Как видим, летописные известия «Повести временных лет», впрочем, как и Новгородской первой летописи, которым некоторые исследователи отдают предпочтение, не содержат однозначных ответов на вопрос о происхождении Руси, как это представляется В. Я. Петрухину[25].
В Новгородской первой летописи, в частности, утверждается, что не только Русь получила свое название от варягов, но сами новгородцы были варягами. «И от тѣх Варягъ, находникъ тѣхъ, прозвашася Русь и от тѣх словет Руская земля; и суть Новгородстии людие до днешнего дни от рода варяжьска»[26].
И как нам быть с этим противоречивым свидетельством? Принимать его целиком, или только ту его часть, которая вписывается в представление нынешнего исследователя? Чаще всего это и происходит. А ведь следует обратить внимание еще и на фразу о призвании варягов. В отличие от «Повести временных лет», в Новгородской первой летописи нет уточнения, что они были русами. «Идоша (словене, кривичи, меря и чудь. П. Т.) за море к Варягомъ и ркоша: «Земля наша велика и обилна, а наряда у нас нѣту, да поидѣте к намъ княжить и владѣть нами»[27].
Среди иностранных источников, которые якобы свидетельствуют о северном происхождении термина «русь», по мнению некоторых историков, является Бертинская хроника епископа Пруденция, рассказывающая о посольстве русов 838839 гг. В Константинополе послы назвались представителями народа «рос» (rhos) и посланниками хакана (chacanus). В столице Франкского королевства Ингельгейме, где их принимал Людовик Благочестивый и подозревал в шпионстве, назвались не русами, а свеонами (шведами). Вот это признание, будто бы, и является неопровержимым свидетельством северного происхождения русов. В действительности, вывод здесь может быть скорее противоположный. От тождества свеонов и русов отказались сами послы. Они не были этническими русами, а только находились у них на службе. Ведь и в Константинополе послы не назвали себя русами, но утверждали только, что являются их представителями[28].
Такое толкование сообщения «Бертинских анналов», имеющее длительную историографическую традицию, было подвергнуто недавно критике А. В. Назаренко. По его мнению, оно не только неправомерное, но и порочно методически, поскольку продиктовано априорным нежеланием признать ведущую, или хотя бы активную роль скандинавского этнического компонента в становлении государственности Руси[29]. Другими словами, перечисленные им историки С. Гедеонов, А. Сахаров, И. Шаскольский, М. Свердлов и др. не хотели видеть в кагане русов скандинава исключительно из патриотических предубеждений.
Не думаю, что А. В. Назаренко прав в своем подозрении о побудительных мотивах историков, отделявших этничность послов от их политической принадлежности. А почему не допустить, что исходили они из того, что в таком объяснении ничего необычного нет, имея в виду дипломатическую практику Руси времен Олега и Игоря[30]. В состав их посольств в Константинополь также входили варяги (в Олегово исключительно они, в Игорево, преимущественно, они), но их норманнская этничность никак не отрицала того непреложного факта, что были они посланниками руских князей и восточнославянского государства Русь. Об этом определенно говорится в руско-византийских договорах: «Мы отъ рода рускаго иже послани отъ Олга, великого князя рускаго и отъ всѣхъ, иже суть подъ рукою его, свѣтлыхъ и великихъ князь». (911 г.), и «Мы отъ рода рускаго съли и гостье (944 г.)[31].
Неизвестно, считает ли А. В. Назаренко более поздние прецеденты отечественной истории корректными аналогиями известиям Пруденция, а вот другой латинский памятник ІХ в. послание франкского короля Людовика ІІ византийскому императору Василию І от 871 г. к таковым относит безусловно. Он у него «абсолютный pendant к записи Пруденция о кагане руси suеоnes»[32]. Из последнего утверждения может сложиться впечатление, что словосочетание «каган руси suеones» принадлежит Пруденцию, тогда как это авторская реконструкция.
А теперь посмотрим, является ли послание Людовика ІІ абсолютным дополнением известиям «Бертинских анналов». Вот его содержание: «Каганом же (chaganus), как мы убеждаемся, звался предводитель (praelatus) авар, а не хазар или норманнов (nortmanni), а также не правитель (princeps) болгар, а король (rex) или государь (dominus) болгар»[33]. Логично предположить, как это и делает А. В. Назаренко, что в несохранившемся письме Василия І речь шла о каком-то правителе норманнов, именовавшимся титулом кагана, которого Людовик ІІ не знает. Учитывая наличие тесных контактов франков со скандинавами, постоянно обменивавшихся посольскими миссиями, можно думать, что франкский император обладал более достоверной информацией, чем император Византии.
Однако допустим, что такой казус действительно имел место и кто-то из норманнских конунгов мог самозвано поименовать себя каганом. Означает ли это, что под ним обязательно следует видеть предводителя Руси? Домыслить можно все, что угодно, но если придерживаться буквально свидетельства источника, такого вывода сделать нельзя. Да и «абсолютного пенданта» между назваными источниками, разделенными более чем тридцатью годами, нет. В первом говорится о кагане народа «rhos», но нет уточнения, что он был шведом, во втором речь идет о кагане норманнов, но нет и намека на то, что он был русом.
А. В. Назаренко выходит из этого затруднения тем, что ставит знак равенства между латинским названием «норманны» и греческим «рос». При этом ссылается на Лиудпранда Кремонского, автора Х в., который в рассказе о походе Игоря на Константинополь говорит о народе, называемом греками, по внешнему виду, русью, а по местонахождению норманнами, то есть северными людьми. Не уверен, что это достаточное основание для утверждения, что в письме Людовика ІІ под норманнами следует понимать русов. Для него ведь северными людьми определенно были не жители, обитающие к северу от Византии, а натуральные скандинавы, которых он хорошо знал.
Подводя итоги своим объяснениям свидетельств «Бертинских анналов» и послания Людовика ІІ византийскому императору Василию І, А. В. Назаренко сделал два предположительных вывода. Первый: «Вполне допустимо думать, что в послании Василия І речь шла просто о народе «р и их кагане»[34]. Второй: «В любом случае, независимо от реконструкции конкретного прототипа лат. nortmanni из письма Людовика ІІ, «норманнам», управлявшимся собственным каганом, не видно никакого иного соответствия, кроме руси». В следующем утверждении сказанное выше обретает силу принципиального факта, который «лишний раз безусловно подтверждается известной арабской традицией об «острове руси»[35].
Если исходить из византийских письменных источников, то значительно больше оснований искать этноним «русь» и его носителей не на далеком севере, а на юге. В них росы, как правило, тождественны не норманнам, но скифам или тавроскифам. Никита Пафлагон в Житии патриарха Игнатия (885 г.), описывая нападение на Константинополь 860 г., отмечает, что его осуществили «скифы, народ, называемый рос». В другом месте он указал и на местообитание этого народа. Это северные берега Понта Эвксинского. «В нее (Амастриду. П. Т.) стекаются, как на общий рынок, скифы, как населяющие северные берега Эвксина, так и живущие южнее»[36]. В «Житии св. Георгия Амастридского», описывающего нападение «варваров росов» на Черноморское побережье Византии, говорится о том, что их свирепость «сохранилась от древнего таврического избиения чужестранцев».
У Константина Багрянородного в рассказе о набеге росов на Константинополь, также сказано, что это «скифское племя, необузданное и жестокое», опустошившее ромейские земли и сам Понт Эвксинский[37]. Патриарх Фотий, бывший свидетелем нападения на Константинополь 860 г., в своих поучениях и окружном послании говорит о нашествии руси, никак не уточняя, кто они.
В подробном описании военной кампании Святослава 871 г. на Балканах Льва Диакона, его войско именуется то росами, то скифами и тавроскифами. «Был между скифами Икмор первый после Сфендослава предводитель войска, которого скифы почитали по достоинству вторым среди них«Тавроскифы и теперь еще имеют обыкновение решать споры убийством и кровопролитием» «Говорят, что из шестидесятитысячного войска росов хлеб получили только двадцать две тысячи»[38].
Подобная терминология по отношению к руским применялась византийскими авторами и позже. Иоанн Скилица отметил, что на переговорах Святослава с императором руский князь просил, «чтобы ему со всеми своими дозволено было удалиться невредимыми домой, а скифам, если пожелают, безопасно приходить по торговым делам».[39] Михаил Псёл в своей «Хронографии» отмечал, что к императору Василию ІІ «явился отряд отборных тавроскифских воинов», а в мятежном войске Исаака Комнина (1057 г.) находились союзные ему «тавроскифы»[40].
Приведенные и другие подобные отождествления росов со скифами или тавроскифами, содержащиеся в византийских источниках, были бы совершенно невозможными, если бы эти росы являлись жителями скандинавского севера. К тому же, греческие авторы всегда четко различали русов и варягов. Во всех императорских хрисовулах, регламентировавших пребывание иноземных наемников в Византии, русы и варяги неизменно названы как различные этнические группы.