Шутка
Окрестили нас в горах,
Вверх загнали на Ганах,6
А потом собравшись вместе,
До полночи пели песни.
Впрочем в месте, но не все:
Кто остался на горе,
Кто в палатках, по местам,
Кто разбрёлся по кустам.
Но внезапно дождь пошёл,
Песенкам конец пришёл
И певцы во все лопатки
Разбежались по палаткам.
Поскорее улеглись
И до зорьки там тряслись.
Крещение состоялось!
Мы с турбазой распрощались
И в заоблачную высь
По ущелью понеслись.
Склоны грозного Казбека,
Славный Цей туристов Мекка.
От больших седых снегов,
Речек бурных и лугов,
Всем друзьям большой привет!
И практический совет:
Если дома заскучал
В горы и на перевал!
Поход на ледник
Шли мы в гору, на «Язык»
Молча, высунув язык,
От восторга онемев,
От усталости вспотев.
Вот он ледниковый грот!
Речка снизу будто крот,
Под могучим ледником.
Пробивается тайком.
Мы на тот «Язык» горбатый,
Перед фотоаппаратом,
Словно зомби забрались,
Постояли, разошлись.
И довольные потом,
Припустились вниз бегом.
На турбазу хохоча,
Ноги еле волоча,
Добрались и дождь пошёл.
Все сказали: «Хорошо!»
(Хорошо бы, чтоб осёл,
Вместо нас тот путь прошёл!)
Осетия
На горы грозные туманы полегли,
Тяжелым саваном окутаны вершины,
Струями низвергаются дожди.
Земля вскормившая веками осетина.
Такой представилась уставшим от пути,
Промокшим путникам, ступающим долиной,
Что тонким лезвием пронзила цепи гор.
Змеей извилистой, причудливой и длинной.
На неприступных скалах диких гор
Стоят спокойно башни боевые,
Как будто вновь готовы дать отпор
Врагу, что посягнет на их седины.
Вокруг поющая гармония чудес,
Природой созданных, в ущелье над волнами.
Над шапками снегов шатёр небес
И рек стихия мощная под нами.
Когда светило на небо взошло,
А с ним пришло тепло и возрождение,
Ликует все живое и цветёт
Одно сплошное наслаждение.
И хмурый дух витавший здесь, в горах,
Умчался прочь, как прочь уходят воды,
И цепи гор, и чистый горный звук,
Свершают праздник солнечной погоды.
Люди гор
Да! Люди гор! Седые осетины
Под маской жесткою, обузданных страстей,
Скрывают чувства здесь мужчины
Здесь отношения обычные людей,
Закрыты словно горные вершины,
В период затяжных дождей.
Но стоит только дружбу завязать,
Они тепло и радость источают.
Хотя аланов гордый сын
Упорно чувства укрывает.
Откуда этот ревностный отпор?
Когда и кем он создавался?
Наверное тысячелетиями он
Еще от нардов прививался!
Здесь чувства нежные всегда считались за позор!
Любовь мужчины слабостью считалась!
И гладил он своих детей, как вор,
Чтобы община не дозналась.
Давным давно, загнанные в ущелья,
Ордой могучею, что двинул хан Чингиз,
Они веками жили так отрезанные напрочь.
И редко с гор сходили вниз.
И войны были здесь суровой правдой.
Хотя, обычно войны злой сюрприз!
Здесь шла борьба за веру и язык
И в этой жизни, очень быстротечной,
Мужчина-воин к ласкам не привык,
Скорее к схваткам вековечным.
Они молились скалам и вершинам,
Потокам быстрым, дереву, орлам.
И сберегли язык свой более похожим,
От скифов данный, как и нам.
Тумана сумрачным волнам,
Слагала песнь струна фандыра.7
Мы тоже скифы, правда нам,
Слагала песнь иная лира.
Но Колаксай один у нас отец,8
И Автор «Слова», словно бы в беседе с нами,
Поведал, что «Мстислав зарезал Редедю9
Перед касожскими полками».
Седой истории былина!
А истину не долго здесь искать
Всё сказано в самой былине.
Лишь остаётся указать
«Касоги» это осетины!
Мы стали разными в привычках.
Мы стали разными в словах,
Но это внешняя «отличка»
А Бог он тоже ведь Аллах!
Цейское ущелье
В ущелье Цея, 10ток струится.
И низвергаясь с высоты,
О камни острые скалы
На брызги мелкие дробится.
Затем сливаясь рукавами,
Блестя меж чёрными камнями,
Вода стекала, как в лоток,
И возродившийся поток,
Опять с огромной высоты
В провал глубокий низвергался.
И там внизу соединился
С бурливой горною рекой.
Туман в долине и покой.
Прощание с горами
Цейское ущелье
В ущелье Цея, 10ток струится.
И низвергаясь с высоты,
О камни острые скалы
На брызги мелкие дробится.
Затем сливаясь рукавами,
Блестя меж чёрными камнями,
Вода стекала, как в лоток,
И возродившийся поток,
Опять с огромной высоты
В провал глубокий низвергался.
И там внизу соединился
С бурливой горною рекой.
Туман в долине и покой.
Прощание с горами
Прощай суровая природа,
Что своенравною рукой
Сотворена. Леса, и воды,
И гор незыблемый покой,
В который раз передо мной,
Предстали стройною картиной
Кремнистой ломаной грядой.
А мне уже пора домой.
Машина катит вдоль ущелья
И все плывет куда-то вспять
Вернусь ли я сюда опять?
Или навеки уезжаю?
Хотел бы знать! Но я не знаю.
Мелькнет село, поток искристый
Орлы парят, скалы гудят.
И горы вспять летят, летят!
На берегу моря
Ну вот и всё, маршрут окончен,
Последний день на берегу.
Внимаю шелест волн спокойно,
С прощаньем медлю. Сберегу
Иль растеряю в суматохе,
Игру лазури с бирюзой,
Дыханье ветра и прибой?
Что шелестит у ног играя
И незаметно так снимая,
Тяжелых дум налёт с души.
И больше некуда спешить
Покой И можно дальше жить!
К Аралу
Тараним жижу наискось упрямо.
Вода сечет расплавленным свинцом.
Гудят моторы, цепью мотоциклы
И брызги разлетаются венцом.
На мотоциклах, через Кара-Кумы,
Мы всё-таки пробились не шутя.
Но страшным сном, запомнился мне ливень,
Как пули «пулемётного» дождя.
Пустыня нас не мучила жарою
И знойный нам не чудился мираж.
Стена дождя накрыла пеленою,
И впереди идущего вираж
Почти невидим был за сеткой дождевою.
Свирепый ливень! Братцы! В Кара-Кумах!
Такое не увидишь и в веках.
Мы пробивались к дивному Аралу!
И дело было вовсе не в песках
На твёрдых глиняных «такырах»!11
Вполне обычных в тех местах.
Стихия там взбесилась не на шутку
И мотоциклы выли, молотили грязь.
На тех такырах, встретили мы «Волгу»!
Так та юлой крутилась, будто вальс
Кружила, прыгая на кочках.
Погодка, в общем, удалась!
А дождь прошёл всё высохло мгновенно!
Кто б рассказал поверил бы с трудом.
Мы так в той глине извозились!
Отмылись, правда, все потом,
В Аральском море голубом.
Когда мы до него, в конце концов, добрались.
Ныряли, плавали, купались.
А для охоты под водой,
Достали ружья, что с собой
Мы привезли охота там крутая!
Вода прозрачная такая
Огромный, чистый водоём.
И много разной рыбы в нём!
Сазаны! Карпы! Судаки!
Сомы ну просто, как быки.
Гарпун о чешую там иногда ломался!
Куда девались рыбаки?
И рыбы те, что как быки?
Куда вообще, Арал тот удивительный девался?
И кто на это даст ответ?
Ведь было море! Нынче нет!
В Мцхете
В старинной Мцхете, на краю селения,
В убогом доме, старый человек
При встрече вызывал лишь сожаление,
Он был старее, чем двадцатый век.
Знакомые встречали дядю Мишу
Улыбкой радостной. И он приветлив был.
С ним люди часто говорили
И он охотно говорил.
Он был по-должности музейный старый сторож.
Но был историком, в историю влюблен.
Он рассказал нам множество такого,
Что скрыто уж давно, завесою времен.
Чего не даст вам ни литература,
Ни каталоги званий и имен,
В библиотечных залах и подвалах.
Живой свидетель канувших времен!
При твердой памяти, с живым умом,
Он рассказал о том, что в Грузии, в династии царей,
Есть ответвление от римского Помпея
Да вы взгляните просто на портрет в музее
Где изваян был Гней Помпей.
Потом его с Ираклием12 сравните
Да, да! Три тысячи чертей!
Меж ними два тысячелетия!
А сходство полное!
Вы скажете, наверное, чудно
Но Мать-Генетика великая наука!
И эта истина доказана давно!
Он рассказал ещё о стародавней Мцхете,
И о судьбе монастырей,
О церкви, связанной с поэмой Мцыри.
А кое-что и про князей
Он рассказал, что Юрий Долгорукий
Был мужем царственной Тамарь,
Два с половиной года был царём Картлийским.
(Так Грузию все называли встарь!)
А после, этот брак распался!
Тамара царством занялась.
И Руставели Тариэла13
Воспел, Тамарою пленясь.
Я на минуточку представил,
Что было бы с «российской стороной»,
Когда бы брак с грузинкой не распался?
И стал бы он для Юрия судьбой!
Это же драма! Боже мой!
Сперва б Москва не основалась!
Её ведь Юрий основал.
(Да, это ж форменный скандал!)
России тоже бы не стало
Её Москва воссоздала!
А нет Москвы и нет России.
(Россия просто не пришла б!)
А Киевская Русь погибла
И Украине жизнь дала
Такие в общем-то дела!
Представьте, Юрий грозный царь,
При нём счастливая Тамарь
И не трясло бы Мать-Европу:
«Россия! Раша! Страшный враг!»
Не подставляли б свою спину
Под тот американский флаг!
Вот что наделал бы тот брак!
Да Но на счастье всё не так!
Прошу за «фэнтэзи» прощенья
Ну, ладно, ладно! Сам дурак!
Супруг Тамары, Долгорукий
Конечно, Юрий! Только он
Был внуком Юрию другому!
Который с детства нам знаком.
Который основал Москву,
И не пускал туда Литву,
Имел могучий Род, и Дом,
И правил Киевом при том.
А младший, Юрий, это внук!
Кормился в Суздале, немного
Но претендентов было много,
Был изгнан братьями на Юг.
В Свинч дальний город, половецкий,
(В родные бабкины края.)14
И Половецкая земля
Признала «облик молодецкий»!
А там, как время подошло,
Посольство Грузии пришло.
И призван был на царский на трон,
Как муж Тамары и патрон.
Когда же брак у них распался,
Тамара выслала его.
А дальше просто ничего!
Лишь несколько предположений,
Где след теряется его.
Он дважды взять престол старался!
Но был Тамарою разбит.
Предполагают (осторожно),
Что был в конце концов убит.
Ещё, вот так, предполагают:
Что отбыл к половцам на Дон.
Ещё есть сведения учёных,
Что он в Поэме царь Фридон,15
В бессмертной саге Руставели
Возможно, правда, это он!
Вопрос открыт. Красив, силён
И в прошлом смелый полководец
Но где же в самом деле он?
Ещё истории Одна другой смешней!
Но где у «сослагательности» ниша?
И где те точки поворота в ней?
Всё было под «дворцовой крышей»
В интригах «дам и королей»
О многом ведал дядя Миша,
Что скрыто там, во тьме ночей,
«На холмах Грузии» моей!
А что там было, под той крышей?
(В интригах дам и королей!)
Известно было даже мышам,
Что жрали свитки у князей,
Все их пергаменты и письма,
Но всё пропало в мир теней
Как жаль, что добрый дядя Миша
Не дотянул до наших дней.
Мир праху бренному его!
Мир славной памяти его!