В начале VIII века халиф Гашим посылает на Дагестан сорокатысячный отряд во главе с полководцем Саидом ибн Амиром и своим братом шейхом Абу-Муслимом. Гарнизон Дербента, в котором утвердились после Салмана хазары, состоял из трёх тысяч человек. Храбро сопротивлялись дербентцы и, быть может, выстояли бы, несмотря на значительное численное превосходство противника. Но судьбу города и Дагестана в целом решил перебежчик. За крупную мзду он показал арабам подземный ход, который вёл из господствующей над городом крепости Нарын-Кала в горы. В течение ночи арабы по потайному ходу вторглись в крепость, перебили стражу и овладели дворцом. С восходом зари они распахнули железные ворота Нарын-Калы и лавиной двинулись с горы на магалы Дербента, расположенные ниже. Защитники города хазары вынуждены были спасаться бегством. Владетель Гунмункского (Лакского) царства, узнав о победе арабов и бесчисленности их войск, отправил к Саиду ибн Амиру и шейху Абу-Муслиму посольство с дарами и заверением на согласие принять ислам.
Арабское воинство поспешило к столице лакского правителя и было принято с почестями. К названию столицы Гунмунк (страна гуннов) арабы сделали приставку «гази» (поборники веры), и стало с тех пор городище называться Газикумух.
В летописи Мухаммеда Рафи, составленной в XIV веке, говорится, что до прихода в Страну гор арабов обитателями этих земель были идолопоклонники с дикими нравами. Арабский историк М. Абави пишет, что управлялась страна лакцев шамхалом, от слов «шах» и «магалы», что по-персидски означает царь района, области.
Саид ибн Амир оставался в Казикумухе до тех пор, пока всех жителей не обратил в ислам и не построил в городище Джума-мечеть (соборный храм). А шейх Абу-Муслим с частью воинов по Чохской дороге двинулся в Аварию, насаждая мусульманство в селениях, встречающихся на пути.
Абу-Муслим покорил часть Аварии и назначил её правителем Амир-Ахмада. До арабов Аварией правил нуцал Суракат. Сын Сураката бежал в Тушетию (Грузию), где собрал большое войско и осадил бывшую столицу аварцев Хунзах. В сражении с аварцами и тушетами пал Амир-Ахмад. Но в конце концов воинственные аварцы были покорены арабами и приняли ислам.
В то же время нижняя, приравнинная часть Аварии наряду с идолопоклонничеством исповедовала иудаизм, насаждённый в части Дагестана хазарами. Например, аварцы аула Араканы считались иудеями. Согласно другому арабскому историку Масуди народы Верхней Аварии ревностные христиане. Продолжая повествования об аварцах, Масуди отмечал, что при завоевании Персии арабами царь Иездегард спешно отправил казну вместе с золотым троном в Аварию, а затем следом поспешил сам. В дороге царь был убит. Посланник персидского царя в сопровождении войска прибыл в Хунзах, где сделался властителем трона и шахской казны, назвав себя Сахиб аль-Серир.
Титул аварских правителей «нуцал» некоторые историки считали производным еврейского слова «носе» (глава, главный). Сами же аварцы считают, что это слово произошло от аварского слова «нуего», что означает «сотенный».
Некоторые родовые династии Казикумуха, ушедшие корнями в минувшие века, старались приписывать себе благородное происхождение от бывших правителей. Так, например, известный в Казикумухе род Сеид-Гусейновых считали берущим начало от Саид ибн Амира брата арабского халифа Гашима потомка Корейшидов, из которого происходил пророк Мухаммед. Современные историки пытаются отрицать этот факт. Хотя вероятность трудно исключить, если учесть, что Саид ибн Амир некоторое время правил Казикумухом.
Как видишь, сын, всё вышесказанное даёт основание считать, что Дагестан не просто хранилище исторических, археологических и этнографических сокровищ, но и живой институт языков и наречий. Изучать Кавказ, и в особенности Дагестан, значит изучать историю и этнографию почти всего человечества. И те, кто занимался этим благородным трудом десятилетиями, пришли к выводу, что не исчерпать бесценных шедевров, которыми полнится каждый уголок этого удивительного края.
Родословная памяти
Мой отец Ибрагим Давыдов уроженец аула Хуты бывшего Лакского округа Дагестана.
Аул этот, в отличие от других дагестанских селений, по-видимому, был не так уж стар, потому что расположен в котловине вокруг небольшого озерца и источника ключевой воды. Через центр аула пролегала дорога, ведущая из Кумуха (столицы) в Аварию. Сказала «не так уж стар» потому, что старые поселения в горах строились на крутых горных склонах, скалах как крепости, чтобы подступов к ним ни с какой стороны не было, а если и был, чтобы его в случае надвигающейся опасности можно было заложить и отбиваться от тех, кто явится с оружием.
Аул этот, в отличие от других дагестанских селений, по-видимому, был не так уж стар, потому что расположен в котловине вокруг небольшого озерца и источника ключевой воды. Через центр аула пролегала дорога, ведущая из Кумуха (столицы) в Аварию. Сказала «не так уж стар» потому, что старые поселения в горах строились на крутых горных склонах, скалах как крепости, чтобы подступов к ним ни с какой стороны не было, а если и был, чтобы его в случае надвигающейся опасности можно было заложить и отбиваться от тех, кто явится с оружием.
По рассказам стариков, которых я в юности застала в живых, аул этот вырос из хуторка. Первопоселенцем его был грузин, скорее всего хевсурец (хуту), то ли пленный, то ли беженец-кровник, который поселился здесь по воле хана и занялся возделыванием земли.
Лакский учёный-философ Курди Закуев говорил мне, что прадед моего отца Кинча происходил из его рода, как и члены другого отделившегося некогда рода Таркнаевых. Кинчаевы, Читаевы и несколько других семейств переселились из Казикумуха в Хуты позднее. Этот «медвежий угол» до революционных событий, охвативших весь Дагестан, особых волнений не испытывал. Казикумухские владыки вплоть до Сурхайхана и последнего из них Аглархана жесточайшего правителя, дослужившегося в русской армии до звания генерала во время Кавказской войны, поддерживали мирные отношения с вольными обществами Аварии Чоха, Согратля, Мееба. В мирные времена с аварцами этих поселений лакцы водили куначество женились на аварках, выдавали своих дочерей за достойных аварцев, а в случае нашествия врагов объединялись для общей борьбы.
От Казикумуха древнего городища владетельных шамхалов селение Хуты было расположено, как и прочие подвластные аулы, на небольшом расстоянии. Но в отличие от других, которые были на виду у кумухцев, Хуты был укрыт высочайшим и крутым каменистым перевалом, расположенным в двуречье. Подниматься и спускаться с него можно было только по узкой, петляющей по отвесному склону дороге. По этому кратчайшему пути к Кумуху каждый четверг, а то и в будни спешили чохинцы с плетёными корзинами, навьюченными на ишаков, ехали верховые на лошадях, шли пешие на базар. Помнила эта дорога и тех, кто в поисках заработка отправлялся на чужбину. Возделываемых земель в этом обойдённом Богом горном ауле почти не было, как не было ни лесов, ни цветущих долин. Неизвестно, в какие времена волею злых судеб были заброшены в эти бесплодные горы наши прадеды.
Каменистая почва, лысые склоны гор с низкорослыми травами, меж которых выступали разной величины осколки камней и валунов, покрытых лишайником, поражали первозданностью, навевавшей грусть и тоску. Лишь где-то в долинах, на пологих скатах, у лощин чернели весной и осенью лоскуты возделываемых земель и покосных трав. Разведение мелкого скота тоже не могло обеспечить жизнь хутынцев, не хватало пастбищ, а перегон к чёрным землям был долог и дорог.
Голодная жизнь и вековая нужда заставили хутынцев, как, впрочем, и других жителей лакских аулов, обучаться ремеслу и заниматься отхожим промыслом. Характерным было то, что жители отдельных аулов специализировались в освоении одного какого-нибудь ремесла и своё мастерство и знание передавали из поколения в поколение. Так, односельчане моего отца славились мастерами-медниками и лудильщиками, баркальцы гончарами, жители аула Шовкра сапожниками и шорниками, куминцы поварами-кондитерами. Жители Убра строители-каменщики, они же тесали и надмогильные плиты (памятники), ваччинцы занимались торговлей, кулинцы овцеводством. Цовкринцы-пехлеваны от мала до велика акробаты-канатоходцы.
Существовал в Лакском районе и аул нищенствующих Турчи. Причём жители этого селения вовсе не были нищими. Большинство из них имели добротные дома и жили сносно, в основном за счёт бродяжничества и подаваемой милостыни. Этим занимались мужчины. С наступлением осени глава семейства с сыновьями-подростками накидывали на плечи кожухи, вывернутые наизнанку, забрасывали за спину торбы или хурджины, брали в руки посохи и отправлялись по миру. Шутники-острословы уверяли, что уважающий себя турчинец не выдаст дочь замуж за молодца, который не стёр до ручки семь посохов, собирая подаяние на чужбине.
Урожая, собранного с клочков плодородной земли, едва хватало на зиму. Не было топлива. К зиме люди перебирались в нижние этажи саклей, ближе к сеновалу, погребу, где согревались у очагов, отапливаемых кизяком. Спасались от холода в широких долгополых овчинных шубах, косматых папахах, войлочных ноговицах[1], женщины в шерстяных шалях, накинутых поверх платков, вязаных шерстяных журапках[2], длинных шароварах с короткими будничными платьями. С наступлением осени, после уборки урожая, мужчины покидали родные очаги, обеспечив семьи толокном, которое можно было употреблять в пищу, увлажнив сырой водой.