Поехали кататься.
Увез соседку в лес темный и густой. В кабине «УАЗика» поменял ей статус «друга» на «любовницу». Она не возражала.
Вот чего я не хотел, так это разговоров. Но состоялся.
Изголодался?
Ты-то почему меня не хочешь?
А что случилось с бабами, которых ты коллекционировал по всей Увелке?
Ты обо мне так плохо думаешь?
Не только я Увелка вся.
Мне нечего сказать.
Нет, ты скажи почему не женишься? Солидная работа.
Я раздраженно фыркнул:
Потому что эти бабы все юркие, как пробка от шампанского.
Люба хмуро покосилась на меня:
Типично мужское замечание.
Я рассмеялся:
Ну, не знаю. Ты ведь не такая.
Я не такая, но учти не прощу, если ты меня бросишь.
Кой черт мне тебя бросать?
Ну да ладно, это все дела житейские. Закончу с пьянством.
Был новогодний корпоратив. Столы накрыли в УПК (учебно-производственный комбинат). Это на Денисово. Добирались пешкодралом, наделив райкомовских водителей статусом «гость».
Людмила Александровна вошла, не раздеваясь, огляделась упс! секретарей нет она обратно в двери. Междусобойчик без начальства это ж пьянка то, что надо!
И понеслась косая в баню!
Володя Белоусов вроде выпил-то немного на моих глазах лишь рюмку а уже ходит, пошатываясь, со стаканом в лапе, ко всем пристает:
Давай выпьем!
Поет и пляшет рад человек! Ну, не всем быть крепкими к спиртному. У меня, к примеру, гены. Да и хитрости с мелкими глотками. А Белоус того поплыл.
Впрочем, к финалу трезвых не осталось.
Мы с шефом после пьянки доколбасили до центра, и тут я вспомнил:
Черт! Там сторож есть? Мне надо бы вернуться.
Что произошло?
Дипломат забыл.
Пал Иваныч покопался в памяти:
Пошли сюда.
Мы доплелись до двухэтажки, зашли в подъезд и поднялись. Позвонили.
Дверь открыл Белоусов в майке и трико трезвый как полковник КГБ.
Что случилось?
Анатоль Егорыч дипломат забыл. Заводи машину, съездим в УПК.
Владимир Викторович досадливо поморщился, но сделал все, как шеф велел оделся, из гаража свою «копейку» выгнал. Мы съездили за дипломатом. Затем Белоусов развез нас по домам.
Мне было стыдно и тревожно.
Вот как надо бы вести себя в райкоме! А я-то, дурень.
И другая мысль оно мне надо? Претворяться, унижаться, кем-то быть, а не самим собой. Как-то не приличувствует моряку с границы.
Мне Демина совет дала:
Вы обращайтесь к Белоусову он вас всему научит.
И клоунадить?
Голову сломав, пошел к Кожевникову.
А-аа, отмахнулся тот. Чего ты хочешь от лодыря из комсомола?
Где-то это я уже слыхал. Ах, да! Любовь Ивановна (Люкшина, тоже инструктор идеологического отдела) называла в перебранке Белоусова «комсомольским лодырем».
А он ее «училкой комплексующей».
Впрочем, это было только раз мы жили дружно.
Вот кто был психопатом в аппарате, так это Чудаков. Запретил девчонкам машбюро принимать документы для печати без его подписи.
Я прихожу со стопкой рукописных листиков:
Игорь Филиппович, подпишите на печать.
Положил на край стола, а он их на пол:
Заиб. пропагация!
Я в обморок не пал и в лоб ему не дал пошел, Кожевникову настучал.
Тот в задумчивости пробормотал:
Игорь Филиппович держит нос по ветру. Полагаю, отдел не в милости у первого. С чего бы это? Опять Людмила Александровна где-то спростофилилась. Ну, ладно
Пал Иванович нахмурился:
Ты к Чудакову больше не ходи мне, что надо напечатать, приноси.
М-дя, культура аппарата статья особая.
Инструктору, к примеру, нельзя говорить после заведующего, а тому после секретарей даже на собрании, где, казалось бы, все равны как в бане. Ценность мысли возрастает с должностью. Это ж надо!
Пал Иванович рассказывал приколист был наш предыдущий первый. Наехал на поселкового градоначальника Самко:
Иван Иосифыч, что-то цветы на клумбе у тебя совсем завяли.
Так, где возьму я поливальщиков? штат урезан, дождей нет.
А сам без рук?
На следующее утро после разговора.
Аппарат собрался, сел Шашков у окна, спиной ко всем. Время идет.
Второй не выдержал:
Может, начнем?
Шашков:
А почему я должен вкалывать, когда Самко посиживает в кабинете?
Чудаков на цыпочках тихонько выскользнул и к телефону. Оттрепал Иван Иосифовича по первое число. И вот он выбегает на крыльцо шланг в руках.
Чудаков на цыпочках тихонько выскользнул и к телефону. Оттрепал Иван Иосифовича по первое число. И вот он выбегает на крыльцо шланг в руках.
Шашков удовлетворенно:
Ну-с, начнем, пожалуй.
И так каждое утро Иван Иосифович Самко со шлангом начинал аппаратное совещание в Белом Доме.
Еще рассказ Кожевникова.
Готовили демонстрацию на 7 ноября.
Первый строго:
Чтоб были все. И впереди директор и парторг.
А Мишу Воробьева, секретаря парторганизации ЧРУ, занесло на «москвиче» в День Жестянщика переломался весь. И вот демонстрация. Колонна ЧРУ, как градообразующего предприятия, впереди. А во главе директор Мифтахов и секретарь парткома Воробьев но какой: весь забинтованный, на костылях.
Это что за Нельсон? удивился первый.
Присутствующий на трибуне представитель обкома партии шепнул ему:
По закону подлости есть где-то здесь вражеский агент, и его фото облетит весь мир. Вот будет дело!
У Шашкова лысина вспотела.
Святая из святых доклад первого секретаря на партийной конференции района, которая собиралась раз в два года. Готовился он тщательно и долго. Готовился всем аппаратом каждый отдел отчитывался за свой сектор работы. От инструкторов к заведующим шел поток бумаг. Те, потрудившись, выдавали главу доклада. Которая, в нашем случае, проходила редакцию у третьего секретаря; в сельхозотделе у второго; орготдел напрямую выходил на первого.
Так вот. Работая над отчетом идеологического отдела, Пал Иваныч, бывший журналист, легко и к месту в текст притащил строчку из крыловской басни «а ларчик просто открывался». Шашкову оборот понравился. Он даже подготовился. Читал-читал, дойдя до места, сделал паузу, палец поднял мол, внимание: это архиважно и, тембр изменив, сказал:
А ларчик просто открывался.
Пал Иваныч много раз, смакуя, рассказывал этот эпизод и в такие мгновения был счастлив: душа его пела, а сердце радостью переполнялось.
И я усвоил: слово вещь великая даже в сухих партийных документах.
Шашков ушел, пришел Пашков что же поменялось? Чем Александру Максимовичу не угодил идеологический отдел? Об этом следовало хорошо подумать.
Думал-думал-думал.
Господи, как же ты глуп! укорял себя. Но мне банально не хватало информации.
Впрочем, я чувствовал, что дело и не только в этом. Уже заметил, что между отделами идет грызня каждый зав стремится обосрать другого в глазах секретаря. Инструкторы вроде бы не цапались, но собирали информацию для боссов. Разумеется, и мне надо было во что-то ввязываться. Но я упорно сторонился, пожимал плечами не понимаю, мол.
Пал Иваныч нашел мне применение в борьбе отделов.
Еще в редакции, развенчав Нину Михайловну с шахматной короной, попал в поле зрения Проскурякова перворазрядника и организатора шахматных соревнований на уровне райкома профсоюзов работников сельского хозяйства, в который помимо нашего входили Еткульский и Пластовский районы. Был приглашен и выступил неплохо.
И вот Проскуряков является в райком:
Вот ты где осел, а я тебя ищу. В воскресенье едем в Пласт. Ты с нами?
Пал Иваныч заинтересовался. Взял на заметку.
В понедельник вопрошает:
Как съездил?
Личное второе, командное третье.
Из трех районов третье? Молодца!
На аппаратном совещании объявил:
Идеологический отдел в лице инструктора Агаркова бросает перчатку вызова всем любителям шахмат. Одновременная игра на десяти досках.
Первый хмыкнул. Это уже кое-что.
После работы в орготделе сдвинули столы. Нашлись всего лишь три доски. Первыми засели Фетисов, Чудаков, Мозжерин. Я ходил перед столами. Пытался приучить партнеров к очередности, но бесполезно: то торопятся, то не дождешься. Потом просто смотрел, кто сделает ход, и отвечал. Играли мы на вылет попробовали все.
Недели через две Пашков спросил:
Ну, как дела с турниром?
И Пал Иваныч, ликуя:
Нет даже ничьих.
Придется заступиться.
После аппаратного Кожевников мне кулак под нос:
Попробуй только выиграть.
Но Александр Максимыч время не нашел со мной сразиться.
Бывали у завов и перемирия.
Как-то Пал Иваныч позвонил:
У тебя дома все нормально? Мы можем подъехать, посидеть?
Подъезжайте.
Родителей предупредил:
Сейчас приедет цвет райкома.
Подъехал наш «УАЗик». Заваливают Пал Иваныч, Чудаков, Фетисов и Мозжерин. Все пьяны, и водку привезли. Мама им накрыла в горнице. По тому, как они дружески говорили и часто-часто обнимались, я понял пришел мир в Белый Дом. Надолго ли? Где, как и о чем они договорились, пока оставалось тайной для меня. Но видно было, как они все рады этому и не спешат расстаться. Трогательная гармония слов нет.