***
Ритату, ритату, запела она своим сказочно дрожащим голосом, и покрутила мое тельце, когда я залилась ором. Смотри! Киса! сказала она мне, вон, как глазки на тебя смотрят! Туда-сюда Туда-сюда. Где наша киса? А?
Я посмотрела на котенка, нарисованного на часиках, застыв в руках бабушки от удивления, и перестала плакать. Я смотрела на него, стараясь не дрогнуть своей еще не окрепшей головкой, и у меня это вышло! Я смотрела на его хорошенькую мордочку, и на его забавные глазки, которые четко ходили туда-сюда по сторонам, как будто, перед ним, туда-сюда бегала маленькая мышка или муха, и не плакала!
Бабушка обрадовалась, что я замолчала, и через минуту решила положить меня в кроватку. Но я, тут же возмущенно заорала снова. Я хотела смотреть, как котенок бегает глазками. Он мне нравился! Я потому и орала, что мне было не интересно просто лежать. Мне нужно было подробнее разглядеть то, что я видела в прошлый раз, когда мама держала меня на ручках. Я хотела узнавать новое! И уже заметила, сколько в комнате интересного, и слоники, стоящие рядком на спинке дивана, и стеклянная черепашка нежно голубого цвета, и чайник с керосинкой, и икона. А котенка, я тоже заметила, и очень хотела посмотреть на него снова.
Ну, давай еще посмотрим, довольно сказала бабушка. А когда наша мать придет, мы ее удивим! Да, кошка? так называла меня бабушка, наверное, за мои круглые зеленые глаза, а возможно еще и мяукающий плач.
Бабушка вернула меня на прежнюю позицию, и для проверки своего открытия, повернула меня не совсем точно в сторону часиков.
Где наши ходики? Где наши киски?
Я вытаращила глаза, и не увидев перед собой вожделенный предмет, постаралась повернуть головку в сторону часиков, не найдя их прямо перед собой. Мне хотелось выразить словами и мое восхищение, что бабушка поняла меня, и мою радость, когда я снова наткнулась взглядом на котенка, но получилось только произнести непонятные звуки и пустить слюни.
Этот пункт моего образования стал бабушкиной гордостью.
***
Смотрите, что я вам покажу-у! сказала бабушка загадочным голосом, когда мама с тетей Верой зашли в дом.
Что?! подключаясь к бабушкину тону, спросила мама, округлив глаза.
А вот смотрите! Бабушка взяла меня на руки и задала мне вопрос, а где киски, где ходики?
Эксперимент снова удался. Я ловко развернула голову в сторону котенка и загугукала.
Ах, ты мой умник! сказала мама. Уже кисок знает. Вот какой у нас есть котеночек. Люсеньке он нравится! А смотри, какие у него ушки и усики
Надя, это просто совпадение! сказала тетя Вера. Что она может понимать в два месяца! Ушки, усики!
А вот и нет! Люська моя очень умная! гордо сказала мама. Она еще и профессором будет. Как дядя Леша Карпинский!
А мой Виталька, будет генерал! Генерал Дубинкин! с юмором сказала тетя Вера, разворачивая Виталика и кладя на кроватку рядом со мной.
Дубинкин была фамилия ее мужа Павлика.
Такие у нас ребятки хорошие! Правда?! Жалко дедушка Коля их не видит. Вот бы радовался! сказала тетя Вера, разворачивая Виталика. Он маленьких любил!
Сейчас мы будем кушать, сказала она, обращаясь к Виталику и мне. Накормим ребят, а потом и сами за стол сядем, Мы с Надей сегодня колбаски докторской купили
Об этом можно было и не говорить, потому что запах от колбаски шел одурманивающий.
А селедочки не прихвати-и-ли? спросила бабушка, дрожащим сказочным голосом и улыбнулась улыбкой маленького ребенка, который выпрашивает конфетку, и папиросочек, для бабулечки не забыли?
Все прихватили, сказала мама. И сигареты, и даже кавказских конфет купили. Ставим чайничек!
Пока Пашку дождемся, мы чаю напьемся, весело сказала Вера.
А я пока селедочку разделаю, сказала бабушка, доставая селедочницу из буфета.
***
Потом были для меня и первые цветочки, и бабочки, и лето. Первые желтые листья и первые снежинки. Для меня все было в первый раз. А мама всегда говорила, смотри, Люсенька, какой снежок красивый, это зима. Смотри, Люсенька, какие красивые листики, желтые, оранжевые, это осень.
Она обращала мое внимание на все, что нравилось ей, и что было интересным и нужным. И я, лежа в одеяльце в своей маленькой колясочке, смотрела на голубое небо, на красные гроздья бузины и на слоников в бабушкиной комнате. А еще, на очень заманчивую стеклянную голубую черепашку, лапку которой мне очень хотелось попробовать на вкус. Я запоминала все, что было вокруг меня, и мне очень нравился этот мир, его краски, запахи и добрые лица, которые смотрели на меня и называли Люсенька, Люлька, Кошка или Людочка.
Она обращала мое внимание на все, что нравилось ей, и что было интересным и нужным. И я, лежа в одеяльце в своей маленькой колясочке, смотрела на голубое небо, на красные гроздья бузины и на слоников в бабушкиной комнате. А еще, на очень заманчивую стеклянную голубую черепашку, лапку которой мне очень хотелось попробовать на вкус. Я запоминала все, что было вокруг меня, и мне очень нравился этот мир, его краски, запахи и добрые лица, которые смотрели на меня и называли Люсенька, Люлька, Кошка или Людочка.
Где птичка или самонадеянные взрослые
Приближался Новый 1950 год. И маме решила, что тянуть до того момента, когда мне исполнится год, чтобы сделать традиционную фотографию, не стоит. Нужно было послать фотографию папе, который работал в Казани в суворовском училище, обучая мальчиков бальным танцам, как то было положено для воспитанников, и устраивал конкурсы самодеятельности. Это была временная работа, потому что папа ждал места в театре.
Тетя Вера уже сделала фотографию Виталика. На ней он гордо сидел в своей черной шубке в санках среди сугробов, а рядом стоял дед Мороз и держал плакат «1950 год»
***
Мама поставила щипцы на керосинку. Закрутила кончики волос, и заколола их наверху так, чтобы они были приподняты горкой. Подкрасила губы, и, дунув на ватку, напудрилась из круглой коробочки, на которой были нарисованы ландыши. Посмотрев на себя в зеркало, она надела каракулевую шляпку, всунула ноги с туфельками в резиновые ботики на каблуках и, посадив меня на санки, повезла в фотомастерскую, которая была за платформой.
Это было маленькое дощатое здание, прилепившееся к синенькой аптеке. В очень тесной комнате, отгороженной от входной двери серой занавеской, стоял обычный венский стул, и фотоаппарат на высокой треноге, накрытый черной тряпочкой.
Мама поправила прическу, завязала мне бантик, так что хохолок торчал кверху, поставила меня на стул и взяла мои ручки, приготовившись фотографироваться.
Пока дядя готовился снимать, я стояла на стуле и крутила головой, оглядывая этот маленький закуток, и не увидела ничего, что могло бы мне понравиться. Дядю я нашла вполне симпатичным, потому что, он очень мило улыбался маме и у него были необычные черные усики.
Смотри, сейчас отсюда вылетит птичка, лицемерно сказал дядя в синем халате, и взялся за тряпочку.
Как оттуда может вылететь птичка? подумала я. Это же фотоаппарат.
Я посмотрела на него так, и сяк, и повернула голову, ища птичкино гнездышко или клетку.
Но, дядя повторил это еще раз, и я подумала, что дядя не может врать уж настолько. Птичка вылетит, но как? Я уставилась в объектив, боясь пропустить, в чем состоял весь фокус с появлением птички.
Может быть, птичка такая же, как котенок в часиках, не настоящая?
Я уже знала, что так обманывают детей, чтобы они смотрели в объектив, но слова дяди, все же, зародили в моей душе сомнение. Я думала, может быть здесь какой-то фокус, и птичка, вылетит на пружинке? Мне было интересно, что там такое придумано, чтобы обмануть ребенка. Я приготовилась к открытию. И уставилась в объектив.
Дядя щелкнул черной штучкой, и сказал, все, одевайтесь, и снова накрыл камеру тряпкой.
Оказалось, что никакой птички там не было вовсе! Ни механической, ни, даже, нарисованной! Но, дядя ничего не объяснил и не оправдался.
Готово, гражданочка, сказал он. Приходите через неделю.
Зачем он обманывал? возмущенно подумала я. Сказал бы просто, смотри девочка сюда, я бы и смотрела!
Мне так хотелось сказать и объяснить дяде, что я очень умный ребенок, и это знают все, и что меня не нужно было обманывать, я все знаю и все понимаю. Но, мне этого сделать не удалось, потому что мы быстро вышли из комнатки, и наше место заняла другая тетя.
Нет тики! Нет тики! говорила я, пока мама меня снимала со стула и одевала перед выходом на улицу, желая привлечь ее внимание к такому нечестному и бесполезному поступку этого маленького усатого дядьки в синем застиранном халате!
Полный каскад моих возмущений словами я выразить не могла, потому что еще не могла четко и быстро, как взрослые, сказать их, но мысли мои были четкими, и объемными.
Мысленно я говорила гораздо лучше, в мыслях слова складывались в предложения, а вот как это могло получаться, для меня до сих пор странно.
Тогда я поняла, что взрослые могут обмануть. Пока мы ехали домой, я все думала про фотографа, и, судя по тому, что я помню это до сих пор, можно понять, как меня это тронуло.