Ой, нет-нет, я пить не буду. Даже не наливай, сказала она, а Джават улыбнулся своей снисходительной улыбкой.
Коньяк он разлил и сказал:
Извини, мне надо позвонить.
Он с кем-то недолго поговорил по телефону на своем языке, явно настаивая на чем-то, а потом как ни в чем не бывало вернулся в комнату.
Давай, за встречу. Хорошо, что ты нашла меня.
Он выпил коньяк, и Элле ничего не оставалось делать, как последовать его примеру. Некоторое время она старалась держаться отстраненно и ко второй рюмке коньяка даже не притронулась. Но это ее не спасло. Элла и опомниться не успела, как оказалась в крепких объятиях Джавата. Ее волю подавило пьянящее чувство остроты желания, которое она всегда испытывала с ним в те, не такие уж и далекие времена.
Он с ней не церемонился, и даже в спальню не отвел, он стал заниматься с ней любовью здесь же, в комнате, на полу. Он имел ее неистово и грубо, терзал, изнурял необузданными ласками, и она вдруг поняла, что тем самым он ей мстит, мстит за все, чем она так глубоко задела его больное самолюбие.
Джават ее не щадил, но это было бы ничего, Элла стерпела бы все, но тут она услышала, как открылась входная дверь, потом она захлопнулась, и в комнату вошли двое мужчин. Они бесцеремонно уселись на диван, разлили коньяк и стали нагло наблюдать за Эллой и ее неистовым любовником. Она громко кричала, извивалась и просила оставить ее в покое, прекратить этот чудовищный спектакль, но мужчины лишь посмеивались, тихо переговаривались между собой на непонятном ей языке, а потом начали раздеваться.
Элла была в их власти не менее четырех часов. За окном уже смеркалось, великолепная панорама ярко освещенного города поражала своей красотой, но истерзанная и зверски измученная женщина этого уже не замечала. Ей казалось, что пару раз она теряла сознание, но когда приходила в себя, опять-таки ощущала себя во власти насильников. Она уже не кричала, так как сорвала голос, и сил кричать у нее уже просто не было. Она тихо стонала от боли, отвращения и страха.
Она боялась, что они убьют ее или замучают до смерти, но неожиданно все прекратилось. Мужчины оделись, потом подняли с полу обессилившую Эллу и насильно влили ей в рот изрядную порцию коньяка. Последними ее ощущениями были горячие, обжигающие глотки и надменные лица ее насильников, основным из которых было, конечно, лицо Джавата, злое, упрямое, жестокое. Элла потеряла сознание.
Очнулась она на лавочке в парке, как потом оказалось, в Сокольниках. Она была кое-как одета, при ней была только ее сумка, а вокруг собралась толпа народу, они ждали «Скорую помощь», как Элла поняла из их разговоров. Ее нашли в тихом и безлюдном уголке парка, она металась, стонала и была явно не в себе. Кто-то вызвал «Скорую», которая и доставила Эллу в больницу. Там ей сделали промывание желудка, немного успокоили и попросили объяснить, что с ней случилось.
Я не знаю, отпустите меня, я не помню ничего, говорила Элла сквозь слезы в надежде, что ее отпустят восвояси.
Но врач недоуменно пожимал плечами и настаивал на своем:
Но вы же изнасилованы, женщина. Вам нужна медицинская помощь, ни о каком уходе домой не может быть и речи. К тому же, вы нездешняя, мы по паспорту проверили. Есть у вас в Москве кто-нибудь, с кем мы могли бы связаться?
Элла дала телефон Марии и попросила, чтобы ее отпустили поспать, силы опять покидали ее.
На следующее утро она проснулась с трудом, как будто выплыла со дна мутной реки. Она почувствовала горечь во рту, тошноту и страх. Ей казалось, что жизнь ее на исходе, и только один человек ей нужен был в эту минуту, ее муж Виктор. Она знала, что он спасет ее от этих мыслей, защитит от страха, пожалеет и простит. Поэтому, когда она вдруг увидела его, ворвавшегося в палату с глазами, полными ужаса и сострадания, она заплакала от некоего подобия счастья, так как поняла, что жизнь ее отнюдь не кончилась, она любима и теперь в полной безопасности.
А потом был этот тяжелый, выматывающий душу разговор с Виктором, исповедь, признание в сокровенном. Ей казалось, что необходимо все выплеснуть из себя, излить душу, а затем забыть, забыть навсегда, окончательно и бесповоротно.
5
Виктор Леонидович был шокирован откровениями своей жены. Все, что он узнал от нее, повергло его в ужас. Но обвинять несчастную, морально уничтоженную Эллу он не мог. Он сочувствовал ей, но к этому доброму чувству примешивалось и чувство какой-то брезгливости. До этого ему всегда казалось, что Элла была чиста и невинна. Вообще говоря, ее прошлое мало интересовало Виктора. Он, правда, задал однажды ей нелепый вопрос «Кто у тебя был первым?», на что получил достойный ответ: «Это было давно, я не помню». Больше он с расспросами к Элле не приставал и до настоящего момента думал, что его жена и вправду забыла о своем прошлом, такое оно было у нее неважное и неказистое по сравнению со счастливым замужеством, что нечего о нем и вспоминать.
5
Виктор Леонидович был шокирован откровениями своей жены. Все, что он узнал от нее, повергло его в ужас. Но обвинять несчастную, морально уничтоженную Эллу он не мог. Он сочувствовал ей, но к этому доброму чувству примешивалось и чувство какой-то брезгливости. До этого ему всегда казалось, что Элла была чиста и невинна. Вообще говоря, ее прошлое мало интересовало Виктора. Он, правда, задал однажды ей нелепый вопрос «Кто у тебя был первым?», на что получил достойный ответ: «Это было давно, я не помню». Больше он с расспросами к Элле не приставал и до настоящего момента думал, что его жена и вправду забыла о своем прошлом, такое оно было у нее неважное и неказистое по сравнению со счастливым замужеством, что нечего о нем и вспоминать.
Оказывается, он ошибался. Прошлое не старая ненужная вещь, которую можно выбросить на помойку, и забыть о том, что она вообще когда-то существовала. Вот и Элла имела это самое прошлое, и оно дало о себе знать таким вот коварным и жестоким поворотом судьбы.
Виктор Леонидович забрал Эллу из больницы через неделю и увез домой. Она категорически настояла на том, чтобы не заявлять на Джавата Затуева, мотивируя это тем, что, во-первых, она сама виновата, что пошла к нему, а во-вторых, это не безопасно. Такие люди, как Джават и его сотоварищи никогда не оставят их в покое, если они решат наказать их за преступление.
И все-таки Виктор сходил на беседу к полковнику Журавлеву в двести сороковое отделение милиции, и тот навел кое-какие справки относительно личности Джавата Затуева. Директором обувного магазина он не был, занимался перекупкой крупных партий импортной обуви через склады и базы в Москве и отправлял ее к себе на родину для дальнейшей перепродажи.
Спекулянт чистой воды. Махинации его прикрыты необходимыми в этих сделках бумагами и накладными, голыми руками его не возьмешь, но когда-нибудь проколется. Знаем мы таких торговцев, уж сколько их пересажали, а все равно им хоть хрен по деревне, извините за грубость. Надо, чтобы ваша жена написала заявление. Без него мы как без рук, не можем применить к нему никаких законных действий.
Виктор Леонидович пообещал серьезно поговорить с женой, но обещания своего не выполнил. Вернее, поговорить-то он поговорил, но Элла была решительно настроена против применения каких-либо санкций к Джавату.
Я этих подонков уничтожила бы собственными руками, но не могу. А угрожать им тюрьмой себе дороже. Ты можешь хоть на минуточку себе представить этот суд? Как я буду там выглядеть, как я буду отвечать на их каверзные вопросы? Меня ведь не обокрали, а Ой, давай лучше не будем об этом. Все, раз и навсегда решено, к этому больше не возвращаемся и постараемся все забыть.
Виктор Леонидович обнял жену и пообещал сделать так, как она захочет, в глубине души будучи уверенным в том, что он все равно найдет нужных людей, которые возьмутся за Джавата и не оставят от него и мокрого места, это уж «нужные люди» делать умеют. А этот подлец и знать не будет, откуда ветер дует, и глазом не моргнет, как окажется за решеткой.
Беседины вернулись домой. Их встретила взволнованная и недоумевающая Галина Федоровна, которая уже не знала, что и думать. Она не представляла себе, что случилось и очень волновалась. Павлик радостно запрыгал у нее на руках, когда увидел родителей. Виктор взял малыша на руки, а Элла только поцеловала его, заплакала и ушла к себе. Больше в этот вечер она из спальни не выходила, и Виктор Леонидович объяснялся с няней сам. Конечно, он не сказал ей правды. Он придумал историю о каком-то срочном и необходимом медицинском обследовании, которое, якобы, прошла Элла и сказал, что теперь ей нужен отдых и покой.
На следующий день Виктор вышел на работу, и потекли его загруженные административной деятельностью будни, которые требовали от него очень большой самоотдачи. Элла пребывала в депрессии. Она очень мало ела, плохо спала, часто плакала и ни на какие уговоры взять себя в руки не реагировала. Обращаться к врачу она категорически отказалась, так как боялась, что в поликлинике узнают, что с ней произошло, и тогда не оберешься сплетен, злорадства и злоязычия.
Виктору тоже было тяжело. Вечером, приходя с работы уставшим и замученным, он начинал успокаивать Эллу, пытаясь вывести ее из состояния, в котором она пребывала. Павликом они оба практически не занимались, у них не оставалось на ребенка времени. И не известно, как бы малыш чувствовал себя в подобной ситуации, если бы не добрая, искренне любящая его и заботливая Галина Федоровна.