Юлиан бросает быстрые взгляды на прохожих. Это давалось ему с трудом, что он и не пытался скрыть. Можно лишь догадываться, какого масштаба была борьба внутри него, когда он приближался к людям. Но разговоры никак не желали налаживаться. Юлиан задавал тихим, скромным голосом какие-то вопросы, которые трудно было расслышать с первого раза: сколько времени? Как пройти? Не найдётся сигареты (хоть он и не курил, это казалось ему неплохим вариантом сближения)?
И даже это давалось ему с трудом. О том, что бы резко заговорить о мечтах или о планах на будущее и речи быть не могло. Он перепробовал уже дюжину одноразовых собеседников двух-трёх фразочников и продолжал думать, что у него просто недостаточно опыта. Но неудача следовала за неудачей. Вконец отчаявшись, он бросил игру. Он даже не вернулся к терпеливо ждавшим его друзьям. Он просто ушел. Убежал как дезертир с поля боя, знающего и свой позор, и свою удачу.
Юлий перешел от бега на ходьбу. Он шел босиком по песку далеко от городка и всех людей, которых он там оставил знакомых и незнакомых. Он думал и повторял это у себя в голове: «Для кого-то, одиночество это бегство больного; для кого-то, это бегство от больных»
Юлий лежал на мягкой кровати голый и счастливый. Он прикрыл глаза. Со стороны казалось, что он мечтает о дальних краях и незабываемых приключениях. На самом деле, он прокручивал у себя в голове «Введение в анатомию» трудов Леонардо да Винчи. Он смотрел на своё тело и только теперь осознавал всю его красоту. Он смотрел на тело Анны: гладкую и нужную кожу, благородные изгибы и на сводящие с ума груди. Он понимал, как ему повезло. Какие деисты дураки, если ищут бога на небесах. Человеческий бог это людское тело. Оно священно и прекрасно. Оно хранит в себе нашу историю и наши секреты. Оно зеркало нас самих. Любовь двух тел в мире нет ничего прекраснее. Прикоснуться к людскому телу, зная всю его силу сравнимо с прикосновением к самим небесам.
Юлий любил её всю: пятки, щиколотки, икры, ляжки, бёдра, живот, ключицу, плечи, шею. Он делал это, как изголодавшийся наслаждается трапезой. Он слушал крики чаек и за окном небо загорелось во всех мягких киноварных тонах рассвета. Море, до которого было рукой подать, будто хотело взлететь в небо. И если не море за окном то море в душах двух подростков, бесконечно близких; но таких далёких друг от друга.
В этот день, Юлиану исполнялось восемнадцать лет. Это был предпоследний рассвет лета. А дальше на карте лежала осень. И всю свою долгую, очень долгую жизнь он провёл в ожидании чего-то; неведомого, чего он никак не мог объяснить словами. Что-то, что понимал только он. Он проживал каждую свою секунду, надеясь, что это произойдёт: вот-вот. Вот сейчас Вот сейчас Но ничего в его жизни не происходило.
Анна прижалась щекой к его груди, теребя соски. Юлиан смотрел на её гладкую спину, выглядывавшую из-под одеяла. Он завёл руку ей за талию. Его глаза медленно перешли от неё к окну, схватив образ всей комнаты: мебель, бесполезные вещи, пыль. За окном был пляж, залитый первым светом дня, проникавшего и в его комнату. Ему хотелось навсегда сохранить у себя в памяти этот миг летнего тепла. Но он знал, что зима не заставит себя долго ждать. В его жизни наступят холода, когда уедет она; и пойдёт дождь, после которого ничто, даже лето не будет прежним. А бесконечный страх перед будущим не даст быть настоящему. Даже счастье превращается в боль, когда начинаешь понимать, что оно скоро пройдёт.
Анна заметила тоску в глазах Юлия. Она спросила:
Разве ты не можешь перестать быть таким грустным?
Юлий засмеялся: задать такой вопрос могла только она.
Я грустный человек.
Почему?
Потому что считаю несправедливым то, что самое лучше в этом мире неотвратимо катится в бездну.
Например, что?
Любовь. Сейчас, я люблю тебя больше жизни; но пройдёт время и мы не сможем выносить друг друга мы просто привыкнем друг к другу. Знаю, звучит дико. Но я не могу перестать думать об этом. Ты знала, что в средние века сотни алхимиков пытались найти кислоту, которая сможет разъесть всё. Они даже не догадывались, что разгадка этого кроссворда лежит прямо у них перед носом время. Что время, рано или поздно, не сможет превратить в пыль, а от той не оставить и следа?
Знаешь, я понимаю тебя. Только я почти никогда не грущу по этому поводу только, когда мне скучно. Зато, я много чего боюсь. Мои родители часто шутят по поводу моих страхов они думают, что это всё мелочи. Вот, чего боишься ты?
Знаешь, я понимаю тебя. Только я почти никогда не грущу по этому поводу только, когда мне скучно. Зато, я много чего боюсь. Мои родители часто шутят по поводу моих страхов они думают, что это всё мелочи. Вот, чего боишься ты?
Не знаю. Наверное, толпы. А ты?
Темноты. Вот, многих людей привлекает космос. А я боюсь его; там слишком темно. Как можно вынести то, что нигде нигде нету света?!