И пропел:
Время идёт забывать о том нельзя
Нужно прожить нашу молодость не зря.
Силинский:
Ну, так верни их обратно сейчас мы им старшину на блюдечке подадим, голенького.
Собутыльники заинтересовались:
Ты что, как дембельнулся, нигде, никого, ни в какую щель?
Я промолчал, вспоминая. Солнце пронзительно светило в прозрачном воздухе, выбивая лучами искры из белого праздничного убранства деревьев за окном. Декабрь, и уже в аудиториях припахивало Новым Годом. Физик охлопал ладони от мела:
Успеваете записывать?
Успеваем.
Передали записку: «Мы с подружкой поспорили какой ветер моряки считают самым благоприятным?» Предлог познакомиться и встречаться? Эх, прекрасные вы мои не до вас сейчас, и я написал: «Который юбку выше задирает».
Парни посидели еще, и ушли в парк догоняться пивом. Звали меня.
На румяных боках облаков ещё догорал закат, но на улице уже зажглись фонари. Я с ненавистью задёрнул шторы и, не раздеваясь, завалился на нерасправленную кровать. И зачем только Господь придумал женщин?
Завтрашний день обещал быть трудным. Как, впрочем, и все дни подряд. А может, устроить себе выходной? Сходить куда-нибудь, расслабиться, отдохнуть. И непременно с девушкой. Выходной, чёрт бы его побрал! Мне, организму, моим мозгам нужен отдых ибо этот вечер на выходной не тянет. И ещё сильно хотело напиться. Наверное, я алкоголик. Или параноик. Или. Надо спать.
. Мы целовались у реки мой посох Хранителя, её мешочек из шкуры енота для женских дрючек валялись подле. Над нами ярко светила луна.
Эола, мне нужно идти на лекцию, тихо я произнёс, с трудом отрываясь от её губ и ненавидел себя за то, что должен был это сказать.
Иди, сказала она, но не отпустила меня из объятий, а наоборот, прижалась ко мне и закрыла глаза. Долго молчала, потом сказала, Хранитель, не уходи. Только не смейся. Я темноты боюсь. Всё время кажется, что.
Я поцеловал ее, и. дальнейшее касается только нас двоих.
В декабре жизнь моя несколько утряслась. Вернее, в ноябре я ещё носился, как угорелый, пытаясь заполнить все бреши от пропущенных занятий, но потом понял, что восполнить весь объём упущенных знаний всё равно невозможно, и сосредоточился на текущих. Вообще, жизнь студенческая стремительна вряд ли найдётся такой гений, который смог бы приобретать знания ещё быстрей. По крайней мере, я на такого не тянул. Но старался. Кое-что у меня получалось, а многое нет. Что изменилось?
Во-первых, стало заметно, что некоторые мои коллеги о пройденных материалах мало что помнят, плохо разбираются в них или вообще ничего не поняли, но на что-то надеются. Это меня успокоило.
Во-вторых, шпоры, шпоры со всех сторон мне твердили шпоры выручат из любой ситуации. Можно, говорили, даже не учить, и приводили примеры. Это меня расхолаживало.
В-третьих, я явно переусердствовал в погоне за знаниями, истощил свой закалённый военно-морской организм и ни о чём кроме сна более не мечтал. Вслед за усталостью подкатило равнодушие. Готов был плюнуть на свой жёсткий режим, выспаться, выпить и поволочиться за девушками, если бы не Пим Дырявый. Я просто наяву видел его ухмыляющуюся физиономию, как он подписывал приказ о моём отчислении а я, мол, что говорил? Нет, уж, дудки! Такой радости я тебе, Валенок Изношенный, не доставлю. И мучил себя над конспектами до трёх часов ночи, всё более теряя вкус к жизни.
В-четвёртых, на меня смотрели, как на маразматика никто не восхищался моим усердием и первыми успехами (а как же без них!). Наоборот, все ждали, когда я сойду с ума, и меня можно будет кормить сигаретами, или вешать плакат на спину «Дайте пинка деду флота советского». Я это чувствовал, но к толпе не ластился салажня, много они понимают в настоящем морском характере.
В-пятых, мне не могли простить равнодушия к женскому полу. Не было его, но разве всем объяснишь? Сначала прекрасная половина (так говорится, на практике едва ли десятая часть всего поголовья) терзалась любопытством, потом ненавистью (чувство сродни любви), потом презрением пустили слух, что я голубой. Успокоились на негативных последствиях службы на атомной подводной лодке и перестали доставать анонимными записками подобно той, о которой я уже говорил.
Ну и в-шестых. жизнь продолжалась, и нужно работать.
Губу обратно закатай девчонок ему захотелось! Это я ругал свой организм, волокший моё невыспавшееся тело на первую пару к 800.
Ну и в-шестых. жизнь продолжалась, и нужно работать.
Губу обратно закатай девчонок ему захотелось! Это я ругал свой организм, волокший моё невыспавшееся тело на первую пару к 800.
Ах, так! взбрыкнул он.
И что ты мне можешь сделать?
А хочешь, штаны тебе обделаю? Вон на те ножки посмотри.
Я вспомнил, в Анапе такое бывало на первый этаж учебного корпуса заходили девчонки с гражданки, пообщаться со знакомыми курсантами через перила. С такими коленками (я о девчонках) ! Хватало одного мимолётного взгляда пока до четвёртого (где был класс самоподготовки) этажа доберёшься, не только у меня случался конфуз.
Слушай, перестань, а. Веди себя прилично.
А хочешь, всем бабам покажу, что ты о них сейчас думаешь.
Не поверят они считают меня голубым.
Или подводником а я их моментом разубежу.
Чтобы отвлечься от тревожащих мыслей, решил заговорить организму зубы я знаю, почему ты такой противный.
Ну и?
Заклинающую зверей помнишь? Вот эта старуха в тебе сидит.
Кажется, умолк, удивлённый.
А я уже в аудитории, и всё внимание человеку за кафедрой.
2
Сергей оглянулся от дверей, прошёлся по фигурке Клары Оскаровны взглядом профессионального растлителя, подмигнул (ну, не ей, конечно) и вышел. Плюснина подсела ко мне:
Теперь с вами. Что мы имеем?
Иванов дождался меня в коридоре:
Как она тебе, Дед?
Милая женщина.
А ты заметил, как она покраснела, когда сказала про девятилетнего сына?
Я промолчал, но подумал почему ты-то не покраснел? А сказала она про сына следующее:
Мой девятилетний сын разбирается в аналитической геометрии лучше вас, Иванов.
Ну, как? это он теперь про зачёт.
Допустила, но сказала, что векторной алгеброй будет заниматься со мной после сессии на каникулах.
Ты уж не теряйся, вздохнул Иванов. Тётка незамужем.
Потом встрепенулся:
Ты сейчас куда?
Тридцать первое декабря! Куда спешат все добрые люди? Конечно, домой, за стол, как любящий сын примерных родителей. Вообщем, на электричку и в Увелку.
Нет, Дед, постой ты мне здесь нужен, причём позарез.
Я возмутился:
Серый, я три года не был дома, после дембеля только три дня, потом сразу сюда и опять на два месяца. Да они там с ума сходят ждут, не дождутся.
И ты меня бросишь? Между прочим, сам заварил.
Вот он о чём. Случилось нам с ним как-то выпить гитару в зубы и на второй этаж. Субботний вечер общага полупуста, а в комнате 228 жили две первокурсницы Света Аверина (из нашей группы) и Ленка Харчевникова (с гидравлики). То ли Светка Серёге, то ли он ей строили глазки на лекциях, а тут такой случай. Короче, пошли женихаться. Добавлю у Серого прекрасный голос и отличный аккомпанемент на гитаре.
Светка вышла:
Мальчики, к нам нельзя.
А что так? Серёга насупился.
Пришли земляки Ленкины с четвёртого курса, сидят, пьют вино.
Сколько их? это я.
Четверо.
Пригласи-ка хоть одного.
Вышел Валерий Железнов парень не только из того же Миасса (город такой), что Серёга, но из одной школы и одного с ним класса. Впрочем, это для информации разруливал я.
Слушай, братишка, у вас пять минут, чтобы с достоинством уйти через дверь по истечении этого срока, я вас повыкидываю в окно.
У меня под галанкой тельник, и я стучал пальцем в железновскую грудь.
Он вернулся посовещаться, и, посовещавшись, вчетвером покинули комнату раньше указанного срока.
Потом у Серёги был с ними конфликт в электричке тогда он отбился, но его предупредили, что нанесенная обида смоется только кровью. У нашего старосты два хвоста по зачётам, и ему не до Нового года в родительском доме надо готовиться, надо сдавать третьего января уже консультация на первый экзамен. Короче, Серый завис, остаётся в общаге и приглашает разделить с ним компанию. Что там затевает Железнов, одному ему известно то ли уедет домой, то ли нет, и заявится к Серёге с требованием сатисфакции.
Придётся остаться.
Слушай, а девчонки в общаге?
Зайдём, узнаем если здесь, пригласим.
Серёга опять о своём:
Когда мы с Оскаровной рядом сидели, по-моему, неплохо смотрелись, а?
Серый, ты маньяк.
Я всего лишь ищу судьбу. Ну и что, ребёнок девяти лет главное, мама симпатичная, и хороший человек.
Я вспомнил тот вечер в комнате у девчонок. После ухода четверокурсников, мы играли в фанты Серёге спеть, Светке сплясать и вдруг. Ленке поцеловать Анатолия.