Стефан ван Марвес.
Голландец, что ли?
Предки
А-а Это хорошо. Значит, море в генах есть Ну, приезжайте. Знаете, как до нас лететь? До столицы, потом на север до полюса; там через полюс вас заберет вертолет. Скажите ваш адрес, мы вам деньги вышлем
Мне не нужны деньги, но Расмус уже не слышал; проорал обратно адрес: «правильно?» и отключился, словно убежал. Стефан смотрел на телефон, и радость наполнила его, как кувшин наполнился бы водой, для цветов с полей; Река приносил такие Капельке, и они стояли долго-долго: «они стоят так долго, потому что кувшин глиняный, это особая магия», повторяла весело Капелька
Прощай, Капелька, прошептал он. А назавтра вечером был опять семейный совет. «Я думал, ты будешь у меня в журнале работать», повторял дядя, мама морщилась от дыма его сигар, сухой и тяжелый, словно камин плохо разгорался; папа молчал, сложив перед собой узкие, как и лицо, руки; Эдвард кривился: для него Стефан был черной овцой и еще он женился два года назад, а детей всё не было; и только одна мама поняла: «Оставьте его в покое; всё за него уже сделали, жизнь расчертили, график, а он сам хочет пожить».
Мы видели, как он сам умеет жить, Эдвард кинул взгляд, будто чиркнул спичкой о коробку, двое детишек незаконных к двадцати
Помолчи, оборвал его отец и повернулся к Стефану: А ты не молчи отвечай, что за безумие? Ты хоть знаешь, что это Гель-Грин?
Порт, пожал плечами Стефан; он опять стоял у окна, те же самые зеленые занавески.
Огромный порт, сказал отец, мирового значения Но его только строят; там нет даже домов. Бухту только открыли это было огромной сенсацией, два молодых брата; но ты даже для них слишком молод Это очень ответственно, понимаешь? У тебя дети, ты их с собой туда возьмешь?
Да, и дядя застонал; он тоже привык к Свету и Цвету, всегда приезжал с подарками: в этот раз была железная дорога на дистанционном управлении. Потом все молчали и пили кофе каждому свой, и Стефану опять не принесли; он стоял и смотрел в окно, как гаснет день, и думал: «Хочу уехать, увидеть мир»; он не знал, почему подобрал это объявление; он просто чувствовал, что где-то далеко есть совсем другой настоящий Стефан, который ничего не боится и учит этому своих странных детей
«Как хочешь», был папин вердикт; «Подумай, Стефан», дядя и Эдвард. Через три дня пришли деньги с точным указанием рейсов время и место; и Стефан сложил вещи; когда он закрывал чемодан, вошла мама с толстой черной курткой из сверкающей болоньи с меховым капюшоном. «Зачем это, мам? я взял пальто». «Возьми», и густо покраснела, словно призналась, что любит не отца, а другого мужчину, я смотрела новости там все в таких ходят; там холодно и влажно»
Цвету было четыре года, Свету шесть скоро в школу; и Стефан думал, есть ли там школа; купил на всякий случай учебники, новые ботинки, кучу разноцветных свитеров и всё боялся, что они не захотят поехать вместе с ним; будут плакать, прощаясь, в аэропорту. Но они шли спокойно, держась за руки, в голубой Свет и оранжевой Цвет кепочках; Цвет крутил головой: ему всё было любопытно, он был из первооткрывателей. И Стефан с облегчением понял, что, может, наоборот, к лучшему; с папой и мамой Цвет превратился бы в обыкновенного избалованного подростка, каким был Эдвард; а Свет был для него загадкой; как Река; как река. Они спали, обнявшись, в самолете. «Какие милые, сказала стюардесса в синей форме, ваши братики?» и принесла им по куриной отбивной с оливкой внутри и фигурного шоколада. Стефан смотрел на облака внизу; везде у него спрашивали паспорт выглядел он на пятнадцать, застрял во времени, Марти Мак Флай, когда его жизнь началась и закончилась; рассеянно целовал детей в макушки и покупал им мороженое и орешки по первому требованию. «Мы не упадем?» спросил шутливо толстяк по соседству, пристегиваясь, у Света; мальчик посмотрел на него огромными серыми глазами; и, как потом толстяк рассказывал своим друзьям за пивом, «они у него словно засветились изнутри, словно корабль с призраками начал подниматься со дна моря»; и Свет ответил: «Нет; вы умрете от сердца, через много лет, в больнице с синими стенами; мой папа во сне, дома; а Цвета убьют люди с черной кожей, он будет великий путешественник, а я еще не знаю» и погрузился в созерцание ночных огней внизу. «Свет», шикнул на него Стефан, люди вблизи оглянулись; а толстяк попросил через час стюардессу пересадить его в соседний салон. «Там экономкласс, сэр». «Ничего, я доплачу». «Напротив, он стоит дешевле»; и все оглядываются; «вот видишь, что ты натворил; напугал человека», сказал Стефан, а Свет покраснел от обиды: «он сам спросил» и отвернулся к иллюминатору; «только этого еще не хватало» так они поссорились
А потом был большой город, в который Стефан всегда мечтал попасть; брат был там и Река тоже; рассказывали разное цветные книжки с картинками, альбомы с фотографиями, огромные дома на горизонте сквозь огни полосы; но их сразу пересадили в маленький странный самолетик словно игрушечный, Цвету быть пилотом; с ними сел еще один человек огромный, как медведь, в унтах с синим бисером, шапке-ушанке; почитал немного книжку, автобиографию Хэрриота, и заснул; под ногами плыло ночное небо. Стефан смотрел, как исчезает город; Свет тоже уснул под храп и привалился к нему на плечо, легкий, как белый цветок; ему снилось что-то быстрое, потому что веки двигались; Цвет играл в винтажный тетрис, подаренный на прощание бабушкой; странно, вроде мама, а вроде бабушка не возраст, а состояние; как деньги, больше денег; а потом самолетик ухнулся в воздушную яму, посыпались в багажном отделении коробки с фруктами, которыми уже пропах салон виноградом и яблоками, и Свет проснулся, и человек в унтах тоже; увидел отца и отстранился, будто совсем чужой
В три часа ночи они прилетели. Самолетик сел мягко, будто на постель кошка прыгнула; человек в унтах помог вытащить вещи. «Вы куда?» «В Гель-Грин; интересно, нас кто-нибудь встречает?» «Антуан, должно быть, он людей возит; Гель-Грин боже, как это здорово; вы верите в Бога? а он в вас, значит, верит». Человек в унтах оказался полярником, летел из отпуска обратно на льдину. «Идите на вокзал, погреетесь, кофе попьете; а их с собою?» кивнул на мальчиков; они натянули капюшоны, в которые свистел ветер, словно хотел унести в свою страну, полную иголок; Цвет прижался к Свету, будто в мультфильме увидел что-то страшное: великана с дубинкой, Снежную Королеву
В зале аэропорта было тепло, как от камина; в углу журчал фонтанчик, и никого не было, горело табло с рейсами. Стефан поставил сумки у кресел, купил в автомате два какао, и велел вести себя тихо и пошел искать администратора, дежурного, кассира кого-нибудь живого и в форме; в коридоре и туалете тоже было пусто, и Стефану показалось, что он в каком-то заколдованном мире; что Цвет прав, всегда играя в пиратов и путешественников; реальность порвалась, как старый батист при стирке, и можно выбрать мир, в который хочешь пойти, посмотреть на дороги и башни. И вернулся в зал ожидания, а там с детьми разговаривал человек в теплой, как у него, в куртке; сидел на корточках, меховой капюшон свалился на спину, светлые волосы блестели в свете плафонов, словно парчовые.
Здравствуйте, сказал Стефан, усталый, заблудившийся. Вы кто?
Парень встал, и Стефан увидел, какой он красивый, молодой и яркий; как рыцарь с картины прерафаэлита губы с цветок; глаза карие. Парень улыбнулся. Он выше его на голову, и Стефан вспомнил кинохроники Первой мировой войны; в университете на парах истории им приносили из музея бобины, ставили в древний кинопроектор, они шуршали и щелкали, и изображение подрагивало, как ресницы Света от сна и лица в них были вот такие смелые и странные; думаешь, их давно нет на свете, а они этого не знают, они вечные и прекрасные; герои, у которых за спиной были крылья, а не смерть
Привет, я Антуан Экзюпери, а вы, надеюсь, Стефан ван Марвес?
Да.
Все думали, вы старше Малыши ваши?
Мои.
Хорошие, парень словно говорил о породе, я ваш пилот; вертолет до Гель-Грина еще не передумали? и засмеялся, будто мог быть отрицательный ответ; а Цвет смотрел на него снизу влюбленно, как на фейерверк. Антуан подхватил их вещи, словно они не весили ничего, всех лет одиночества, и пошел к выходу, где взлетные полосы; там были люди, все живые, все в форме. «Привет, Антуан, как летается?» «Высоко, Энди» и они снова попали под снег, колючий, как осы; вертолет казался огромным, как гора; и в него загружали эти самые сладкие коробки с фруктами. Антуан постелил сверху пледы. «Неудобно немного, но можно поспать» и они снова взлетели; Стефан в жизни так много не летал, но словно брал с собой землю, так страшно было и тяжело. Он уже жалел, что поднял объявление, прочитал; лучше бы дома с дядей спорить об Америке, её самоуверенности и скором конце; зарабатывать деньги, деньги, деньги Он смотрел вниз, на маленький и нестерпимо красивый городок: он лежал внизу спящий, так и оставшийся неизведанным, как множество больших, как множество чувств и блюд. «Что это за городок?» «Край земли» «Странное название» «Это не название, это смысл», и Антуан опять засмеялся; и Стефан подумал хорошо быть Антуаном, видеть честные, смелые сны про облака, любить девушку далеко-далеко от Гель-Грина в голубом платье, а любимые цветы нарциссы; иногда ей говорят, что ты умер, что ты больше не вернешься, что нашел другую, если не умер, но она умеет ждать; и однажды прилететь к ней, сесть на городскую площадь, засыпать её перед этим с неба цветами голубыми и желтыми нарциссами, и всё у вас будет хорошо Стефану казалось, они летели тысячу лет; он сказал Антуану, тот отогнул наушник, в который бормоталась погода: «Что?» «Долго нам еще лететь?» «Не очень, еще половина пути; вам невтерпеж или уже не нравится? жалеете?» «Я понимаю, трусам и старикам там не место» «И всё такое» продолжил за него Антуан, нырнул в облако и поднялся над ним, будто с женщиной танцевал; и Цвет вскрикнул от восторга на востоке небо сияло серебристым и оранжевым, изумрудным и розовым, словно кто-то красил и не мог выбрать.