Бабушка Тамара складывает купленные буханки в опустевшую к тому времени корзину из-под фруктов, прямо на заложенное журнальной страницей дно, и накрывает их цветастым ситцевым передником. Следом туда же отправляются и другие продукты. В кульках из серой шершавой бумаги обычно рис и длинные твёрдые макароны. Периодически к ним добавляются соль и сахар, весовое монпансье и конфеты «Ласточка». И, конечно же, пара бутылок того самого, любимого бабушкой и сестрой городской девочки, Тамилой, грушевого «алуманата».
Прямо подле Ирочки на прилавке громоздится гора закутанного в толстую бумагу сливочного масла. Большим длинным ножом она отрезает от сливочной горы запрашиваемые куски и, завернув их в такую же бумагу, взвешивает на установленных рядом чутких весах с овально-треугольным измерителем знаменитым продуктом советского дизайна. Толщина бумажной обёртки привычно вызывает сомнения в правильном определении веса, но сказать что-то Ирочке нельзя. Она абхазка и наверняка чья-то родственница. Да и ведёт себя Ирочка вежливо, и ездит на работу издалека, из соседнего села, а значит, надо делать вид, что всё в порядке.
Вести себя иначе «пхащьароп».
***
«Пхащьароп» (стыдно) главное слово, и его постоянно слышат городская девочка и её сёстры в детстве. Стыдно открыто выражать свои мысли, стыдно не встретить как положено гостя, даже если он крайне нежеланный, стыдно громко кричать и смеяться, а ещё очень стыдно не разрешать посторонним тётечкам и дядечкам обнимать и целовать в щёки при встрече, хотя у них часто потные руки и лица, а от Капитона ещё и пахнет вином.
Капитон, правда, весёлый и никогда не сокрушается по поводу того, что у джикирбовцев нет мальчиков, а только девочки.
«Пхащьароп, икабымцан» (не делай, это стыдно) главная фраза в бабушкином лексиконе, её мантра, спрессованный воедино из всего многообразия этикета взаимоотношений между взрослыми и детьми вывод, путёвка в жизнь без защитной оболочки.
Сколько лет понадобилось, чтобы нарастить эту защиту, да кажется, так и не удалось до конца.
Ещё на прилавке всегда деревянные счёты. Ирочка не торопясь и, что называется, «уютно» щёлкает костяшками, складывает многослойные абхазские определения цифр вслух, попутно расчётам успевает отвечать на продолжающие сыпаться вопросы и здоровается с вновь подошедшими покупателями.
Этикет церемониального общения соблюдается только с соплеменниками. Если покупатель не абхаз Ирочка тоже здоровается, но иначе с отстранённой, не допускающей сближения сдержанностью. Но с некоторыми из жителей Мюссеры-Мысра она непривычно весела и открыта из-за более тесного знакомства за пределами продмага. Открытость Ирочки придаёт счастливчикам некий элемент избранности. В советском обществе понятия о сервисе перевёрнуты с ног на голову и продавец почти бог. Перед ним заискивают, его расположения добиваются.
Как можно терпеть хамство от нижестоящих? через много-много лет будет вопрошать Алиса Кипшидзе, уже очень почтенная дама с характерной внешностью дочери Израиля и будто пристёгнутой к ней, явно чужеродной фамилией. Алиса преподавательница английского языка в Тбилисской консерватории, куда городская девочка поступит через много лет после поездок в Мюссеру.
Элисо, возьмите этот журнал, говорит она, аристократично грассируя. Вернёте на следующем занятии. Прочитайте стихотворение, которое они напечатали. Скажу вам по секрету, я страшно удивлена, что его напечатали. Редактор журнала, видимо, очень смелый человек.
Городская девочка забирает протянутый почтенной дочерью Израиля журнал «Юность», где напечатано стихотворение под названием «Заискиванье». Автор стихотворения поэт Евтушенко, и ему, видимо, подвластно неподвластное. Печатать, к примеру, такое стихотворение, как «Заискиванье».
Заискивает физик гений века
Перед водопроводчиком из ЖЭКа.
Заискивает бог-скрипач, потея,
Перед надменной мойщицей мотеля
Финал стихотворения, по мнению городской девочки, и вовсе великолепен:
Мне снился сон, что в Волге крокодила
Заискиванье наше породило.
Городская девочка читает довольно длинное стихотворение несколько раз, затем переписывает его в специальную тетрадь с изречениями и стихами.
Финал стихотворения, по мнению городской девочки, и вовсе великолепен:
Мне снился сон, что в Волге крокодила
Заискиванье наше породило.
Городская девочка читает довольно длинное стихотворение несколько раз, затем переписывает его в специальную тетрадь с изречениями и стихами.
И думает, думает
Как можно так написать?
В смысле, так смело
***
Журчит передаваемая из рук в руки мелочь, и раздаётся мелодичный звон. Это Ирочка скидывает сдачу в круглую жестяную коробку, лежащую справа на прилавке, и прерванный было круговорот торгового обмена с покупателем продолжается дальше.
У боковых стен продмага в неуклюжем рекламном призыве громоздятся мешки с сахаром и пшеном и большие раскрытые коробки с весовым печеньем и конфетами-монпансье. Конфеты не разноцветные, как в городе, где их продают в круглых жестяных коробочках с нарисованной умелой рукой картинкой, а двухцветные матово-красные и жёлтые более крупного размера. И вкус у них такой же, как у «алуманата» настоящий, как и положено натуральному продукту. У городского монпансье в жестяных коробочках вкус такой же, и у сгущёнки, и у сливочного масла, и у небольших плиток шоколада с нарисованными на них лесными орехами, продающихся по страшно высокой цене один рубль сорок пять копеек. Шоколад и прочие богатства продаются в сухумском гастрономе, прямо по соседству с местом, где живёт городская девочка. В гастрономе нет продавщицы Ирочки, зато есть рыжая тихая абхазка, мать Валеры А., в которого городская девочка успеет страшно влюбиться в возрасте четырёх лет во время пребывания в Ауадхаре, главном абхазском горном курорте.
В одном из мешков с крупами лежит круглая металлическая лопатка с ручкой. С её помощью Ирочка отсыпает заказанный товар в сворачиваемые тут же, на месте, бумажные кульки. Глядя на её ловкие движения, городская девочка мечтает поскорей вырасти, чтобы стать продавщицей. Мечты о будущем, как правило, недолговечны и с каждым годом меняются. То она хочет стать завучем школы, то библиотекарем. Но две мечты не меняются никогда на протяжении многих лет: стать альпинистом и лазить по дразнящим своей могучей недоступностью горам или лётчиком «сушек» с бомборского военного аэродрома.
***
«Сушки» неотъемлемая часть деревенской жизни. Пропарывая могучим рёвом воздух, они поднимаются с военного аэродрома Бомбора, что под Гудаутой, и летают над селом по известным только им маршрутам. Полёты происходят круглый год и в любое время дня и ночи. Иногда, в особенности по ночам, рёв настолько силён, что кажется, что «сушка» вот-вот упадёт прямо на крышу дома.
В такие минуты становится по-настоящему не по себе.
Интенсивность полётов бомборских «сушек» разная, но в ней есть и свои закономерности. Как правило, она возрастает либо очень рано утром, либо ближе к вечеру. Иногда полёты продолжаются всю ночь, особенно в праздники, и это наводит взрослых на некоторые не очень корректные мысли о лётчиках и их начальстве.
Днём «сушки» летают низко гораздо реже, зато становится видно сидящих в прозрачном куполе лётчиков в шлеме.
«Хочу быть или альпинистом, или лётчиком», объявляет родным городская девочка. Папа Аслан усмехается в ответ, а мама Эвелина удивляется выбору и даже тревожится, не подозревая, что самим фактом тревоги возвышает городскую девочку в собственных глазах, ведь далеко не каждый ребёнок хочет стать альпинистом или военным лётчиком. Тем более если этот ребёнок девочка.
Она ещё докажет всем, что может быть ничуть не хуже так и не родившегося в семье мальчика!
Два последних раза, когда довелось наблюдать бомборские «сушки» в полёте, запомнятся ей навсегда. В преддверии закрытия базы в развалившейся буквально только что стране, прямо накануне войны выйдет повзрослевшая городская девочка на увитый виноградом балкон деревенского дома и заметит вдалеке одинокую «сушку».
Серебристая птица будет долго летать над далёким морем, выписывать круги и петли, крутиться вокруг оси, падать в пике и взмывать стрелой в небеса, а наблюдающей за ней городской девочке будет грустно и одновременно тревожно.
Что ждёт впереди?
Второй раз городская девочка увидит взмывающую в небеса пару «сушек» уже в начале войны, в момент, когда она будет стоять в размышлениях подле погубившего пансионат «Золотой берег» оползня, в желании перейти его и, пройдя вдоль моря пару километров до трассы, уехать в Гудауту на попутной машине, где она волонтёрствует в стихийно возникшем военном пресс-центре. Стоя у подножия оползня, обернётся городская девочка в сторону далёкого бомборского мыса и в абсолютной тишине звук, как и положено, появится несколькими мгновениями позже увидит, как взлетают в небеса два хорошо знакомых по детству силуэта. И с практически осязаемой отчётливостью поймёт, что происшедшее со страной и с нею навсегда. А всё, что было ранее и воспоминания о солнечном детстве, и мечты, и планы на будущее, сползло в реку времени примерно так, как сползла земля под пансионатом «Золотой берег», и его столетний парк, и белые домики для отдыхающих, да и вся прежняя жизнь.