Николай перед входом в этот коридор посмотрел из-за угла охранник ходил по нему взад вперед. Как только он повернулся спиной, Седенко старший вышел из-за укрытия и пошёл в ногу с недремлющим стражем. Дойдя до двери столовой, он приоткрыл её, проскользнул во внутрь и прикрыл. Шаги развернувшегося охранника приближались, вот он остановился и пошёл снова. Сергей выскользнул из гостиной и, снова шагая в ногу с охранником, дошёл до приемной. Дверь проскользнул дверь. И тут произошло неожиданное: он нос к носу столкнулся с седым стариком, который тряпкой на конце шеста смахивал пыль с карниза над дверью.
Здравствуйте, дедушка, выпалил шепотом Николай первое, что машинально пришло на ум.
Здрав будь, боярин, то же шепотом, поклонившись, проговорил дед.
Дедушка, ты русский? удивился Седенко.
Да, прошептал тот и приложил пальцы к губам, потом отодвинул «боярина» от двери, прислушался и, дождавшись, когда удалятся шаги охранника, тихо задвинул засов двери; потом взял Николая за рукав и провёл его к противоположной стороне комнаты за трон.
Чему сюда выступя, боярин?
«Боярин» помолчал, глядя на старика, дескать, стоит ли открываться, потом махнул рукой:
Девицу одну хочу увидеть.
Кто буде? Кличут как?
Раба, холопка, а кличут Нино.
Старик двинул раскрытой пятерней от уха к щеке:
Та?
Эта, да.
Старик очень удивился:
Чему она те?
Поговорить, поречить надо.
Опять удивился:
А толомочишь по иху?
Николая старик стал раздражать:
Ну, дед, ты больно любознательный. Скажи, поможешь или нет?
Дед нахмурился, напрягся, толи, переводя его слова на свой язык, толи, обдумывая что другое, глянул из-за трона на дверь, ещё раз посмотрел на него решительно и серьезно, как бы изучая, и. махнув рукой, приказал:
Жде, тут.
Потом повернулся и исчез за портьерой.
Потянулись тягостные минуты ожидания, и вдруг портьера колыхнулась. Показался старик, а за ним вышла Нино, неся таз с водой. Старик что-то сказал ей по-тюркски, она поставила таз и подошла к Николаю.
Коля.
Нина.
Они обнялись, а старик, улыбнувшись, повел их в другой угол за трон. Там он приподнял ковер и открыл дверь:
Огне нету?
Огне есть, ответил Седенко, вытащил из кармана фонарик и прошёл в каморку с Нино.
Старик привалил вход ковром и пошёл продолжать уборку, а Николай закрыл дверь и осмотрелся, каморка была довольно просторная, полтора на два. Вдоль каменной стены стояла неширокая лавка, покрытая потертым ковром. Они присели. Николай снял с Нино платок, погладил её волосы, посмотрел на любимые черты при тусклом свете фонарика, выключил его и поцеловал её в губы, в ответ она нежно обняла его за шею
Они ещё лежали на лавке, он продолжал ласкать её, а она обнимала и гладила его. У неё текли слезы, а он целовал её, слизывая их, и всё приговаривал: «Я разнесу эту паршивую крепость, если они не отдадут тебя. Я освобожу тебя, чего бы мне это не стоило». Стук в дверь заставил их опуститься с небес.
Боярин, пора.
Сейчас, дед, погоди минут пять.
Николай встал, зажег фонарик, одел плавки. Нино тоже искала свою одежду в куче, разбросанной по полу.
Подожди, Нино, дэан, остановил её Николай.
Он осветил её стройную фигуру, её милое улыбающееся лицо, с мокрыми ниточками на щеках, потом поцеловал её шрамы у уха, на предплечье, на попке, на ноге, поднялся, обнял и сказал:
Никому не отдам, любимая.
Когда они оделись и тихо вышли из каморки на свет, Нино вдруг запела на грузинском какую-то энергичную песню и стала танцевать вокруг Николая.
Тихо, леший те возьме, замахал руками дед и повторил то же по-тюркски.
Нино остановилась, посмотрела на него снисходительно и сказала:
Я узнала счастье, и теперь мне не страшно, я могу и умереть, и снова запела ещё громче. На этот раз уже немного отрезвевший от своего счастья Николай подскочил к ней и зажал рот ладонью.
Она удивлено посмотрела на него, а он, глядя ей в глаза, как несмышлёнышу начал пояснять:
Милая, ты погубишь сейчас и меня, и себя, и деда. Дед, переведи.
Старик перевел ей, стараясь быть убедительным, показывая на Николая, дескать, это не я говорю, а он, твой возлюбленный.
Седенко отпустил ладонь и продолжил:
Я хочу всю свою жизнь дарить тебе счастье и, сам быть счастливым с тобой. Поэтому наберись немного терпения, я тебя заберу отсюда. Ты поняла?
Седенко отпустил ладонь и продолжил:
Я хочу всю свою жизнь дарить тебе счастье и, сам быть счастливым с тобой. Поэтому наберись немного терпения, я тебя заберу отсюда. Ты поняла?
Выслушав его и перевод старика, Нино заплакала:
Коля, мне будет плохо без тебя, так плохо, что я не смогу теперь жить.
И я не смогу, поэтому потерпи, пожалуйста, не делай меня несчастным. Хорошо?
Харащо, кивнула она и прижалась к его груди.
Ну, успокойся, успокойся. Немного терпения, и мы будем вместе. Ты же сильная девочка. Ты выдержишь.
Старик продолжал переводить, потом многозначительно показал Николаю на портьеру. Тот отстранил Нино:
Ну, иди, дед тебя проводит, и, улыбаясь, помахал ей рукой когда она, улыбнувшись, скрылась за портьерой.
Николай вздохнул. «Нет, подумал он, какая страсть. Надо же. А что ты хочешь? Девчонка жизни не видела, искалечили и превратили в робота по уборке помещения».
Пришёл «дед». Николай было хотел идти на выход, но тот его остановил, поинтересовавшись, как он собирается спасать её отсюда? Седенко сказал, что на днях у него будут деньги, и он выкупит её.
Старик покачал головой и сказал, что освободить её можно только через побег, потому, что она живет во дворце и слишком много знает о местных интригах и о мелочах жизни Ахмеда. Поэтому тот не продаёт и не отдаёт своих рабов.
Так, протянул Николай, ну да ладно, попытка не пытка, не получится будем готовить побег.
Старик опять начал твердить, что нельзя подходить к эмиру с этим предложением, он её как-нибудь или умертвит, или выдаст замуж за другого раба. А уж тот её точно либо забьет насмерть, либо докалечит. «непокорная она, плетью ей больше всех здесь достается», резюмировал старик, потом вывел его через потайную дверь в столовую, оттуда через другую потайную дверь в соседний коридор, где не было охраны. «Ну и дворец, подивился про себя Николай, сплошь потайные ходы и каморки. Надо посмотреть, нет ли и в нашей комнате чего подобного».
Перед закатом солнца на аэродроме форта «Дербент» приземлился эмир Ахмед со всей своей делегацией. Он был мрачен и сосредоточен. Через полчаса Седенки и Мамедова шагали через южные ворота крепости к своему форту.
Так, протянул Кочкин, когда Седенко после доклада о прибытии группы рассказал ему коротко про Нино и про старика. «Вот ведь не кстати», подумал он. Действительно, на одном самолете с эмиром прибыли топографы майор и сержант, оба из запаса, а так же группа во главе с прапорщиком для их охраны. Завтра он, комендант, должен организовать их доставку к переправе через Гюльгерычай, где они за двое суток собрались нарисовать хотя бы примерно топографическую карту этой части междуречья до Самура. Завтра же утром должен был подойти сухогруз и спустить с палубы БМД-3 с экипажем и боеприпасами на всех. Послезавтра два самолета должны были доставить два отделения стрелков и, наконец, в пятницу прибудет генерал Кузнецов с офицерами штаба и с охраной. Договор с эмиром Дербента претворялся в жизнь. И вдруг, на тебе, старший сержант Седенко решил похитить какую-то девчонку и через это разрушить первый военный союз с довольно сильным и с географической точки зрения крайне выгодным государством. А что надо ему, коменданту форта? Чтоб в мире и спокойствии существовать рядом со столицей эмирата, чтобы не пришлось применять оружия, а уж тем более терять ребят «Терять ребят», подумал он, вспоминая Афганистан и Чечню. «Нет, надо миром», а вслух сказал:
Любой ценой нам нужен мир, мир со всеми. Ты это можешь понять, не воевать же с ними из-за твоей Нино. Понял?
Понял, разрешите идти писать рапорт?
Какой рапорт?
Об увольнении со службы.
Кочкин посмотрел на Николая удивленно, помолчал, что-то обдумывая, потом сказал:
Позови-ка сюда брата с Мамедовой и можешь быть свободен. Детский сад, черт возьми.
Он дождался, пока пришли Сергей с Эмкой и, усадив их перед собой, выслушал подробный рассказ о том, кто такая Нино, и что там их группа вместе с командиром натворила.
Ладно, идите, устало отпустил их Кочкин после подробной беседы обо всем, начиная с побитых евнухов кончая тяжелым от невозможности показать свои чувства на виду у гаремовского «общежития», прощания Эмки с Нино.
Вошёл Седенко-старший, он уже давно дожидался у входа в вагончик окончания беседы.