Имя прошепчет ветер
Ольга Володинская
© Ольга Володинская, 2018
Благодарности
Это был удивительный год. Я имею в виду все эти почти четыреста дней работы над книгой. Не знаю, много это или мало. Но это было счастливое, хоть и беспокойное время. Оно не всегда было одинаковым. Иногда происходили события, которые нарушали все мои планы и после которых я какое-то время вообще не могла подходить к письменному столу.
Иногда я теряла веру в себя, от этого все казалось бессмысленным, портилось настроение, опускались руки, подкрадывалась и надолго задерживалась рядом грусть. И тогда меня по-настоящему вдохновляли мои подруги Инна и Наталья, искренне поддерживали Ольга и Татьяна. Я бесконечно благодарна им за это! За то, что они все видели, чувствовали и понимали. Ведь это так важно, когда кто-то в тебя верит, зажигает огонек в твоей душе и делает все, чтобы он не затухал.
Я очень благодарна своему сыну, самому строгому и взыскательному моему критику и своему мужу за его доброту и снисходительность. Мне очень нужны были и эта скрупулезность, и это однозначное принятие в течение всех прошедших долгих месяцев.
Я благодарна всем моим друзьям и близким за их терпение и внимание ко мне, за их неподдельный интерес к моему творчеству. За то, что вы радовались вместе со мной, мои дорогие, и не давали мне слишком огорчаться, за то, что всегда вы готовы были откликнуться и оказать мне любое содействие. Эта книга появилась благодаря всем вам.
Пролог
***
Ну, вот села я, значит, на кровати-то, душа прям в пятки ушла, а проснуться до конца-то никак не могу. Вдруг вижу, во сне иль наяву, уж и не знаю, появился самый главный, который у них. Выглядит ну, чисто черт. Лохматый, с рогами, с хвостом, на ногах вместо пальцев копыта. Глаза, как угольки, так и сверлят. Злые такие! Аж мурашки по коже пошли. А все одно, смотрю на него, как заколдованная. Ткнул ентот черт в меня своим пальцем крючковатым, да и говорит, мол, жизнь проживешь долгую, хоть и не легкую. Хочешь, говорит, все скажу, что с тобой будет? Я со страху прям, язык как проглотила. Головой только замотала. Сказывал он, сказывал, значит, а потом сурово так ко мне опосля и обращается: «Ну, живи, говорит, да помни, что я тебе поведал». А я и не помню вовсе, что он мне говорил-то. Ну, ничегошеньки не помню! Враз все из головы вылетело! Только звон один там. Хотела было переспросить, да все исчезло. Насилу опомнилась! Хотя и загорилась тогда, что запамятовала все.
Ну, что же ты, бабушка, так и не разузнала, что будет, да как Может, и жизнь бы по-другому пошла.
Испужалась я сильно. Больно страшон был черт ентот. А как проснулась, так долго того сна забыть не могла Да и на кой мне знать-то, что да как. А прожила ничаво. Хорошо прожила. Дай Бог кажному! А что чижало было, так это и всем чижало бывает. Жизнь такая Что ж теперича поделаешь-то Вон мне сколько годков-то ныне сравнялось Много Уж на девятый десяток перевалило.
Бабушка, а что это за история с монахиней была? Еще тебя вроде бы в ее честь назвали
А ты почем знаешь?
Так ты ж сама говорила. Обещала рассказать как-нибудь эту историю.
Да уж, история была Мне-то бабушка моя рассказывала, а ей дочка ентой самой монахини-то, которая той тоже бабушкой приходилась. Или не родная дочка, что ли. Запуталась я в их. Эх, чего только в ентой жизни ни бывает
Подожди-подожди, так это когда получается было? Лет сто пятьдесят назад, что ли?
Эк, хватила сто пятьдесят. Я-то в 1908 родилась Мне лет двенадцать было уж, когда бабушка рассказывала, а бабушка старенькая была, годков восемьдесят точно ей сравнялось как бы ни поболе.
Ну, вот и получается ей бабушка рассказывала, когда та девочкой была, и той также приблизительно. Получается, даже больше. Так ведь?
Так получается, наверное. Не знаю я. Ты уж сама считай. Шибко раз грамотная.
Давай, ты мне теперь расскажи, а я потом, Бог даст, своей внучке поведаю.
Ну, что ж, ну, что ж слушай тогда Эх, жалко я твоей внучки-то уж не увижу.
Не переживай, бабушка, даст Бог, будет у меня внучка, я ей про тебя расскажу и фотографию твою покажу. И историю твою расскажу Вот она о тебе и узнает. Самой бы только дождаться внуков-то.
Ишь ты правда твоя. Да уж история, скажу тебе, была такая, что ни в одной книжке такую не прочитаешь.
Ох, и давно это было Тогда ведь знаешь, время-то другое было. Все вместе были. Все друг дружку держались. Вместе-то всегда оно легше. Уж праздник, так праздник, ну, а уж коли горе, то тоже вместе не так отчаяние за душу-то берет. Вместе можно все пережить. Это сейчас все по врозь живут. Нихто никем не нуждается. Нихто никому не подмогнет. Да, все поврозь И кажный сам по себе. А разве ж это дело? Нет, не дело это, ох, не дело. Никто и не знает, кто он да откуда. И не знается никто с родней-то. А порой и враждуют. Даже близкие самые и те враждуют Вместе вроде живут, а как кошки с собаками так и лаются, и лаются все. А чего делят-то и сами не знают. Матри на детей, те в обратную, сестры, братья, все как вражины друг другу стали. Вот оно какое, наказание-то Господне Ох и страшно это. И ведь почитай в кажной семье эдак-то. Все недовольные. Все изозлились. Всем все мало! И ведь это самые близкие друг дружке люди. Что уж про чужих-то говорить! Неправильно это.
Ты права, бабушка. Все так Ты вот говоришь, вместе, мол, не живут. Но ведь это естественно, что птицы улетают из своего гнезда, когда подрастают.
Так то птицы. Но и они возвращаются, все одно стаями живут. Не по одному. Я так думаю и люди должны друг дружку держаться. Уж родные-то! Вместе-то оно завсегда легше жизнь переживать.
Однако ж, бабушка, расскажи историю твою. Интересно же!
Ну, да ладно, расскажу тебе историю-то. Ох, история была Ну, слушай
Часть 1. Все проходит
***
В просторной келье было почти совсем темно так, что только угадывались очертания предметов. Лишь в углу под иконами едва тлела лампадка, да на тумбочке возле широкой лавки, приспособленной для сна, догорал огарочек свечи. На лавке неподвижно лежала старая монахиня, рука ее выпросталась из-под одеяла, и в свесившейся ладони были крепко зажаты деревянные четки, до блеска натертые многолетним и частым перебиранием. Рядом сидела в надвинутом до самых бровей куколе схимница, которая, закрыв глаза, беззвучно шевелила губами.
Что у вас тут случилось? раздался густой бас вошедшего старца-духовника.
Ш-ш-ш, остановили его.
Схимница молча кивнула в сторону ложа.
Похоже, кончается, только и произнесла она еле слышно.
Монахиня медленно открыла глаза и, увидев старца, что было силы вцепилась в его руку, пытаясь привстать.
Лежи, лежи, матушка, что ты, заволновался духовник. Я и так с тобой поговорю. Ты что это тут болеть надумала, расстроенно укорял он ее полушепотом.
Пусть выйдет, прохрипела умирающая, кивнув на схимницу.
Ступай, дочь моя, мы тут сами управимся, попросил ту старец.
Пошли гонца в село, в Рождественку, батюшка, Христом Богом прошу, задыхаясь, прошелестела через силу монахиня.
Али в уме ты? Кого это я в поселок пошлю, да и зачем? Ночь-полночь на дворе. К утру ведь только и доберутся туда.
Пахома, конюха пошли или лучше Якима, хоть и старый, он знает, куда ехать надобно. Там Арсений Никифоров живет, на отшибе, на улице у самого леса, так и называется она, улица-то Лесная. Пусть он приедет и детей всех привезет, кого сможет собрать. А, может, и внуков. Повидать их хочу перед смертию своей, сбивчиво проговорила больная, роняя нечаянные слезы.
Объясни ты толком. Не пойму я ничего. Кто таков этот Арсений?
Грех на мне великий. Прости ты меня, Господи, перекрестилась нетвердой рукой умирающая, и ты, батюшка Филимон, прости. Не могла я сказать раньше-то. Никак не могла, закашлялась вдруг монахиня.
Не волнуйся ты так. Говори, не торопись. В чем грех твой, матушка?
Не успеть я боюсь, батюшка. Муж ведь это мой. И дети. Четверо их у меня было: Илюша старшенький, первенец мой, Дашутка, Никитушка и Аришенька, младшенькая. Живы-здоровы все были до сей поры. Увидеть их хочу напоследок. Не откажи в просьбе-то моей, молю тебя Христом Богом!
Как муж?! Как дети?! ахнул старец. Бредишь ты, что ли?! И столько лет молчала?! Если б не знал тебя давным-давно, епитимью возложил бы, не посмотрел бы на заслуги твои, да что болезная, одновременно недоумевал и гневался он.
Не болезная я. Помираю ведь. Потому и сказала. А за грех свой скоро уж и ответ держать буду. Да не здесь. Перед Богом. Он милосердный, простит выдохнула больная, бессильно откинувшись на подушки.