Стажёр Смерти
(Предисловие к роману «Холодный остров»)
После жизни у нас появляется больше свободного времени, простор для размышления о прошедших ошибках, на ум приходит множество вариантов развития собственной судьбы. Я об этом думал, пока не устал от однообразия длинного бесконечного дня посреди серых теней. Бог, боги или вселенная воздвли ночь, она как нож для нарезки времени. Дни существуют как песчинки в часах, призванных мерить собственную скорбь. Но здесь времени больше нет, я умер сегодня и этот бесконечный день может длиться уже много веков.
Я дремал среди серых садов под светом блёклого солнца, я был всего лишь тенью из теней. Но лишь отсутствие ночи не давало мне заснуть, чтобы перейти в новый день В новое воплощение? Ад? Рай? Или что там, в конце-концов?! Очевидно, в этом и был чей-то высший замысел.
Когда врата открылись, ОНИ пришли за мной. Это было так же ясно, как то, что я мёртв. Я снова шёл на свет, хватаясь за обрывки памяти, твердящей, что я всё тот же грешник, павший под весом собственных идей, словно инквизитор, сгоревший в пламени своих очищающих костров.
Новый мир ни капельки не изменился, История сделала виток, вернувшись в новое Средневековье. И это нравилось мне. Я снова был здесь и знал, что делать.
Я сознание прожившее вечность за короткий миг.
***
Октябрь 1985 год.
США. Штат Вашингтон. Колд Исленд
Стрелка часов замыкает ещё один круг. Печальная муха ползёт по циферблату. Полночь.
Остывший кофе, стук деревьев в окно, всё привычно и знакомо до дыр. Я сижу, жду, когда откроется дверь, войдёт Танатос и оторвёт меня от ночного бдения. Люблю свою работу, только скучно и платят мало. Некоторые ночи бывают тихими, как эта, а в иные, я не успеваю и присесть. У меня привычка вечно в ночную работать, а днём отсыпаться.
Он пришёл, когда кончился кофе. Тощий, с покрасневшими глазами в мутных аквариумах очков.
Стажер, дуй в 36-ю. Там миссис Спенсор готовится, только не перепутай, как в прошлый раз.
В начале своей невольной карьеры я допускал массу ошибок, как любой новичок. Кем я был в прошлой жизни? Кем-то явно не приспособленным к кропотливой бумажной работе и ответственности. А за ошибки с фамилиями и номерами у нас жёстко штрафуют.
Я лениво встаю с жёсткого стула и надеваю халат. Только не белый, как у врачей, а чёрный, я бы даже сказал грязно-чёрный. Да, я работаю в больнице смертью.
Этот странный и извилистый путь выбрал меня сам. Тут трудно бывает отказаться. Впрочем, я вам потом расскажу, а сейчас спешить надо.
Иду по коридору, тускло поблёскивают лампы над головой. Всё, как и во всех захудалых больницах маленьких городков: облупившаяся штукатурка, истошный запах мочи и лекарств, общая атмосфера безнадёжности, но я привык.
Стараюсь, как можно тише открыть скрипучую дверь. Вороватый луч света стелется по полу, падая на койку возле окна.
Вам пора, порой я не узнаю свой голос.
Всегда стараюсь казаться тактичнее, чем я есть, главное не пугать бывших пациентов.
Старушка косится на меня, понятно, что всё дело в моих татуировках и перстнях. Танатос говорит, что надо выглядеть приличнее, да ещё и волосы в хвост убирать, но ничего не могу с собой поделать. Смерть, вопреки стереотипам, не должен быть страшным.
И я провожаю её по коридору, она старается не отставать, шаркая тапками по полу. Мы идём вверх по ступенькам на тринадцатый этаж, тот, который не видит никто из живых. Лестница заканчивается у ржавой витой ограды, её не красили уже лет двадцать. Я тоже совсем не так представлял себе райские врата. Кто бы мог подумать! Достаю из кармана халата ключ, старый амбарный замок с трудом поддаётся. Врата открываются со скрипом. Сквозь решётки струится белёсый свет.
Проходите, говорю я пациентке. Там не страшно. Просто очень скучно.
Это я знаю по себе.
Бабка, всё так же шаркая, подходит к двери. Неуверенно мнётся на пороге, затем оглядывается на меня, и во взгляде бесцветных возрастных глаз читается облегчение. Она шагает вперёд, теряя один тапок на пороге, и исчезает в пучинах света.
***
Из мира мёртвых у меня осталась дурная привычка размышлять о жизни. Я видел странную бессмысленную нелогичность даже в собственной работе. За недолгое время на службе в больнице я насмотрелся разных случаев. Прооперируют одного, вроде бы успешно. Отойдёт от наркоза, с родными пообщается, а к ночи уже мой клиент. А бывает, зашьют ещё живого как для вскрытия, грубыми нитками через край. И ждут, когда уже в морг везти, а он всё ни в какую, так и выписывается через пару недель свежим и здоровым. Есть определенно силы, чей замысел мне непонятен. Есть ещё и ангелы-хранители, но они всё чаще халтурят и пьянствуют.
***
Из мира мёртвых у меня осталась дурная привычка размышлять о жизни. Я видел странную бессмысленную нелогичность даже в собственной работе. За недолгое время на службе в больнице я насмотрелся разных случаев. Прооперируют одного, вроде бы успешно. Отойдёт от наркоза, с родными пообщается, а к ночи уже мой клиент. А бывает, зашьют ещё живого как для вскрытия, грубыми нитками через край. И ждут, когда уже в морг везти, а он всё ни в какую, так и выписывается через пару недель свежим и здоровым. Есть определенно силы, чей замысел мне непонятен. Есть ещё и ангелы-хранители, но они всё чаще халтурят и пьянствуют.
***
Ноябрь 1986. Колд Исленд
Годом позже, набравшись опыта, я ушёл во фриланс. Адаптировался к миру с его заморочками, не переживал. Прикупил себе катафалк в кредит. Заказы получаю по телефону. Служба Смерти находит меня везде, где бы я ни был.
Если что-то и есть в этом мире интересного, то это созданный когда-то Дьяволом, метал, очень помогает расслабиться на моей нервной работе.
Я люблю ночь, это время богато на переходы (так я стал называть естественное завершение жизненного цикла).
Скучная пустынная дорога. Включаю на магнитоле одну из болтливых пиратских станций.
«Знаете ли вы, что второе пришествие Христа состоялось в ноябре 34-го года в США? вещал вкрадчивый голос. В этот день родился Чарльз Майлз Мэнсон. Христос не был добрым. Почти две тысячи лет он залечивал свои стигматы, кровоточащие раны режима, чтобы возродиться вновь! Как и раньше за ним тянулись отверженные, стремящиеся познать истину. Я Иисус Христос и мне насрать, хотите вы в это верить или нет, вещал новый пророк. В этот раз Христос хотел мстить. Но вместо живительного распятья, он гниёт в тюрьме уже несколько десятков лет. Человечество само просрало своё спасение»
Бормотание диджея сменяется унылой фолковой песней в исполнении «Нового Христа» самого Чарльза, мать его, Мэнсона, я переключаю на другую волну. Следующая песня кажется весьма знакомой. Переливчатое гитарное соло сменялось вкрадчивым голосом вокалиста, умоляющего неизвестную девушку не бояться смерти и следовать за ним. Я ухмыльнулся, ведь я сам порой боялся себя.
«Это были Blue Oyster Cult с песней Dont Fear The Reaper. Не бойтесь смерти, друзья, особенно в эту тоскливую ночь. Просто обнимите своих любимых», болтает не в меру радостный диск-жокей после окончания песни.
Дорога ведёт к морю, в зловонные трущобы. Обшарпанные дома, разбитая дорога, мутный свет оставшихся фонарей. Удивительно, что даже здесь кишит отвратительная жизнь Холодного Острова. Будь я живым, то уже умер бы от ужаса и отвращения.
Ветер колышет оборванные провода, сухие ветви деревьев стучат по уцелевшим окнам. Я слышу завывание ветра и гудки мертвых кораблей. Трубы заводов подпирают чёрные облака. Изредка небо режут лезвия молний. Я останавливаюсь возле дома номер «33». Это ветхое здание могло бы показаться нежилым из-за просевшего фасада и трещин-морщин, но в полуслепом окне горит синеватый свет, коим отмечают наркопритоны. Но здесь и без него всё ясно.
Я поднимаюсь по грязной лестнице, следуя мимо бледных и тощих теней. Возможно, они узнают меня, и тянут свои тощие руки, похожие на голые ветви деревьев, изъеденных язвами жуков-короедов. Завораживающая в своей мерзости картина.
У порога стоит Он, весь в белом, словно припорошенный снегом, ангел-хранитель.
Долго ты, говорит он.
Я молча киваю, приподнимая шляпу.
Может, договоримся? шепчет он, вставая на моём пути.
А толку то, этот торч СПИДозный всё равно через месяц загнётся, я тянусь к дверной ручке для Смерти всегда открыто.
Пару слов, он предлагает мне сигарету.
Чего тебе?
Меня к херам уволят, чувак, если я провалю это дело, говоря это, он сам дрожит и трясётся как наркоман (ангелы порой становятся похожи на своих подопечных, заражаясь от них редким разгильдяйством). А мне за жильё платить нечем. Баба бесится. Чувак, выручи.
Закуриваю, вдыхаю.
Я сам ещё кредит за тачку не выплатил.
Тут с торчами и бандитами тебе работы хоть отбавляй. Я тебе после пивком проставлюсь в знак благодарности, добавляет он снова шепотом.
А ветер завывает в разбитых окнах дома, ему вторят тени.
Ну ладно, развожу руками. Ну если через месяц не вытянешь своего клиента, то я приду снова и на этот раз по двойному тарифу, чистилищем не отделается.