Все-таки странно, что мне было настолько совершенно не жаль покидать эту работу. Ведь это было изрядной частью моей персональной жизни. А раньше к тому же это место считалось довольно престижным и даже загадочным. Институт, занимающийся изучением непонятно каких проблем. Видимо настолько абстрактных или неявных, что уже изучал лишь само это отношение к материалу и вообще собственное существование как часть проблематики.
Сложность в самоопределении этого учреждения начиналась уже с его структуры. По-моему никто особо в это не вникал. Ясно было одно, что всем известный в городе ректор и есть тот самый главный наш начальник, которого мы, слава богу, видели крайне редко. Ибо и без него начальства на наши бедные головы хватало с избытком.
При иных обстоятельствах подобное место было бы для меня идеальным убежищем. Организация, непонятно чем и зачем занимающаяся, наилучшим образом оправдывает убожество собственных сотрудников, для чего скорее всего и существует.
Над головой тем временем неожиданно прогрохотал вертолет, временно вытесняя собой все остальные звуки вокруг. Прохожие как один посмотрели наверх, прикрывая рукой глаза от солнца.
Тем временем я вышел на мост и совершенно незаметно для себя достиг его середины. И только там в самой высокой его точке словно бы очнулся и с интересом огляделся. Все же любой мост имеет свою скрытую мистическую сущность.
Из под моста показался нос длинной и плоской баржи. А откуда-то из-за горизонта налетела вереница редких белоснежных облаков, таких особенно фактурных и словно нарисованных.
Навстречу мне шествовали привычно озабоченные люди. Будто одни и те же. Я помню раньше в это время дня на улице и народу-то в таком количестве никогда не бывало. Все сидели на работе, ну или не сидели, но целый день где-то работали, учились, лечились. А теперь чуть ни круглыми сутками все вокруг бегают с жутко деловым и каким-то даже драматическим видом, так что и не понятно, а кто же работает на самом деле.
Люди пробегали не просто с серьезными лицами, а с очень напряженным видом в целом, распространяя это напряжение и вширь и вглубь вокруг себя, одновременно аккумулируя его в себе от окружающих, от каждого встречного, от каждого своего моментального дискомфорта, от каждой своей персональной даже самой мельчайшей загогулины. Так что напряжение очевидным образом возрастало, и выхода для всей этой негативной энергии пока не наблюдалось.
Зато в голове воцарилась долгожданная тишина. Нездоровое возбуждение, вызванное посещением бывшей работы, улеглось. И далее я просто шел и смотрел вокруг.
На главном проспекте преобладали люди в непривычно цветной одежде и такие и сякие, в большинстве своем туристы, запыленные машины, гудящие троллейбусы и тарахтящие автобусы, с прижатыми к окнам распаренными лицами, светофоры на переходах, летние кафе, растерянные иностранцы, облупившиеся фасады исторических зданий, многочисленные магазины на любой вкус, один тротуар выбелен ослепительным солнцем, другой, по которому я и двигался, затаился в тени, очередной выход из метро, извергающий все новых и новых людей, бегущих по делам и без, и повсюду реклама чего-то.
Наконец, я дошел до огромного монументального здания, в котором работал мой приятель, и заскочил в его широченную, официального вида парадную с вертушкой и охранником, пестрящую разнообразными табличками офисов, вывешенными чуть не на каждой лестничной площадке, на любой вкус и цвет. Чего тут только не было. И компьютерные какие-то фирмы, и косметические салоны, и сетевые магазины, и курсы иностранных языков. В общем, все, что только пожелаешь. Вполне себе автономное пространство. Если что, можно будет пользоваться услугами друг друга.
Примерно в такой же бизнес-центр я отходил на свой английский всю эту долгую зиму. И хоть бы что осталось в голове.
Я забежал на последний этаж и позвонил в высокую железную дверь, на которой красовалась отполированная до блеска табличка с надписью «Нева».
Что за «Нева», и причем тут именно «Нева», никто не знал и знать не хотел. Я пару раз спрашивал об этом своего приятеля, но он так ничего толком и не сказал, а больше и спросить было некого. А с другой стороны тоже, какая разница? К чему тут конкретика и какой-то особенный смысл? «Нева» и «Нева». Бывает, небось, и похуже что-нибудь, с тем же самым уровнем практической достоверности.
Приятель открыл не сразу и, впустив меня, вернулся на импровизированную офисную кухню, где он видимо до этого обедал.
Был он непременно заспанный, всклокоченный и усталый, как и подобает отцу троих детей, в неизменной мятой футболке и потертых джинсах, с диковатыми покрасневшими глазами и весьма небритый. Как всегда все его движения были стремительными, но одновременно какими-то рассеянными и скорее рефлекторными, чем осознанными.
На футболке было что-то нарисовано и написано, но уже давно не читалось. Помню, он вовсю носил эту футболку еще пять лет назад.
Я тоже налил себе кофе из шикарной огромной кофеварки и плюхнулся напротив него на удобный креслоподобный стул. При этом мы сохраняли обоюдное приветливое молчание и даже особенно друг на друга не пялились. Я решил, пусть доест сначала, тем более, что с ним такое случалось и раньше. Пока он сам не соизволит начать беседу, то тебя как будто и не существует рядом. У каждого, в общем, свои тараканы.
Наконец я допил свой кофе и уже готов был прервать молчание, но тут зазвенел мобильный телефон, и мой приятель, выудив его откуда-то из себя и не глядя ткнув на кнопку приема вызова, поднес его к уху и застыл с ним так и не проронив ни звука.
Уникальный все-таки человек. Он просидел так еще с минуту, не меньше, и неожиданно хмыкнув что-то нечленораздельное, так же молча убрал телефон и вдруг с некоторым удивлением посмотрел на меня.
Привет! сказал я, рассматривая его сосредоточенное лицо, отлично выглядишь. Сразу видно, что у человека все в порядке и жизнь удалась.
На этом лице проявилось некоторое недоумение, даже скорее некоторый диссонанс, будто он натурально только теперь меня увидел. Что, впрочем, было не так уж далеко от истины.
Он мог впустить меня, сидеть вот так напротив и десять минут и полчаса, не распознавая при этом совершенно. Порой он настолько витал в своих мыслях, что будто здесь была лишь его тень, а сам он при этом за сотни километров отсюда.
Здорово, наконец, кивнул он мне и даже почти улыбнулся, все шутки шутишь? Дошутишься рано или поздно. Сейчас с чувством юмора у людей плохо стало. Чего так рано заявился?
Меня признали, и это уже был несомненный плюс. Теперь можно было разговаривать.
Да так. Я сегодня с работы увольнялся, вот и освободился раньше. Не такое уж это оказалось сложное дело. Зато освободился видимо надолго, приветливо улыбнулся я, забавляясь его этой серьезности, а ты чего сильно занят? Что-то не похоже. Я всего-то на час раньше пришел. Но если мешаю, могу заскочить попозже. Не вопрос.
Как так увольнялся? недоуменно перебил он, уже заинтересованно на меня глядя, ты же там лет десять как, а то и больше. И вот так взял и уволился? И что думаешь делать дальше?
Пока ничего не думаю. Найдется что. Не без рук, чай. Есть всякие мысли, идеи. Но это все потом. Хочу недельку отдохнуть и ни хрена не делать. Заколебался я на этой работе. Деградировал совершенно и нервы ни к черту.
Приятель наконец перестал на меня таращиться, выбрал себе на столе относительно чистую кружку и тоже налил кофе.
Ну на то она и работа. А ты как хотел? Работать поменьше, а получать побольше, еще и непрестанно развиваясь? Тоже мне, оригинальная идея.
На фиг такую работу, когда непонятно ради чего ты ввергаешь себя в процесс глобальной бессознательной имитации. Словно в товарном вагоне без света, окон и тормозов. Неизвестно куда, медленно и однообразно. И все вокруг только делают вид, что от них что-то зависит, скрывая за этим непроходимую скуку. День за днем, месяц за месяцем. Жизнь пролетит, а ты так и не поймешь, что делал все это время. И ладно бы было нечем больше заняться. А у меня с этим проблем нет. У меня уже месяц как пара халтур висит, все руки не доходят. Из города этого два года не вылезаю. Задолбало!
Я одним глотком допил кофе и со стуком поставил кружку на стол, уже мучительно переживая этот свой эмоциональный всплеск. Ни к чему это было совершенно, да еще выговаривать подобное своему приятелю, у которого вся эта безысходность уже столько лет на лице написана.
Ясно. Кризис среднего возраста. Жениться тебе надо. Сразу бы понял в чем смысл бытия. Если надумаешь, я могу тебе здесь местечко подыскать? Все же смена обстановки. Нам инженер нужен, тестировщик и оператор. Выбирай, что больше нравится.
Спасибо, конечно, но я пока пасс. Пьянящий глоток свободы уже вскружил ему голову. Еще не надышался. Сам-то ты как? Что с вашим грандиозным проектом?