Нет.
Тогда непонятно.
Малышев с минуту раздумывал, как ответить. После чего произнёс:
Иванов Козлова опекал.
В смысле?
В смысле патронировал. Курировал. Как ещё пояснить?
В чём это заключалось?
Во-первых, Козлов точно в срок, даже чуть ранее, получил повышение в звании. Не показатель, но тем не менее. Во-вторых, Иванов его сделал секретарём парторганизации управления.
Что значит «сделал»? не понял Глебский. У вас что, секретарей назначают, а не выбирают?
Да брось ты, подполковник, скривился майор. Будто не знаешь, как это делается?
Знаю. Только на данную должность, тем более в областном управлении, ранг должен быть чуть повыше, чем старший лейтенант.
На меня намекаешь?
Никакого намёка. Прямой текст. Причину, по которой Иванов решил поставить своего человека во главе партийной ячейки, полковник объяснил?
Кому?
Понятно. Значит, Василий Трифонович протежировал лейтенанта. Молодым везде у нас дорога! Под прикрытием демократического централизма, и всё такое прочее А что Козлов? Нравилось ему пребывать в данной роли?
Почём я знаю? словно от зубной боли, поморщился Малышев. Спроси у самого Козлова.
Спрошу. Обязательно. Смотрю, ты лейтенанта недолюбливаешь.
А он не девка, чтобы его любить! отрезал Малышев. Слушай, если у тебя больше нет вопросов, отпусти. Дела. Я и так сегодня половину рабочего дня тебе посвятил.
Не мне, а расследованию, что, как говорят в Одессе, есть две большие разницы.
Малышев поднялся с места, но Глебский его удержал:
Извини, майор, но всё же попрошу остаться. Мы хотим сегодня осмотреть кабинет Иванова. В твоём присутствии. А также в присутствии секретаря Василия Трифоновича. Мои люди будут с минуту на минуту. Так что, давай продолжим беседу.
В таком случае предлагаю спуститься на первый этаж, в буфет. Малышев первым направился к двери. Разносолов не обещаю, но горячее будет.
Когда мужчины утолили первый голод, Глебский, вытерев рот салфеткой, произнёс:
Скажи, Константинович, каков был покойный Иванов? В смысле, как человек?
Малышев подвинул к себе тарелку со вторым блюдом, поковырял в нём вилкой, отставил в сторону. Подполковник не торопил майора с ответом.
Как человек? Трудно сказать. Мы с ним близко не контактировали. Только по службе.
И что, не встречались во внеслужебной обстановке? К примеру, на праздниках? Дне рождения? У вас не отмечали Новый год? День Советской армии?
Отчего ж. Отмечали. Малышев взял стакан с чаем. Редко. Да Иванов особо себя на таких мероприятиях не проявлял.
Песен не пел? Тостов не произносил? О героическом прошлом не вспоминал?
Малышев внимательно посмотрел на собеседника:
А почему ты с такой ехидцей выделил слово «героическом»?
Да так, вспомнилось. Глебский с удовольствием поглощал гречневую кашу с рыбой. У меня есть один знакомый. Так он, когда выпьет, всё свою боевую молодость вспоминает. Как один со всей фашистской Германией воевал. Послушаешь его, так обида душу терзает: и почему такому мужику звание Героя до сих пор не присвоили?
Не понял.
Перестань. Всё ты прекрасно понял. Небось в голове-то сейчас прокручиваешь одну мысль: и чего это москвич ко мне прицепился? Василий Трифонович оттуда прибыл из Первопрестольной! А значит, можно было бы и на месте, перед командировкой, до вылета, о нём всё узнать. Ведь так, Константинович?
Предположим.
Да так, именно, что так. И самое интересное, ты прав. Я действительно об Иванове справки наводил. К сожалению, лично знаком с ним не был: он убыл к вам в тот год, когда меня в столицу из Минска перевели. На повышение. Потому видел пару раз. Мельком. Но мне много интересного о нём рассказали, люди из его бывшего окружения. Не желаешь послушать? Время есть.
Представьте себе, нет. Малышев мелкими глотками осушил стакан.
А напрасно. Глебский отложил вилку, но к чаю не притронулся. Много, много узнал любопытного.
Я придерживаюсь старого, закоснелого правила: о покойниках говорить либо хорошее, либо ничего.
Согласен. Только не в данном случае. Кстати, Константинович, тебе известно, что ваш начальник писал на тебя докладные в Москву?
Малышев похолодел. Таких слов услышать из уст следователя он никак не ожидал.
Нет. Про это ничего не знаю.
Теперь знай. Шесть докладных. Подробных. Со всеми выкладками. После рассмотрения которых наверху было принято решение отказать майору Малышеву в присвоении очередного звания.
Нет. Про это ничего не знаю.
Теперь знай. Шесть докладных. Подробных. Со всеми выкладками. После рассмотрения которых наверху было принято решение отказать майору Малышеву в присвоении очередного звания.
Александр Константинович сглотнул вмиг набежавшую, горькую слюну:
Ты их видел?
Да что ты! Не тот уровень. Но человеку, который мне про них рассказал, всецело доверяю. Как тебе информация?
Малышев аккуратно поставил стакан на стол:
Бог ему судья.
Да нет, Константинович. Позволь с тобой не согласиться. Иванова наказал не Бог, а вполне живой человек. Ударом в челюсть. А ты ведь его недолюбливал, верно? Да не отмалчивайся, и так понятно, едва начал свой рассказ о событиях второго марта. Интонация, паузы: всё говорило о твоём отношении к Иванову. Так-то вот. Кстати, где ты был в ночь убийства?
Ого! И без того узкие глаза майора превратились в щёлку. Какой резкий переход от беседы к допросу!
Ошибаешься. Просто у меня такая манера вести разговор. Привычка. Рано или поздно, я бы всё равно задал тебе этот вопрос. Так как?
В тот вечер я находился в областной больнице. До трёх ночи. У меня сын в реанимации. После операции.
Прости. Не знал.
Ничего, всё должно обойтись. Будешь проверять?
Буду.
Спасибо за откровенность.
А я не Василий Трифонович. Фигу в кармане носить не собираюсь. А кофе здесь есть?
Нет. Если хочешь, можем подняться ко мне.
Буду премного благодарен. Признаться, спать хочется неимоверно.
На лестнице Малышев решился поинтересоваться:
Что ты имел в виду, когда сказал про фигу?
На лестнице, кроме них, никого не было, однако Глебский отвечал еле слышно, так, что даже майору пришлось сосредоточиться, чтобы распознать сказанное:
Гнида он был, Василий Трифонович. Не знаю, как он здесь прижился, но в Москве о нём до сих пор вспоминают незлым, тихим словцом.
По причине?
Глебский подождал, пока мимо них, отдав честь, прошёл один из сотрудников управления. После чего продолжил:
В каждом деле есть исполнители. Плохие, хорошие без разницы. Главное, они есть. Без них никак. От их работы многое зависит. Не всё, но очень многое. Они могут качественно выполнить приказ. А могут его слегка, так сказать, похерить. Однако в любом случае это будет только выполнение приказа, распоряжения, называй, как хочешь, и не более. Но среди этой братии имеется одна порода, которая не просто выполняет приказы. Она их выполняет с вдохновением. Я бы даже сказал, с рвением. Порода исполнителей-виртуозов. Это те, кто свою работу превращает в некое искусство. К примеру, простой исполнитель просто возьмёт и вынесет мусорное ведро. Молча. Как необходимое действие. А виртуоз мусорное ведро обернёт в фольгу. Так, чтобы все видели блеск в его работе. Будет нести то самое ведро, не скрываясь от взглядов посторонних, ничего не стыдясь. При этом ещё включит бравурный марш, чтобы все знали, что это он, именно он, а не кто другой, выносит мусор.
Странное сравнение. И что? усмехнулся Малышев.
Запомнил, это хорошо. Так вот, товарищ Иванов был лучшим из исполнителей-виртуозов.
Был бы лучшим, не попал бы на периферию.
А вот тут ты ошибаешься. Именно потому, что был виртуозом, потому и попал. Как исполнитель Иванов в столице вёл себя просто восхитительно. В голосе Глебского звучала едкая ирония. Любое мероприятие мог превратить в событие планетарного масштаба. И всё бы у него складывалось хорошо, да только не на ту фигуру Василий Трифонович поставил. Ему бы нос по ветру держать, так и до сей поры торчал бы в столице. А он дал промашку. Такие вещи наверху не прощают не только простым исполнителям, но и виртуозам.
То есть? Сказал «а», говори и дальше.
У вас, здесь, о московском скандале в ноябре шестьдесят второго года слухи ходили?
Малышев пожал плечами:
Это связано с нашей службой?
Нет. Глебский усмехнулся. Как же вы далеки от всех столичных перипетий!
Майор нахмурился:
Да, далековато. И это нам в вину поставишь?
Перестань. Между нами только начали складываться более менее нормальные отношения, и я бы не хотел их испортить. Связано не с вами, а с Ивановым.
Напомню. В ноябре 1962-го состоялась выставка современного искусства. Как мне рассказали, не бог весть что. Отрыв от действительности, полная фантасмагория. Хрущёву, естественно, не понравилось. Он был жутко возмущён. Разорался на организаторов. Приказал художников разогнать, выставку закрыть. И вот тут случилась одна прелюбопытнейшая вещь. Если бы распоряжение Никиты Сергеевича поручили выполнить простому исполнителю, среднего звена, то об этой выставке никто, никогда и ничего не узнал. Ну, выставили нечто на Манежной площади. Что неизвестно! Постояло да закрылось. То ли от холода, то ли от нехватки посетителей. Сплетни бы умерли, ещё не родившись. Но кому, как вы думаете, досталась почётная миссия это сделать?