Судите об отце не по его словам, а по его делам, сказала она, в знак предостережения поднимая палец кверху, и, кроме того, если вы не хотите иметь на своей совести мою гибель, умоляю вас, не говорите ему о том, что я предостерегала вас от приезда сюда!
Вашу гибель?! воскликнул я.
О да! Он не остановится даже перед этим. Ведь он же убил и мою мать! Я не хочу сказать, что он действительно пролил ее кровь, но его жестокость и грубость разбили ее сердце! Теперь вы, я думаю, понимаете, почему я говорю так о нем.
И когда она говорила, я видел, что она коснулась самого больного места ее жизни. Горькая затаенная злоба, разраставшаяся в ее душе, теперь достигла своего апогея. Яркая краска румянца заливала ее смуглые щеки, и глаза Сибиль блестели такою ненавистью, что я понял нечеловеческую силу ее души!
Я говорю с вами вполне искренно, хотя знаю вас всего несколько часов, Луи, сказала она.
С кем же вы могли говорить свободнее, чем с вашим близким родственником по крови и по духу?!
Все это верно, но никогда не думала, что мы будем с вами в таких отношениях. Я с тоской и грустью ожидала вашего приезда! И эти чувства с новой силой восстали во мне, когда отец ввел вас в комнату.
Да, это не укрылось от меня, сказал я, мне сразу стало понятно, что мой приезд не был вам желателен, и, сознаюсь, я испугался этого.
Да, очень нежелателен, но не столько для меня, сколько для вас или, вернее, для нас обоих, сказала она. Для вас, потому что намерения моего отца не очень-то дружелюбны по отношению к вам. А для меня
Почему для вас? удивленный, переспросил я, видя, что она остановилась в затруднении.
Вы сказали мне, что любите другую; я со своей стороны скажу, что моя рука отдана другому вместе с моим сердцем.
Мое счастье зависит от любимой женщины, сказал я, но все же почему это обстоятельство делает мой приезд нежелательным?
Ну, знаете, кузен, насыщенный парами воздух Англии затуманил ясность вашего соображения, сказала она. Если уж на то пошло, буду откровенна с вами до конца и сообщу тот проект, который должен быть так же ненавистен как мне, так и вам! Знайте же, что если бы мой отец мог поженить нас, то он укрепил бы все свои права на землю за наследниками Гросбуа. И тогда ни Бурбоны, ни Бонапарты не были бы властны поколебать его положение.
Я вспомнил его заботливость о моем туалете сегодня утром, беспокойство его о том, произведу ли я благоприятное впечатление, его неудовольствие, когда он видел, что Сибиль холодна ко мне, и, наконец, довольную улыбку, озарившую его лицо при виде нашего примирения.
Вы правы! воскликнул я.
Права? Конечно, права. Но будем осторожны, он следит за нами.
Мы шли по краю пересохшего рва, и когда я посмотрел по указанному направлению, в одном из окон я увидал его маленькое желтое лицо, обращенное в нашу сторону. Заметив, что я смотрю на него, Бернак приветливо замахал рукою.
Теперь вы знаете, что руководило им, когда он спас вашу жизнь, как вы мне сказали, проговорила она. В его интересах женить вас на своей дочери, и потому он оставил вас в живых. Но если мой отец поймет, что это невозможно, о, тогда, мой бедный Луи, берегитесь, тогда ему, опасающемуся возвращения де Лавалей, не останется ничего иного, как уничтожить их последнего представителя!
Эти слова и желтое лицо, караулившее нас из окошка, показали мне всю громадность грозившей мне опасности. Во Франции никто не мог принять во мне участия! Если бы я и вовсе исчез с лица земли, никто даже и не осведомился бы обо мне; следовательно, я был вполне в его власти. Все, что я видел сегодня ночью своими глазами, говорило мне о его жестокой беспощадности, и с этим-то зверем я должен был бороться!
Но ведь он же знает, что ваше сердце принадлежит другому, сказал я.
Да, он знает это, и это мне тяжелее всего. Я боюсь за вас, за себя, но больше всего за Люсьена. Отец не позволит никому стать поперек своей дороги!
Люсьен! Это имя промелькнуло передо мною, как вспышка огня в темную ночь. Я много раз слышал о страстности и силе женской любви, но разве можно было предположить, чтобы эта гордая, сильная духом девушка любила то несчастное существо, которое я видел этой ночью трепетавшим от страха и унижавшимся перед своим палачом? Я вспомнил также, где я впервые видел имя Сибиль. Оно было написано на первом листе книги: «Люсьену от Сибиль» гласила надпись. Я вспомнил также и то, что мой дядя говорил ему что-то о предмете его страсти.
Люсьен горячая голова и быстро увлекается, сказала она. В последнее время он много занимался чем-то с отцом; они по целым часам не выходили из комнаты, и Люсьен никогда не рассказывал, о чем они переговаривались между собой. Я боюсь, что это не доведет до добра: Люсьен скорее скромный ученый, чем светский человек, но в последнее время он слишком увлекается политикой!
Я не знал, молчать ли мне или показать весь ужас положения, в которое попал ее возлюбленный. Пока я колебался, Сибиль с инстинктом любящей женщины угадала, что происходило во мне.
Вы знаете о нем что-нибудь? почти крикнула она. Я знаю, что он отправился в Париж. Но, ради бога, скажите, что вы знаете о нем?
Его зовут Лесаж?
Да, да, Люсьен Лесаж!
Я я видел его, запинаясь проговорил я.
Вы видели его! А ведь не прошло еще двенадцати часов, как вы здесь. Где вы видели его? Что случилось с ним?
В припадке тревоги Сибиль схватила меня за руку. Было бы жестоко сказать ей все, но молчать было бы еще хуже. Я в смущении стал смотреть по сторонам и, к счастью, увидал на изумрудной лужайке дядю, приближавшегося к нам. Рядом с ним, гремя саблей и позвякивая шпорами, шел красивый молодой гусар, тот самый, на которого было возложено попечение об арестованном в прошлую ночь. Сибиль, не колеблясь ни минуты, с неподвижным лицом, на котором выделялись пылавшие как уголья глаза, бросилась к ним навстречу.
Отец, что ты сделал с Люсьеном? простонала она.
Я видел, как передернулось его бесстрастное лицо под этим полным ненависти и презрения взглядом дочери.
Мы поговорим об этом впоследствии, в замешательстве сказал он.
Я хочу знать сейчас же и здесь! крикнула она. Что ты сделал с Люсьеном?
Милостивые государи, сказал Бернак, обращаясь к гусару и ко мне, я очень сожалею, что заставил вас присутствовать при семейной сцене. Но вы, вероятно, согласитесь, лейтенант, что оно так и должно быть, если принять во внимание, что человек, арестованный вами сегодня ночью, был ее самым близким другом. Даже эти родственные соображения не помешали мне выполнить мой долг по отношению к Императору. Мне, конечно, было только труднее исполнить его.
Очень сочувствую вашему горю, сказал гусар.
Теперь Сибиль уже обратилась прямо к нему.
Правильно ли я поняла? Вы арестовали Лесажа?
Да, к несчастью, долг принудил меня сделать это.
Я прошу сказать мне только правду. Куда вы поместили его?
Он в лагере Императора!
За что арестован Лесаж?
Ах, мадемуазель, право же, не мое дело мешаться в политику! Мой долг владеть саблей, сидеть на лошади и повиноваться приказаниям. Оба эти джентльмена могут подтвердить, что я получил от полковника Лассаля приказание арестовать Лесажа.
Но что он сделал и за что вы его подвергли аресту?
Довольно, мое дитя, об одном и том же, строго сказал дядя, если ты продолжаешь настаивать на этом, то я скажу тебе раз навсегда, что Люсьен Лесаж взят как один из покушавшихся на жизнь Императора и что я считал своей обязанностью предупредить преднамеренное убийство.
Предатель, вскрикнула девушка. Ты сам посылал его на это страшное дело, сам ободрял, сам не давал вернуться назад, когда он пытался сделать это! Низкий, подлый человек! Господи, что я сделала, за какие грехи моих предков я обречена называть моим отцом этого ужасного человека?
Дядя пожал плечами, как будто желая сказать, что бесполезно убеждать обезумевшую девушку. Гусар и я хотели уйти, чтобы не быть свидетелями этой тяжелой сцены, но Сибиль поспешно остановила нас, прося быть свидетелями ее обвинений. Никогда я не видел такой всепожирающей страсти, какая светилась в ее сухих, широко раскрытых глазах.
Вы многих завлекали и обманывали, но вы никогда не могли обмануть меня! О, я хорошо знаю вас, Бернак! Вы можете убить меня, как это сделали с моей матерью, но вы никогда не заставите меня быть вашей сообщницей! Вы назвались республиканцем, чтобы завладеть этими землями и замком, не принадлежавшими вам! А теперь вы стали другом Бонапарта, изменив вашим старым сообщникам, которые верили в вас! Вы послали Люсьена на смерть! Но я знаю ваши планы, и Луи тоже знает их, и смею вас уверить, что он отнесся к ним так же, как и я. А я лучше сойду в могилу, чем буду женою кого-нибудь другого, а не Люсьена.
Ты не сказала бы этого, зная, каким жалким и низким трусом выказал себя Люсьен. Ты сейчас вне себя от гнева, но когда придешь в себя, сама будешь стыдиться, что публично призналась в своей слабости. А теперь, лейтенант, перейдем к делу. Чем могу служить?