Вышла Павлина Куприяновна во двор, откуда широкое поле, амарантом засаженное, начиналось, во все края свою душу широкую простирая, и просила губами шелестя:
Птички-птички, души воздушные, предвестницы богов природных, укажите дорогу, где искать запрятанного Богатыря Русского? и в небо синее взглянула. А в ответ, будто из-под облаков пушистых, стая лебедей белых вылетела, покружилась над домом да над старостой и клином на север отправилась.
Рановато на север лететь-то сама себе молвила Павлина Куприяновна. А потом уселась на землю черную, из которой все живое прорастало, кормило, единило, и снова стала наговаривать:
Травушка-муравушка, червячки корявые, букашки скользучие, укажите путь мне, где искать Илью Муромца, превеликого героя-освободителя?
И опять, будто в ответ, мураши с козявками забегали, лапками задергали и углом изворотливым на север устремились, бросая травинки и работу.
Удивлялась увиденному староста и, будто червячки услышать могли, сказала им назидательно:
Царь-Город-то в другой стороне!
Однако мурашки, не слыша или не понимая разговор человеческий, продолжали клиниться, куда первоначально их спрашивали.
Встала тогда Павлина Куприяновна, руками в воздухе опять кружок солнечный рисуя, и приложилась глазом, будто в трубу подзорную наблюдаючи. А там смешное дело: леса, поля, природа дивная, будто сговорившись, крениться стали кровлями да ракурсами, сходясь в одной точке намеренно. И точка эта была не что иное, как спина недавнего гостя, расстроенного делами своей деревни Степана Ладамировича, что домой идти не торопился с плохими известиями.
Неожиданно сзади на плечо старосты рука знакомая легла. Повернулась премудрая и увидела лицо супруга своего прелюбимого, который с дружественной улыбкой ей в глаза смотрел понимающе.
Одну не отпущу. Вместе пойдем искать. Без тебя дом не дом, и на этом обнялись крепко разлюбимые.
А потом кликать стали Степана Ладамировича, который своим ушам поверить не мог от нежданной надежды вёрнутой и стал радостно на месте пританцовывать, предчувствуя вскорости возвращение благодушия в Старбеево.
***Далеко ли до твоего Старбеево, милый друг? спросила Павлина Куприяновна, надевая котомку с вещами на плечи сухие поджарые.
Совсем ничего: три дня пехом с ночевками в Траханеево и Верендякино, а там уж и до Старбеево рукой подать к ночи, легко мыслил мужик в красивой вышиванке.
Нету у нас твоих трёх дней, грустно молвила староста, сделала шаг вперед и в небо засмотрелась. Кружились ласточки низко у земли к дождю, да ни с того ни с сего взбаламутились и рванули стаей вверх, стрелочкой слетаясь, чей угол острый на буреломы лесные указывал.
Пойдем лесом. Без остановок. Без сна, без отдыха. Так быстрее будет.
Да там болото и топи, буреломы и крены сильные. Магия черная кудесит. Не пройдем, а то еще и вовсе сгинем, заверещал недоверчиво сотоварищ.
Другого пути нет, отрезала женщина. Отпейте водички колодезной, откушайте хлебца амарантового, следующая остановка лишь в Старбеево будет.
Ошалел мужик в вышиванке от суровости предстоящего пути, но не смел перечить, благодарствуя в душе за отклик Павлины Куприяновны в деле старбеевском. На все готов был пойти, на любые мытарства, лишь бы сохранить лад в своем родном селе.
Лишь Данил Александрович со своей стороны ничего не говорил, а только с радушием и юношеским пылом в дорогу собирался. Всякий поход приключением ему являлся, а в жизни их не так много и бывало, все дом да работы каждодневные, потому ценил крепко каждый, будто юностью повеяло. А хоть бы и в последний раз! Главное, что в честной компании, за дело ратное да с Обавью под руку.
К слову сказать, водичка колодезная да хлебушек старостин не простыми оказались: лишь потом Степан Ладамирович вспомнил, что тот день долгий ни разу о кушанье и не вспомнил, ни разу не присел, не отдохнул, и хоть тяжела дорога оказалась, да поминал ее потом всю жизнь как дюже важную и знаменную на своем веку. Ибо за время пути, разговорившись с четой премудрой, столько всего на ус намотал, сколько за жизнь не помнил. Жалел потом, что не было времени да возможности записать мудрости, некоторые из башки так и повыскакивали, словно лягушки болотные.
А дорога через лес и впрямь была тяжелой, а все потому, что в древние времена, когда напасть на Русскую Землю свалилась, первыми от ее ударов пострадала чудь белоглазая, слывшая силой неведомой, оттого первой к уничтожению приготовленная. Почти вымерло волшебное население, по крайней мере, уж несколько веков никто чудь в глаза не видывал; бесхозные куды и терема, леса и болота в негодность пришли, закрылись и ожесточились от взора человеческого и нечеловеческого раненые лесные жители и травы, попрятавшись в буреломы непроходимые и пещеры глубокие непролазные. Старались селяне не соваться на кладбище это, ранее райскими кущами цветущее, а теперь коряжником выкорчеванным заваленное. Не распускалась покалеченная природа более цветами сладкими, а покрывалась колючками ядовитыми в страхе от рук человеческих и нечеловеческих, которые ее убивали медленно, жестоко, неведающе
Рвалось платье старосты в дебрях диких, тонули ноги в болотах топких, воздух тяжелый, сонливый, спорами гадостливых ядов не давал дышать свободно. Однако ж друзья-соратники друг другу в помощь не обращали внимания на тяготы и опасности пути. Двигались вперед, не сговариваясь и не жалуясь.
Как нечаянно Павлина Куприяновна оступилась на сваленных скользких бревнах деревьев священных, давно омертвелых от сруба губительного, и почти в яму-ловушку с шипами острыми угодила, еле-еле ухватившись в последний момент за корень полусухой. Еще чуть-чуть и свалилась бы в капкан смертельный!
И так и эдак пытались други ее ухватить-помочь-вытащить. Да все без толку! Посмотрела староста вниз на шипы и увидала, что это Роза Чайная за время напасти обросла острыми иглами, себя оберегая от захватчиков.
Роза Чайная, красавица благоухающая, услышь меня, Павлину Куприяновну, которую в молодости в честь тебя называли, поминая красоту цветущую, схожую с твоей волшебной. Знаю, нелегко тебе пришлось за время бедствия земляного, одичали-озлобились люди от жестокости войны с супостатами проклятыми и с тобой нечеловечески стали обращаться, срывая бутоны нежные и беспутно мертвыми друг другу раздаривая, себя же несчастных на смерть обрекая. Но прошли те времена. Слава Всевышним Силам! Возвернулись каноны: не срубают люди святое, не едят живое, берегут родное. И сюда мы пришли лишь за тем, чтобы путь сократить в поисках богатыря Ильи Муромца, который должен вновь на защиту встать Земли родной.
Повисела малек на корнях женщина, давая живому опомниться, поглядела вниз и заприметила, что растение словно услышало зазывы правдивые и попрятало смертоносные иглы, распознавая дружественность искреннюю.
Спрыгнула вниз Павлина Куприяновна, словно девчонка резвая, и, подойдя к кусту изумительно прекрасному, вдохнула аромат райский, а выдохнула в ответ слова восхищения и благодарения, кланяясь в землю жизни древней. Благоухания магические в райские времена на подвиги вдохновляли, на творчество настраивали, на любовь воодушевляли. Так и Роза Чайная, волшебный куст чудом выживший, ароматом священным благословила Павлину Куприяновну на поиски богатыря и спасение родной всем Земли.
Спасибо, родная, поклонилась в пояс женщина и, услышав внутренним обонянием доброе, взяла с земли сухие цветки-саженцы, чтобы посадить у себя дома чудо расчудесное после того, как все уладится, и таким образом с волшебством каждый день в соседстве встречаться.
С помощью друзей выбралась из ямы, и все вместе, поклонившись благосклонности пресвященной, отправились дальше, держа путь в Старбеево.
Звери с верой
Долго ли коротко ли шли не останавливались, мгновения драгоценного не теряя. Как неожиданно вышли на поляну ровную и обомлели от увиденного зрелища: по кругу на лужке усевшись на задние лапы, звери лесные пищат-пиликают-тараторят, будто разговор меж собой ведут. Тут и волки, и медведи, и слоны, и коты, и кабаны, и верблюды, и быки.
Попятилась троица от такой дикости, да завидели звери чужаков и стали рычать-наступать, острыми клыками да когтями посверкивая опасно.
«Видать, конец пришел», подумал мужик из Старбеево, глазам не веря.
Хотели пёсьи морды броситься на Павлину Куприяновну, что без страха стояла и смотрела на зверье свысока, да от аромата розового, который обволакивал старосту со всех сторон, делая благодушным все вокруг, псы завыли звучно, в собак домашних ласковых превращаясь, в ноги кидаясь стелиться.
Хотели коты когтями своими разорвать Данилу Александровича, да аромат волшебный из них кошек печных сотворил, что шубами гладкими ластиться примостились.
Постояла-подумала-прикинула староста что к чему, а потом речь начала:
Прячетесь здесь от отчаяния? Чувствуете, скоро грянет гром среди ясного неба и молнии на ваши головы проклятые посыпятся? Боитесь, озверелые? Али желаете вновь в ряды захватчиков вступить продолжать зло чинить на Земле Русской? Не научила вас школа суровая, что иродам вы лишь по первости нужны, как палачи, а потом и вас в сор из избы пометут за ненадобностью! Все так и будете пятки чужакам лизать, нежели прощения попросить, поклониться настоящим хозяевам Земли Русской, что до сих пор на своих четверых разрешает стоять после тех изуверств, что вы сотворили?! бросила грозно Павлина Куприяновна.