В психушке (продолжение)
И вот через некоторое время Философ вновь обратился к Порфирию.
О природе и зависимости
Ф. Послушай, Порфирий, мне интересно, что ты скажешь об этом знаешь такого философа Гегеля?
П. К. Маркса читал, Энгельса читал, а вот Гегеля не приходилось.
Ф. Так вот слушай, что Гегель говорит: «Природа это абсолютная идея в виде инобытия вообще, в виде безличностной, внешней предметности и конкретного, индивидуализированного осуществления своих моментов, т.е. абсолютное существо и становление природы это становление духом.»
П. К. Вот кого надо в психбольницу сажать, так это твоего Гегеля. Уж очень он мудрёно про Природу говорит. Однако, здравая мысль и у него есть Природа это абсолютное существо, Природа есть наша матерь, которая дарует нам Жизнь!
Ф. Таким образом, вы хотите сказать, что в сознании человека Природа обретает личностную реальность?
П. К. Вот, вот. Природа она живая и неумирающая сущность, объединяющая нас, человеков, в единое целое. Послушай, друг дорогой, наше тело состоит из огромного числа клеточек. И все они живые и мыслящие. Так и люди это клеточки Природы.
Ф. Смело, смело. Выходит, мы все в одном теле живём? Почему же мы воюем друг с другом?
П. К. Дак по неразумению. Кабы все знали, что они есть клеточки одного организма, то разве б воевали? Как можно воевать за свободу правого глаза от левого?
Ф. Абсурд.
П. К. И этот абсурд много тысячелетий длится.
Ф. Значит существуют силы, которым выгодно, чтобы люди воевали друг с другом?
П. К. Значит существуют, а может и нет. Да и воюют-то между собой тела, в которых разум ещё не проснулся. Всё дело в зависимости человека от еды. Когда её мало, то люди ополчаются друг на друга. От холода и от жары кто-то живёт в тёплом доме, а кто-то мёрзнет на улице опять раздор; от врага у врага есть оружие, которым он вынуждает другого тоже браться за оружие; от болезни один человек здоров, другой болен, больной обижается на здорового; от тяжёлого труда один с утра до ночи спину гнёт, а другой лежит себе на пуховой перине и в ус не дует. А если телу ничего этого не надо будет, то и войны прекратятся.
Ф. Очень интересно вы рассуждаете. А вот природные стихии ветер, наводнения, пожары?
П. К. И от них тоже человек зависим, а страшнее всего зависим от самого себя. Ведь я помню, руки на себя наложить хотел, потому что боли боялся. Не мог с собой справиться.
Ф. Да, победить себя это проблема! Бороться с самим собой (с животным разумом), со своим невежеством и постепенно совершенствоваться, приобретая опыт быть Любящим Богом (Бог это Любовь!) конечно же трудно. И что же делать?
П. К. Выходить из зависимости и учиться любить, любить по-настоящему, другого пути нет.
Ф. И как же из этой зависимости выходить?
П. К. Экспериментальным путём. Пойти собственным телом и собственной душой и преодолеть эту зависимость.
Ф. На это не каждый решится.
П. К. Жить захочешь решишься.
Ф. Значит, по-вашему, люди и жить не хотят?
П. К. По-настоящему не хотят. Существовать хотят, в прятки с Природой, да с собственной Совестью играть хотят, а Жить не хотят. Мало Людей на Земле.
Ф. Да, помнится, ещё Диоген днём с фонарём ходил Человека искал. Мне тоже приходило на ум, что соотношение пропорций захвата Природы человеком и его способности проникать в свой внутренний Мир сейчас далеко не в пользу последнего, поэтому общее поле мышления людей сейчас довлеет над отдельными представителями человечества, для которых внутренний мир человека является интегралом, а внешний производной от него. Но, учитывая ваш опыт, я думаю сначала постепенно, а потом и лавинообразно, этот процесс познания Природы в самом себе всю социальную жизнь развернёт в иное русло. Сменятся ценности, упразднится обман, переосмыслится жизнь, уйдут болезни, а далее смерть. И это будет происходить в осязаемом будущем. Я, как и вы, тоже Маркса изучал и запомнились мне такие его слова: «Воздействуя на окружающий мир и изменяя его, человек в то же время изменяет свою собственную природу. Он развивает дремлющие в ней силы и подчиняет игру этих сил собственной власти».
П. К. Полностью с Марксом согласен.
Ф. Однако, к сожалению, человек не в ту сторону «изменяет свою природу» и совсем не «развивает дремлющие в ней силы», как вы, Порфирий Корнеевич. Плохо люди Маркса читают, но вы действительно прямо по Марксу действуете. Хорошо бы было, чтобы и другие тоже пошли по этому пути.
П. К. Полностью с Марксом согласен.
Ф. Однако, к сожалению, человек не в ту сторону «изменяет свою природу» и совсем не «развивает дремлющие в ней силы», как вы, Порфирий Корнеевич. Плохо люди Маркса читают, но вы действительно прямо по Марксу действуете. Хорошо бы было, чтобы и другие тоже пошли по этому пути.
П. К. Так оно и будет. Всё верно ты сказал, Философ. Ну что, пойдём холодной водичкой обольёмся? Только, если тебя спросят, то скажешь, что сам захотел после прочтения Маркса, а то Алмаз опять на меня подумает.
Ф. Это вы пока без меня. Я ещё не готов.
П. К. Ну готовься, готовься. Маркс он тоже теоретиком был, а я практик.
Порфирий пошёл совершать свои процедуры, а Философ ещё долго размышлял о том, что ему открылось в разговоре с этим удивительным человеком. И тысяча новых вопросов роились в его голове.
Смерть дедушки
Паршеку было тогда лет семь, но он на всю жизнь запомнил свои ощущения и мысли по этому поводу.
Стояла жаркая погода время сенокоса. Убирать сено вышли всей семьёй. Маленькому Паршеку тоже дали грабли, и он с удовольствием сгребал скошенное сено в небольшие стожки, а взрослые подхватывали эти стожки на вилы и бросали на большой стог.
На самом верху этого большого стога работал дедушка. Он никому не доверял укладку стога, потому что стог должен был простоять до зимы, а то и всю зиму. А если стог сложен плохо, то его быстро растреплют ветра и коровам нечего будет есть зимой. Корова она кормилица, если корове нечего кушать, то и люди могут умереть с голода.
Паршек в свои семь лет это прекрасно понимал, поэтому старался не показывать виду, что устал, а продолжал сгребать пахучее сено.
Все так увлеклись работой, что не заметили, как на горизонте появилась чёрная туча. Дедушка, поскольку он был выше всех, первым заметил грозу.
Едрёна корень, только и сказал он.
Все посмотрели в сторону тучи и работа остановилась.
Чего встали? крикнул дедушка, надо до дождя успеть. Шевелитесь!
Все дружно принялись за работу. Пучки сена взлетали в воздух и опускались на большой стог, дедушка ловко укладывал сено и стог поднимался всё выше и выше.
Послышались дальние раскаты грома, на горизонте сверкали молнии. Туча с большой скоростью приближалась к работникам. Подул ветер и через некоторое время он уже начал превращаться в хороший ураган.
Слезай, дед, крикнул Корней, отец Паршека.
Ещё чуток погожу, ответил дедушка.
Слезай, сдует! опять крикнул Корней, но дед упрямо продолжал укладывать сено.
Ветер набрал силу и огромный стог сена, на котором стоял дедушка, как лёгкое пёрышко взлетел в воздух. Дедушка хотел лечь на стог, но было уже поздно мощный вихрь поднял стог в воздух, и стог, несколько раз перевернувшись в воздухе, рассыпался на мелкие клочки, а дедушку тоже несколько раз перевернуло и бросило на землю.
Всё это видел Паршек из-под маминой руки, которая прижимала его к земле как только ветер усилился, мать подбежала к Паршеку, повалила его на землю и легла сверху.
Туча уже висела прямо над ними. Полил сильный дождь, но мать и не думала вставать. Она закрывала своим телом Паршека и от дождя. Она знала, что такие сильные дожди идут не долго. Так и случилось. Скоро дождь кончился и все побежали к дедушке.
Он лежал на земле неловко подвернув левую руку под спину. Лицо его было синим как видно от удара об землю. Глаза закрыты, а в волосах запутались травинки. Он не дышал. Корней опустился к нему и приложил ухо к груди, потом встал, отвернулся и утёр рукавом набежавшие слёзы. Дедушка был мёртв.
Паршек было бросился к дедушке, но мать удержала его.
Почему дедушка не встаёт? Почему не шевелится? Почему не ругается? проносились в голове Паршека вопросы, потом до него дошло, что его любимого дедушки больше нет, что дедушка больше не встанет, не расскажет ему перед сном сказку про Ярилу. Паршек заплакал от горя и обиды. Мать погладила его по головке и прижала к себе. Сказать ей было нечего.
Прошло много лет, но Паршек, вспоминая этот случай, понимал, что именно тогда у него вместе с горем и страхом зародилось и загорелось зёрнышко идеи необходимости познания Природы и самозащиты от неё.
В психушке (продолжение)
Прошло несколько дней и Философу снова выпала возможность поговорить с Порфирием, который очень много времени уделял своим братьям по заключению. Некоторые добровольно начали обливаться холодной водой и ласково здороваться с надзирателями, особенно с Никитичем самым строгим из них.