Ты, в общем Эмка, если кто тебя в общем, дело будет иметь со мной.
Эмка испугалась разливающейся в ней нежности к этому парню, забрала у него свою руку и неуверенно как-то проговорила:
Мальчики, пошли в сад что ли, посмотрим.
А и вправду, на воздух, на свежий воздух, встрепенулся Николай, и друзья двинулись к выходу.
Сад был небольшой, соток двадцать, но тенистый, с ухоженными лужайками. Раб-садовник обычно начинал свою работу в нём после полудня, ближе к вечеру, а перед заходом солнца поливал и траву, и деревья.
С гор спускался слабый прохладный ветерок, солнце едва поднималось над морем за городом, но уже слепило глаза в полную силу. Николай услышал гул самолета и увидел, как тот набирает высоту над морем и входит в солнечный диск.
Ахмед к нам полетел.
Он оглянулся. Эмка с братом стояли, привалившись спинами к деревьям, стоящим метрах в двух друг от друга, и разговаривали.
Так, ну пошло дело.
Он походил ещё вокруг «голубков», его просто не замечали. «Ну и» подумал Николай, и, так и не решив, к богу, к черту или ещё куда их послать, вздохнул и пошёл в «нумера», подремать на тахте. Уже выходя из сада, он чуть не столкнулся с высокой рабыней. Собственно, высокой она была по сравнению со здешним народом, а так, самый распространенный женский рост для Волжской России.
Гюльчетай, открой личико, пошутил он над ней, поскольку голова её была закутана в платок, и край его, прикрывавший всё лицо, кроме узкой прорези для глаз, она придерживала рукой.
В общем-то, пошутил он так, походя, но рабыня остановилась. Пришлось остановиться и Николаю, и выслушать её журчащую речь, которую она произнесла низко поклонившись. Из всего ею сказанного он, как и весь гарнизон форта, осваивающий местный тюркский диалект, понял только «былымыр» не понимаю.
Не понимаешь, значит, бедолага? Ну пойдем, там у нас толмачка есть, которая тебя враз поймет.
Было что-то в её журчащем голосе привлекательное, и потом Николай со злорадством подумал, как он сейчас испортит идиллическую беседу «голубков». В общем, и так, и так ему расхотелось идти на тахту.
Рабыня опять что-то прожурчала, поклонилась и пошла было за Николаем, но наткнулась на его спину. Того вдруг обожгло. Он повернулся, ему показалось, что это голос Любы. Он не мог забыть ту самую Любу Кошкину, которая несколько дней жила на барже. Он всё понимал: замужем, любят они друг друга, счастливы, но забыть не мог. И вот, её голос.
Как тебя зовут? Ады ня? Меня Коля, прижал он руку к своей груди, а тебя? показал он на неё.
Нино.
Нина, значит, обрадовался чему-то Николай и махнул рукой, ну, пошли.
Рабыня пришла пригласить Эмку на завтрак в гарем.
Эмм, попроси её открыть лицо, обратился к Мамедовой Седенко-старший.
Эмка улыбнулась и перевела его просьбу. Нино оглянулась по сторонам, отступила в нишу под ветви тутовника и убрала с лица край платка, глядя прямо в глаза Николаю с каким-то не то отчаянием, не то решительностью.
Ох, выдохнули удивленно оба Седенки.
Люба! воскликнул Сергей.
Не может быть, хрипло прошептал Николай.
Нино снова закрыла лицо и в щелочку для глаз продолжала наблюдать за реакцией братьев.
Прибежал мальчишка раб и то же стал звать их трапезничать. Времени и возможности поговорить с Нино сейчас не было.
Пошли, скомандовал Николай.
По дороге из сада он наказал Эмке, чтобы та позавтракала в гареме, а потом под любым предлогом привела в сад Нино.
Завтрак был очень простым: ещё теплые лепешки, которые Сергей назвал минилавашем, овечий сыр, зелень и что-то вроде холодного компота из сухофруктов. Наскоро проглотив всё, что принёс мальчишка, Николай приказал ему оставаться здесь и ждать их возвращения, а сам с Сергеем, стараясь не выдавать своего нетерпения, прошёл в сад на старое место.
Ждать пришлось долго, минут тридцать, но вот показалась Эмка, за ней и Нино с серебряным кувшином на плече.
Ещё во время ожидания Седенко-старший подыскал укромное местечко возле кустов ежевики. Там они и расселись. Место было удобное, их было возможно заметить только на расстоянии ближе пяти шагов, они же просматривали пространство в радиусе метров пятнадцати. Прежде чем начать разговоры, он определил себе, Сергею и Эмке сектора наблюдения. Потом начал:
Эмма, скажи ей, если она хочет, может открыть лицо, мы смотрим, чтобы никто не заметил.
Эмма, скажи ей, если она хочет, может открыть лицо, мы смотрим, чтобы никто не заметил.
Нино опять опустила покрывало и, глядя Николаю в глаза, спросила:
Кто ты?
Потом посмотрела на Эмку и спросила её:
Кто этот господин?
Эмка стала рассказывать ей, что он младший командир русской армии сержант, служит в форте, Сергей его брат, и что здесь, в их группе Николай старший. Потом Нино начала свой рассказ о том, как её отец богатырь Резо, бывший азнауром Кахетинского царя, погиб, защищая пограничное грузинское село от татар, все его защитники погибли, в том числе и три её брата. Оставшихся живыми сельчан увели в рабство, она чудом осталась жива. Мать перед тем, как погибнуть или быть уведённой в плен, спрятала её, тринадцатилетнюю девчонку, в канаве, в огороде. Накрыв свернувшуюся дочь большой медной лоханью, и забросав землей. Кто-то ткнул через несколько часов в лохань копье и, наверное, решил, что тут вросший в землю камень, каких было полно в этом горном селении. Примерно через сутки она с трудом выбралась из своего убежища. Деревни больше не существовало. Всё, что могло гореть, было сожжено. Часть погибших людей сгорела в своих домах.
Побродив несколько часов вокруг села, и не найдя ни одной живой души, Нино, обессиленная и голодная, побрела на Запад, по дороге к грузинскому царю. Однако, сразу за селом, пытаясь перебраться через обгоревший мост, она рухнула вниз вместе с его остатками и долго спускалась по речке, на половину погруженная в воду, держась за обрывок мостовой клети.
Её подобрал какой-то рыбак, когда клеть прибило к берегу в редкой на этой реке маленькой тихой заводи. Он выходил её и, как только Нино встала на израненные ноги, продал заезжему купцу вместе с рыбой. Ну, а уж тот продал её здесь, в Дербенте, эмирскому управляющему. И вот она теперь раба и уже три года служит в гареме женам Ахмеда.
А муж у тебя есть? спросил Сергей.
Познавая здешние обычаи, ребята уже уяснили себе, что, если здешняя девчонка до 14 лет ещё не отдана, или, вернее, не продана мужу, то уже считается чуть ли не старой девой.
Нино медленно размотала весь платок, всё так же глядя на Николая, который то же почти не сводил с неё глаз, изредка отвлекаясь на обзор сектора своей ответственности.
Приподняв волосы на левой стороне, она обнажила борозды шрамов, идущие от рваного уха к щеке, к бровям, ко лбу.
Ещё есть шрамы на руке и здесь, Нино показала с боку, под поясницей и голень ноги, спрятанной под серой рубашкой до пят, всё это были следы её падения в пропасть с того моста.
Вот, я никому не нужна такая, только для грязных работ, заключила она, одевая платок на свои черные вьющиеся волосы, и снова поглядела на Николая своим не по возрасту мудрым и печальным взглядом.
Он подошёл, присел рядом, обнял её за плечи и спросил:
Как с тобой здесь обращаются?
Хорошо, бьют не часто.
А за что бьют? спросила Эмка.
Вчера лепешку уронила, а если увидят, что ты меня обнимаешь, могут совсем убить, повернулась она и улыбнулась Николаю.
Тот одёрнул руку, проворчав:
Ничего себе.
Нет, обнимай, мне хорошо, пусть потом убивают, опять с отчаянием и решительностью глянула она на него.
Нет уж, дорогая Нино, тебя не убьют, мы вытащим тебя отсюда.
Атас, шепнул Сергей, он увидел в разрезе кустов евнуха. Тот явно искал их.
Так, Нино, поливаешь водой Эмме, а ты, давай, подставляй ей руки, моешь вроде бы, скомандовал Николай, встал и окликнул евнуха с пластырем на посиневшем ухе, синяком под глазом и распухшим красным носом.
Он подошёл и, льстиво улыбаясь и кланяясь, попросил уважаемых гостей пройти во дворец, потому, что сейчас в саду время для женщин гарема и посторонним мужчинам в саду быть нельзя.
Эмка перевела всё это, вытирая лицо и руки платком, и, улыбнувшись, сказала:
Спасибо, Нино, ты свободна пока, я позову, если будет нужно.
Да, госпожа, девушка поклонилась и ушла.
Здорово ты его отделала, усмехнулся Седенко-старший.
Я отделала, я и лечу, парировала Эмка. Потом требовательно обратилась к евнуху:
Я же сказала тебе лежать. Почему встал? Жить надоело? У тебя же сотрясение.
О, госпожа, сейчас только предупрежу Вас и опять пойду, прилягу. Старший евнух разрешил.
Братья пошли в свою комнату, а Эмка с евнухом проследить, чтобы выполнил указание лекаря.