Но Требоний Требоний настоящий солдат. Почему же и он в заговоре? Ладно, об этом потом, а пока надо дожать этого потеющего слабака. Тогда, если дойдет до драки, Децим ударит со страхом, а не со злостью
Что когда-то писал краснобай Цицерон? и память моментально восстановила фразу, процарапанную на вощеной дощечке четким почерком оратора, давно уже пишущего и живущего исключительно ради благодарной памяти потомков: «Цезарь ярчайший образец доброжелательного душителя2».
Вот и отлично! Надо продолжать душить, но исключительно доброжелательно.
Децим, бедняга! Ты, по-видимому, захворал! Озяб, дрожишь. Выпей вина; хочешь, велю поставить рядом с тобой жаровню?
Да, благодетельный Цезарь, проблеял тот, утирая краем тоги крупные капли на узком, шишковатом лбу, жаровня принесла бы мне облегчение. Спасибо, ты так заботлив
Это первейшая обязанность полководца. Посиди, погрейся, а я отлучусь ненадолго, Корнелий Бальб ждет Вообрази, очередной заговор меня, кажется, опять хотят убить, избавить Рим от тирана. Боги, как все это глупо! Я даже не сержусь; сам видишь, спокоен и бодр. Ведь в городе полно моих ветеранов. Стоит мне скомандовать и они за полдня изрубят заговорщиков в фарш Смешно Да улыбнись же, Децим! Неужели тебе гак скверно, что не можешь улыбнуться, когда твоему командиру так смешно?.. Странно Если тебе так скверно, то стоило ли трудиться, заходить ко мне только для того, чтобы убедить пойти на сегодняшнее заседание сената?
Стоп! Пока довольно! Прославленный храбрец, ничтожество Децим Юний Брут, родственник прославленного свободолюбца Марка Юния Брута, того и гляди, захрипит, как загнанный мерин.
Быстрее! Быстрота главное оружие Цезаря, и он пронесся по внутреннему двору, перистилю, так стремительно, что раб-нумидиец поклонился не ему, а вихрю, вызванному перемещением некрупного тела.
Многие вот так же склонялись вслед ветру «Цезарь», вихрю «Цезарь», буре «Цезарь». Потом, когда наступало затишье, распрямлялись, начинали кричать о бесценности свободы, о своем и только о своем праве на исконные земли и богатства, но вновь налетала буря, и звучание знаменитого имени вновь заставляло повиноваться.
А вот Корнелий Бальб лишь коротко кивнул в ответ на энергичное приветствие полководца. Да и зачем ему, олигарху, знающему все тайны Рима, демонстрировать преданность, если много лет назад, с той самой первой команды «к оружию!» которую при штурме Митилен выкрикнул молоденький офицерик Гай из древнейшего рода Юлиев, Бальб понял, что Цезарь первый, а для всех иных смертных счет начинается с тысячи. Теперь несметно богатый Корнелий постарел, погрузнел, стал раздражающе медлителен, но волшебным образом поспевал за молниеносной мыслью диктатора.
Итак?
Всего их двадцать четыре. Убийство будет ритуальным, каждый нанесет по удару. Кроме Гая Требония.
Отказался?
Вызвался задержать Марка Антония у входа в курию.
Ничтожества! Слабаки! Боятся, что они с силачом Антонием, встав спина к спине, станут неуязвимы. А без Антония он один, по их разумению, будет хнычущей жертвой?! Ха!.. Но Требоний, стало быть, не хочет обнажать меч против своего полководца. Он во всеуслышание называет себя республиканцем, но нутром понимает, что настоящий солдат не может служить такой Республике. Однако ж вполне может подчиниться Року, если Рок сам как-нибудь убьет Цезаря. Немного демагогично для солдата, зато позволит «честному вояке» сохранить самоуважение.
А что Децим Брут?
Ему поручено уговорить тебя пойти в сенат. Они опасаются, что ты, против обыкновения, прислушаешься к прорицателям.
К прорицателям?! Ах да, это же гаруспик Спуринн предсказал ему смерть в мартовские иды. Очень кстати
Бальб, скажи Кальпурнии, что я напуган ее тревожным сном и гаданием Спуринна и велел совершить еще жертвоприношение. Проследи, чтобы при вскрытии животного обнаружили что-то очень для меня неблагоприятное.
Цезарь, зачем? И так ведь все ясно. Скомандуй, и к полудню все заговорщики будут уничтожены!
А к закату будут оплакиваться как жертвы моей подозрительности и трусости. Через три дня я выступаю против парфян. Нужен надежный тыл, а в Городе будут судачить, что Цезарь не богами ниспосланный правитель, а боящийся заговоров старик Ступай! Нет, погоди. Еще раз перечисли самых опасных заговорщиков3.
Возглавляют, как ты и предвидел, Гай Кассий Лонгин и Марк Юний Брут.
Они воистину прелестны, эти бравые помпеянцы! Им же, Цезарем, прощенные и обласканные! Оба назначены преторами. Оба будущие консулы. Оба, к сожалению, ничтожества: и Брут, к еще большему сожалению в первую очередь.
Что за несчастная судьба у счастливца Цезаря возиться с ничтожествами! Хотя Кассий вроде бы неплохо сражался во время неудачного похода Красса на парфян. Но зато спустя несколько лет трусливо и напыщенно сдался победоносному Цезарю вместе со всем огромным флотом Помпея. Может быть, это его и гложет: держал Цезаря в руках, а теперь из рук Цезаря вынужден кормиться должностями?
Любопытный разговор с Брутом состоялся после Фарсала. Помпей тогда удрал в Египет навстречу позорной смерти, достойной такого слабака, как он. А уцелевший Марк Юний прибыл с повинной в лагерь победителя Потом! Воспоминания потом! Хотя Фарсал всегда приятно вспомнить, славная была драчка!
Гай Требоний. Децим Юний Брут. Гай Сервилий Каска. Он будет бить первым.
Каска беден, преисполнен самомнения, а потому завидует всему миру, особенно таким, как Цезарь. Кроме того, должен ему много денег Слабак! Странно, что вызвался бить первым. Но ударит плохо. Как слабак.
Его брат, Публий Сервилий Каска
Что один брат, что второй
Сервилий Сульпиций Гальба. Луций Мануций Басил
И эти туда же! Оба его легаты. И хорошие легаты. Гальба ему тоже сильно задолжал. Понятно, что проще зарезать кредитора, чем расплатиться, но все же обидно. Они солдаты, сумеют ударить хорошо, но но ударят нехотя, понадеются на удары других.
Луций Киллий Кимвр. Будет, чтобы отвлечь твое внимание, долго просить вернуть из ссылки брата.
Боги, какой дурак! Этому-то чего не хватает? В прошлом году был претором, в следующем должен стать наместником Вифинии. Стало быть, спешит. Спешит отхватить побольше и побыстрее. Как стареющая куртизанка
А Цицерон?!
Цицерон ничего не знает о заговоре.
Это невозможно!
Диктатор, Цицерон пребывает в тоске по былому величию, но о заговоре ничего не знает.
Бальб, ты постарел и поглупел.
Диктатор, сведения абсолютно точны: Цицерон ничего
Абсолютно точных сведений в природе не существует! Задумать убить тирана во имя идеалов Республики и не привлечь Цицерона?!
Они хотят после твоей смерти ненадолго сделать Цицерона диктатором.
Все равно чушь! Тебе подсовывают идиотскую чушь! Кто твой осведомитель?
Цезарь, я дал ему слово, что открою имя только тогда, когда ты согласишься обсудить его условия. Ты согласен?
Корнелий, посмотри мне в глаза. Кто твой осведомитель?
Цезарь, молю тебя
Корнелий, а я просто прошу
Марк Юний Брут.
Боги! Боги! О, если б он умел хохотать, как они! Брут прямой потомок основателя Республики; Брут, который развелся с красавицей женой, чтобы жениться на уродине Порции, дочери ревнителя республиканских традиций Катона; Брут, суровый и чистый, как одеяние весталки, возглавил заговор и донес на заговорщиков?! Как шумит в ушах Это боги начинают хохотать над чем в этот раз? Над ним, Цезарем, считающим себя знатоком людей?
Цезарь, во имя Геркулеса, что с тобой? Припадок?!
Не кричи, Корнелий,. у меня шумит в ушах от хохота богов. Ты лучше шепчи, богов ведь невозможно перекричать а к твоему шепоту они прислушаются и замолчат. Повтори еще раз, мне на ухо, тихим-тихим шепотом: кто твой осведомитель?
Исполнительный Бальб сотворил из своих мясистых губ узкие окаменевшие полоски и зашептал так тихо, что не слышал, наверное, самого себя. Меха-легкие почти замерли в его борцовской груди и гласные влетали в ухо Цезаря на столь слабых струйках воздуха, что умирали сразу же. Но согласные прорывались через каменные полоски губ, прорывались долго, с трудом, а прорвавшись, разворачивались в имя: в полное скрытой угрозы «м», в азартное «р», в бравурное «б».
Так ветераны Цезаря просачивались при Фарсале в тыл помпеевой кавалерии малыми группками, вроде бы случайно а потом вдруг сомкнули строй!
Какая веселая получилась драчка!
С моря дул свежий ветерок, дышать было легко. Не то, что днем, когда смрад фарсальских болот и тысяч погребальных костров отбивал охоту есть, двигаться и жить.
Марк Юний Брут дышал прерывисто, волнение мешало ему говорить, а он старался быть красноречивым, произносил длинные фразы, и Цезарю тоже приходилось прибегать к этому нелюбимому им строю речи. Он еще в юности понял: хочешь подчинить собеседника говори, как он, жестикулируй, как он, дыши, как он. И частое дыхание, прерываемое глубокими вдохами, позволяло ему сейчас полнее наслаждаться юношеской свежестью морского ветерка.