Федор зашипел, прикладывая палец к губам и быстро оглядываясь по сторонам.
Ты чего. чего кричишь-то?
Не кричу, а хочу спросить за что тебе угрожает новый шеф?
Да тихо ты! снова прошипел Акулич. Не надо тут об этом. Ты ко мне в редакции загляни ну и поговорим. Насчет того, чтобы эээ что-то рассказать, обещать не буду, но тут ну об этом вообще нельзя посторонним такое знать не надо. А то кто-нибудь подумает, что ты от меня все узнал, и яйца мои поджарит. Да! А я-то здесь ни при чем!
Перестань, Федор Николаевич! Понимаю: ты не хочешь мне рассказать, но ведь ты знаешь ты обо всем догадываешься, что здесь происходит, и какая политика творится, в виде и голосе моем неприкрытая лесть, и губы Акулича растянула улыбка. Мне просто интересно знать, что Александр Геннадьевич замышляет. Или он тебе что-то доверяет, что не может или не хочет сказать другим?
Федя горделиво выпятил грудь.
Ну. эта думаю, не будет ничего, если я тебе скажу кое-что, в голосе попавшегося на лесть фотокора звучали оттенки сомнения. Значит, так Он сейчас учится в ВПШ (высшая партийная школа), а летом вернется полноправным редактором. А вот еще чего забыл. про Ольгу.
Ольгу Александровну? вырвалось у меня.
Кукаркин ее проталкивает на свое место, а Семисынов говорит райком за него.
Акулич вроде доволен собой мол, набрался храбрости и сказал, но я его радости не разделял.
Значит, наш коллектив банка с пауками? трагическим голосом спросил.
Увы, старик, на этот вопрос я не могу ответить. По крайней мере, здесь и сейчас. Но может быть, ты все узнаешь сам. а пока забудь об этом. Вот поработаешь, приглядишься. Я понимаю наверное, это звучит неприятно, но кое-что тебе знать еще рано.
И добавил, отведя взгляд в сторону:
Что происходит с людьми? Где их былая честь?
Федор замолчал, и я понял, что настаивать бесполезно.
Ситуация была весьма трагичной, если не считать ее комичной. У меня от всего услышанного стали перегреваться мозги: ведь бред же, абсурд а все же.
Теперь у меня появится дума кто же станет нашим редактором?
И, наверное прощай, спокойная жизнь! Меня всегда забавляло, какими странными путями порой следует человеческое мышление. А вот мой мозг иногда удивлял своего хозяина будто не серое там с белым вещества, а золотые прииски бесценных мыслей.
Кстати о Федоре Он суетится, мчится по жизни, как будто опаздывает на свидание. Он невысок и крепко скроен, с седеющим ежиком на голове. Болезненно честолюбив, и прокладывает себе путь к благополучию, не имея ни денег, ни связей, которые помогают другим. За время своей работы в газете приобрел оболочку цивилизованного слуги народа, но под ней скрывается весьма независимый человек, который ничего не забывает и никому не прощает. Главное знает, кто он есть.
От Акулича мысли перетекли к себе любимому и делам интимным.
Встречаясь по службе и на работе с молодыми женщинами, каждый раз неизбежно сравниваю их с Лялькой, и, конечно, сравнение не в их пользу.
А после таких, как сегодня, вечеринок приходилось выдерживать мучительную борьбу с собой. Не был уверен: то ли от меня ожидают, что я попытаюсь втиснуться к даме в постель, то ли мне просто не улыбалось тащиться одному ночью домой. Понять, что от меня хотят, морокой считал, и я никого не провожал.
Конечно, не против быть в постели с кем-нибудь рядом кого можно было обнять, с кем можно было разделить свои чувства и возможно дальнейшую жизнь. Хотя дело не только в теплом теле, которое могло говорить, но и в душе человека, которую хотелось любить. Однако наиболее интересные женщины были замужем, и это создавало препятствия.
Мои родители в вопросах брака были твердых пуританских убеждений, и я никогда не забывал об этом. Хотя далек был от того, чтобы воображать себя блестящим образчиком нравственного поведения, но твердо знаю, что я не бабник.
А праздник закончился не так, как начался.
Дотащив Федора до его дома, помог взобраться на двухступенчатое крылечко и веранду после такого подвига дышал тяжело.
Вот сейчас чувствую, что выпил.
Акулич посмотрел на меня с жалостью.
Не надо пить, если не умеешь, сказал и свалился на пол.
Что здесь происходит? на веранду вышла мадам Акулич, клокоча от злобы.
Если б я знал, то был бы на вашем месте, витиевато этак ответил и вышел.
Если б я знал, то был бы на вашем месте, витиевато этак ответил и вышел.
А в спину мне Федор:
Держать форты, пока не вернусь!
Мне нравится подводить вечерами итоги, переживая заново каждую деталь прошедшего дня. В такие минуты освобождаешься от груза забот и проблем, которые осаждают на работе. Это время кратковременной свободы, удаления от бесконечных требований информашек и материалов в газету. Но в этот вечер, чудесный сам по себе, добавлял приятностей и алкоголь в крови. Легкий бриз с Займища шевелил листья сада, воздух был наполнен ароматами цветов.
Мне захотелось, чтобы рядом вдруг оказалась Лялька, разделить великолепие этого вечера. Непереносимая ирония заключалась в том, что любя ее, я не мог быть с ней судьбы наши с каждым годом будут удаляться теперь друг от друга все дальше и дальше. И только фотографии хранят воспоминания о прекрасном и мертвом прошлом.
Есть ли на свете другая женщина, способная заставить меня забыть об этой любви? Забыть горе. Забыть обо всем и попытаться снова стать счастливым.
Кого я спрашивал? Небеса, наверное. Но у них не было ответа.
Имею ли право осуждать их за это?
Не знаю, какие страшные силы формируют нашу жизнь и превращают нас в то, что мы есть. Прежде всего, необходимо знать себя, чтобы понять, что будет дальше.
К чему стремиться? За что бороться? Люблю ли я деньги, люблю ли я власть? Нравится ли мне быть богатым и всемогущим?
Нет ответа, но твердо знаю: быть бедным романтично только в книгах.
Но хватит об этом! Теперь о сыне.
Устроившись на работу, в первый же выходной съездил за ним. Вите сейчас четыре года, и он быстро рос. Ему нравилось жить в Розе, и я был за него спокоен. Бабушка окружила внука любовью, а дед воспитывал настоящим мужчиной и внушал ощущения собственной независимости. Я же планировал стратегию своего поведения с сыном гораздо тщательней, чем карьеру в газете, желая избежать ловушек, неизбежных в семье, где родители не живут вместе.
Неделю Витек жил в Увелке. Мы играли в разные игры, и меня поражала быстрота его мышления. У него было восхитительное чувство юмора. Мы (я и мои родители) смаковали его способности. Чувство гордости переполняло. И боли.
Я еще любил его мать, но уже входил во вкус одиночества и думал, что даже ради сына не пойду на воссоединение семьи. Мы слишком долго двигались каждый своей дорогой, и развилка осталась далеко позади. Да и гордость никогда не позволит простить то, что было. Хотя знаю, есть философия все знать и прощать, но никогда не забывать.
Время это быстрая река без берегов и границ. У него свои сезоны. Не зима, лето и осень, а дни рождения. Мой календарь это мой сын. Он постоянно напоминает о том, как быстро текут годы.
Как-то незаметно для меня сын перескочил период цветных карандашей и книжек с раскрасками. Мы увлеклись с ним устным творческим сочинительством наши вымышленные герои полны благородства, бесстрашны и веселы. Как автор и человек, сын мой был чувствительным и нежным, показывал хорошо развитое чувство честной игры. Короче, идеалист, которому еще далеко до цинизма.
Был ли я честен до конца с собой? Видел ли рядом с ним тень его матери?
Возникали сомнения. Но, видя его загорелые щечки и сияющие глаза, решил причины, в конце концов, не имеют значения. Важно, что нам вдвоем весело. Он не был намеком на меня или мать он был личностью сам по себе.
И я любил его больше всего на свете.
Вот интересно, любят ли все остальные отцы своих сыновей так же сильно как я? Это казалось мне невозможным. Я готов был умереть за него, убить ради него.
Перед Днем Печати отвез Витю в Розу.
Теперь сидел в тени от клонящегося к закату солнца и, вглядываясь в прошлое, пытался понять когда в моей жизни умер смех беззаботный?
Деревья в вечерних лучах, шелест листвы, птичий гомон были неописуемым счастьем; но глубоко внутри, как заноза, сидела острая боль от сознания, что не с кем мне разделить его. И это чувство, так странно смешанное из счастья, боли, меланхолии, грусти и безнадежности, грозило стать обычным состоянием на долгие годы. Это заставляло задуматься, хотя знал логика моя небезупречна.
Конечно, расстроился из-за того, что услышал днем от Акулича. Но все равно нельзя делать глупостей впопыхах. О чем я? Да о том, что не стоит ввязываться в подковерную борьбу за кресло редактора ни на чьей стороне. Мое дело достоверная информация для читателей.