Так, Руман, прекращай межэтническую рознь разжигать. Потом будешь обвинять меня в антисемитизме.
А кто первый начал? возмутился тот.
Оба как-то невесело рассмеялись. Будто одновременно оценили, что не очень-то эта юношеская бравада соответствует их нынешнему состоянию. Да и настроению. Обоим на мгновение стало грустно. Может, от того, что ушло бесшабашное время, когда такое препирательство было нормой, и что в их шутке больше банального цинизма, чем самой по себе шутки. Но, как ни странно, именно это, дав единство понимания, что с ними происходит, вдруг снова сблизило. И оба почувствовали эту близость.
Вениамин Петрович плеснул на донышки широких внизу рюмок содержимого красивой бутылки. Михаил Моисеевич взял ближайшую к нему, насладился запахом и сделал глоток. Пекарик, как всегда, лишь пригубил. Он вообще не пил, а лишь соприкасался с хрустальной коньячной рюмкой, только, чтобы ощутить обжигающую ноздри терпкость содержимого.
Затянувшаяся кофейная пауза абсолютно не напрягала. Каждый думал о своем. Но обоим казалось, что мысли у них одни. Михаил Моисеевич предполагал то, что услышит. А Вениамин Петрович то, что скажет. Наконец, Пекарик улыбнулся.
Ну что, Миша
Веня, давай без церемоний. Я готов. Тем более что многое из того, что ты мне сейчас расскажешь, я так понимаю, уже шесть лет назад слышал.
Да. Но то, что я рассказывал тогда, это цветочки, Вениамин Петрович на секунду задумался, Надеюсь, тебе не нужно объяснять, кто такой Никола Тесла?
Ну, кто не слышал о Тесла? Это выдающийся физик. Работал с электричеством.
Да, Миш, это великий ученый, продолжил Вениамин Петрович, Он намного опередил свое время. Как ты знаешь, благодаря ему, мы сейчас пользуемся переменным током, а не постоянным. Чтобы было понятнее, скажу, что нынешний столь мощный технический скачок мог бы без него и не состояться. Уже среди современников существовало высказывание о том, что именно Тесла сотворил двадцатый век.
Да-да, я что-то такое слышал, сделал несмелое замечание Михаил Моисеевич, А, кстати, забыл кто он по национальности?
Миша, улыбнулся Пекарик, Ты хочешь услышать, что он еврей? Таки нет, Миша. Тесла серб. Но речь сейчас совсем не об этом.
Ну, я слушаю слушаю, повторил Михаил Моисеевич с нажимом.
Речь о том, что многие из своих изобретений он человечеству так и не доверил, осознавая, что люди пока не готовы принять такой дар.
Серьезно? удивился Руман.
Совершенно. Вот и я думал стоит ли рисковать собой? Стоит ли вообще проводить эксперимент, о котором, возможно, я никогда не смогу рассказать людям? Но Вениамин Петрович на пару секунд замолчал, будто подбирая слова, чтобы понятнее выразить мысль, Но любопытство исследователя, Миша, зуд, обещающий чувство эйфории, который сопровождает меня уже многие годы, подсказывает, что я должен экспериментально закрепить свое открытие. Что именно это уготовано мне судьбой. Я чувствую, это она судьба. А избегать ее занятие опасное.
С минуту длилось молчание.
Веня, осторожно начал Руман, я пока слишком далек от понимания чего-либо. Может, ты уже конкретизируешь с чем хочешь меня познакомить. А то у меня ощущение, что ты меня сканируешь проверяешь, можно мне довериться или нет?
Ну что ты такое говоришь? возразил Пекарик, А зачем я тебя тогда позвал? Ты пойми то, что я тебе сообщу не дело двух минут, и даже не двух недель. Это система, которую тебе придется изучить. Но и это не главное. Главное что по сравнению с психологией это парадигмально иное представление о человеческом сознании, через которое тебе придется воспринимать не только взаимодействие физиологии и психики, о чем сейчас принято говорить, но и многое другое. Например, понимать материю не только как вещество нашего физического мира, на лице Михаила Моисеевича отразилось повышенное внимание, Не торопи меня, Миша, ведь в итоге я собираюсь доверить тебе не только сокровеннейшую из моих тайн, но и свою жизнь. А Тесла я вспомнил, чтобы объяснить тебе противоречия, борющиеся во мне, с одной стороны. А с другой показать тебе примитивнейший способ получения информации из иной реальности, который я позаимствовал у него и который лежит на поверхности незамечаемый. Именно через него я понял, а затем и научился перетекать сознанием в иной частотный диапазон вселенной без потери памяти
Ошарашил ты меня, однако начал, было, Михаил Моисеевич, но Пекарик перебил его. Видимо почувствовал, что его товарищ собирается славословить.
С вводной речью покончено. Выбирай. С теории начнем или рассказать тебе о моих практических экспериментах?
После секундной паузы Руман кашлянул в ладонь.
Знаешь, Вениамин Петрович, он стал отрешенно серьезен, ты владеешь предметом и тебе определять, с чего лучше начинать. Давай, по порядку. А я превращаюсь в уши, потому что, то, что уже успел услышать, настолько превалирует над моим нынешним пониманием действительности и не соответствует моей карте реальности, что ни о каких амбициях ученого с моей стороны не может быть и речи. Короче выражение его лица показало всю трудность отречения от собственного эго, я сейчас твой ученик и это без всякого сарказма.
Пекарик добавил немного коньяку в рюмку Румана и три капли символически себе:
Давай за то, чтобы у нас все срослось.
Давай. Я почему-то верю и в тебя, и в то что, чему быть, тому не миновать, Михаил Моисеевич спохватился, Начинай, Веня. Не терпится уже увидеть мир через твою карту реальности.
Сейчас, Вениамин Петрович помолчал несколько секунд, Начну, пожалуй, с того, каким образом я вышел на все это давай, забирай бутылку и рюмки, а я все остальное, неси на журнальный столик к дивану. Там будет удобнее.
Устроившись, друзья настолько прониклись доверием друг к другу, что весь оставшийся налет социального шлака облетел полностью. Он открыл души, дав возможность слиться в едином творческом порыве, когда не нужно долго и натужно объяснять суть предмета и когда намека достаточно для осмысления чего-то сложного, кажущегося громоздким и неподъемным с точки зрения понимания посторонним человеком.
Представь себе, что твое сознание состоит из трех ярусов, Вениамин Петрович внимательно посмотрел на товарища, Но не так, как у Фрейда. Старик Фрейд путал подсознание с бессознательным.
Михаил Моисеевич согласно кивнул, одновременно пожав плечами.
Убедившись, что его речь не собираются перебить вопросом, Пекарик продолжил.
Оккультизм говорит о трех планах бытия физическом, астральном и ментальном. И о семи из девяти подпланах, в основном различаемых его адептами. Георгий Гурджиев если помнишь, я говорил описывает человека, как трицентричное существо, обладающее тремя центрами сознания. В даосизме есть понятие о трех даньтянях верхнем, среднем и нижнем. И там, как и в оккультизме, есть девятиричная модель информационно-энергетических уровней материи, сосредоточенных в них. Египетская философская традиция говорит о семи планах. То же самое мы видим и в индуизме семь тонких тел. В какой-то степени и Каббала в Древе Жизни дает семь планов или ярусов, на которых располагает десять сфер, но там тоже есть троичность личность, душа и дух -Пекарик на секунду замолчал, Чтобы было проще понять, представь себе старый дом с подвалом и чердаком. Подсознание это подвал сознания. А надсознание, или, как его часто называют, сверхсознание чердак. На чердаке все, что не выбрасывается и храниться поколениями. Это наше архетипическое сознание плод метемпсихоза с его реинкарнационной памятью. В подвале храняться запасы для выживания физического тела. Генотипическое, если можно так сказать, сознание. Или сознание, сосредоточенное в эфирном теле человека. Первичное животное сознание. Оно всегда находится при физическом теле в процессе жизни. Даже тогда, когда мы с бытовой точки зрения теряем сознание, мы теряем только его рациональную и творческую части. Первичное остается, чтобы выполнять вегетативную функцию. Понимаешь, о чем я?
Ну, конечно: суть я улавливаю, хотя и не совсем но мне очень интересно, заметил Михаил Моисеевич.
Здесь два аспекта Первый необходим для понимания, почему появляется противостояние животного и божественного уровней сознания. А второй для осознания того, что ни животное, ни божественное не обладают такими возможностями дифференциации информации, какими обладает средний уровень рациональное сознание. Оно, являясь полем борьбы, умножает двойственность одного и другого. Первичное сознание или подсознание оперирует понятиями «приятно неприятно», в которых опасность и удовольствие, страх и наслаждение. А надсознание заведует творческими категориями «хорошо плохо». И вот когда на поле рационального сознания сталкиваются плохо сопоставимые категории, например «приятно» и «плохо», это поле превращается в поле сражения.