда и с мамой и папой, приехавшими на выходные) мы гуляли с парке, где было много роз, где в беседке добродушные старички играли в шахматы под «софитом» огромной лампочки без абажура, висевшей на толстом проводе. В парке было много статуй гномов ростом с пятилетнего ребенка. Гномы были выкрашены в пёстрые цвета, и лишь бороды их были белыми.
Сначала гномы были большими, потом они стали вровень со мной, а потом я уже мог поглядывать на них свысока. Гномы всегда улыбались мне, а их зелёные колпаки мне хотелось надеть сначала поочередно, а потом все сразу, чтобы попасть в чудесную, сказочную страну и лишь иногда возвращаться из неё домой, чтобы увидеть своих родителей, бабушек и друзей