Вечером она вернулась неожиданно рано и принесла с собой еду из нашего любимого ресторана, жаркое из носух с картофельным пюре и фруктовым соусом. Уютно устроившись на кухне, мы неторопливо вкушали яство, запивая его гранатовым соком, так как алкоголь был мне строжайше запрещен, а Ирина отказалась от него, заверив в отсутствии желания, произведенном, вероятнее всего, стремлением не печалить меня или оставаться со мной на равных.
Разрезая ножом белесое мясо, в ту же секунду менявшее свой цвет под потоками янтарного соуса, я размышлял о том, следует ли мне рассказать ей о визите медоеда, посматривая на нее, задумчивую и задорно улыбающуся, откидывающую волосы с лица чаще, чем было то необходимо. Белый тонкий джемпер слез с ее правого плеча, указывая на его соблазнительную наготу, затылок мой прижимался к холодному, приятно дрожащему телу холодильника, слева от меня сверкало неживыми огнями потемневшее окно и я чувствовал себя уютно и спокойно, как бывало то в прежние вечера, обещавшие после ужина просмотр незатейливого забавного фильма и многочасовое совокупление, сдобренное дорогостоящими изысками, требующими использования хитроумных инструментов и приспособлений, составов, мазей и гелей.
В черной чашке передо мной вязко вращался незнакомый напиток, травяной чай, приобретенный Ириной, как призналась она, по настоянию некоей ее сотрудницы. Пену на мутной его поверхности лениво разгоняло отражение яркой лампы, покачивающееся, переливающееся, возвращавшее меня к желтоватому блеску клыков медоеда.
Мне предложили поработать на телевидении. поднеся чашку к губам, она сделала шумный глоток. Специализацией ее первого образования была телевизионная журналистика. Уже несколько лет она была далека от основной своей профессии, но прежних связей у нее сохранилось достаточно и время от времени она выполняла различные заказы, поступавшие от коллег и бывших сотрудников, приносившие на наш счет значительное пополнение.
Что ты будешь делать? горьковатый привкус, оставляемый во рту напитком все же казался приятным, а брошенный в него лимон придавал пикантную неуверенность послевкусия и я, не рискуя добавлять сахар, боясь испортить необычное переживание, с наслаждением вкушал его.
Им нужен корреспондент для программы новостей. Придется много ездить по городу. смущенная улыбка ее умоляла меня позволить ей ту работу. Удивленный ее подозрением в исходящем от меня запрете касательно желания столь невинного, я растерянно пожал плечами.
Я постараюсь выглядеть привлекательно. Ты же много смотришь телевизор в последнее время. опустив глаза, она справедливо упрекала меня в намного меньшем уделяемом ей времени. Сможешь видеть меня каждый вечер в прямом эфире.
Те записи, которые мне довелось видеть, доказывали, насколько охотно любуется ею камера и как притягательно она выглядит на экране, а представление о множестве мужчин, созерцающих ее в своих одиноких темных комнатах, сравнивающих ее с очерствелыми женами, показалось мне насмешливо приятным.
Ты согласен? она развернулась, взялась за пластиковую ручку белого чайника, намереваясь добавить воды в свою чашку, по которой разлетелись зеленые, с желтыми головами волнистые попугаи и в это мгновение я почувствовал сердце свое задумывающимся над каждым следующим ударом. Словно юнец, внезапно открывший для себя философские убеждения, сомневающиеся в возможности существования, уверяющие в иллюзорности как его самого, так и любых других способов обретения переживаний и опыта, оно замирало в нерешительности перед каждым следующим биением. Едва ли стоило вдыхать, если все вокруг было всего лишь увлеченным своей ложью миражом, не было необходимости совершать какое-либо движение или даже размышлять о чем-либо в тех обстоятельствах, когда все равнялось всему другому в правдоподобном своем шарлатанстве и, тем более, не могло идти и речи об усилиях столь мучительных, как еще одно сокращение мышц, проталкивающее сквозь вены немного побледневшей крови.
Должно быть, она почувствовала в моей задыхающейся тишине нечто подозрительное. Успев увидеть, как она поворачивается, недоуменный испуг являя собой, я в следующее мгновение больно ударился затылком о холодильник и, в представлении моем, именно от этого и потерял сознание.
Очнувшись, я увидел над собой светловолосого доктора, заплаканную жену, прижимавшую ладони к лицу, закрывая ими губы и нос, двух помощников врача в красных комбинезонах, скучающе озирающихся вокруг.
Должно быть, она почувствовала в моей задыхающейся тишине нечто подозрительное. Успев увидеть, как она поворачивается, недоуменный испуг являя собой, я в следующее мгновение больно ударился затылком о холодильник и, в представлении моем, именно от этого и потерял сознание.
Очнувшись, я увидел над собой светловолосого доктора, заплаканную жену, прижимавшую ладони к лицу, закрывая ими губы и нос, двух помощников врача в красных комбинезонах, скучающе озирающихся вокруг.
Улыбаясь, доктор помог мне приподняться, схватив меня за предплечья руками в мерзко скрипящих черных перчатках, схожих в прикосновении с кожей земноводного.
Не беспокойтесь. губы его, искаженные волнующими темными пятнами, добродушно извергали безразличные слова. Все уже закончилось. Все обошлось. Ничего страшного и не случилось. Всего лишь небольшой скачок давления. И не сердитесь на жену. Она хотела вам лучшего.
Почему я не должен сердиться на тебя? когда Ирина расплатилась с ними и они покинули квартиру, а сама она села на кровать в изножье, поправляя забавляющийся падением с плеч неоправданно широкий ворот джемпера, я позволил себе любопытство.
В этом виновата я. Тот чай. Он должен был тебя возбудить. опустив голову, она скрылась за своими ладонями, опасаясь моего гнева, но мне было только жаль ее. Левая рука моя не желала сгибаться от боли. Три попытки потребовало доктору, прежде чем он попал иглой в изворотливую вену и теперь под бледной кожей расползалось пока еще бесформенное, но обещающее стать многолапым чудовищем синеватое пятно.
Причиной неожиданного и странного равнодушия моего могло быть как растворившееся в моих венах, так и скорбная усталость, совмещающая в себя отчаяние от моих слабости и связанного с ней недуга, горечь от неспособности дать требуемое женщиной и полагающееся ей сообразно самой справедливости. Опираясь спиной на изголовье кровати, смягчая твердость ее перевернутой вертикально подушкой, я хотел только пить, о чем и попросил жену. Никаких напитков или соков, я хотел обычной кипяченой воды, словно желал в чистоте ее обрести избавление от неведомых или забытых проступков.
Стоило ей уйти, как слезы прорвались к моим глазам, но точно назвать причину их я не мог даже самому себе. В них не было сладкой жалости, не имелось и пряного страха перед будущим или страха никогда более не ублажить женщину. Не являлась источником их и боль, любые проявления которой затопила, подменяя собой темная, легкая, головокружительная, дурманящая слабость. Окружающее все меньше беспокоило меня, становясь неприятнее с каждым мгновением. Из отведенных мне двух месяцев первый близился к завершению. Вскоре я должен буду вновь появиться в конторе, но мысль об этом не радовала меня, как раньше. По прошествии пяти лет, я все еще с удовольствием спешил утром в клетчатую каменную башню, в свой одеревеневший кабинет, к толкотне беговых коридоров, спазматическим телефонным воплям, источающим свинцовую тяжесть кипам бумаг, количеством одних только цифр превзошедших число возможных для вселенной элементарных частиц. Впечатляющая моя карьера, поднявшая меня за последние два года до заместителя секретаря руководителя вспомогательного отдела, увеличившая мой доход в несколько раз, исходила, как я понимал теперь, он неизбывной моей похоти, возносимая ею, воспаряющая на волне моего яростного вожделения и лишившаяся могучих тех движителей. Накоплений моих было достаточно, чтобы при некоторой экономии прожить пару лет. Точного знания о доходах жены у меня не имелось, я не считал то нужным, так как все средства сходились на единый банковский счет. Полагая, что поступления от нее немного уступают моим, я понимал, что даже в самом худшем варианте, если состояние мое останется прежним и я не смогу найти работу, мы сможем существовать и оплачивать счета на получаемое Ириной, пусть и придется нам отказаться от некоторых наших привычек и развлечений.
Страх потерять жену также отсутствовал среди моих опасений. Ранее, когда я посмеивался над неумелыми самцами, не без оснований утверждая, что не могу назвать соитием нечто, длящееся менее одного часа, мне было боязно представить хотя бы на мгновение отсутствие в моей жизни Ирины или, если уж на то пошло, любой другой женщины. В самые тоскливые времена продолжительность моего одиночества не превосходила нескольких месяцев. После третьего или четвертого избавления, мной было принято решение и далее считать женщин неким явлением наподобие летнего дождя или звездопада, которые, даже если и случится им задержаться, рано или поздно проявят себя, позволяя мне насладиться ими. Знакомство с Ириной и наше совместное существование позволили мне надеяться на вечную для меня потерю тех беспокойств. Мысль об одиночестве теперь не казалась мне такой иссушающее жестокой, какой представлялась ранее. В мире нашлось бы для меня немало занятий. Коллекция марок уже несколько лет не получала пополнений, были забыты карточные игры и увлечение скарболом.