Но, я устал! Господи, как я устал! Мокрая одежда сковывала мои движения, а раздеться было нельзя я же не, в по-летнему тёплой реке купаюсь, сейчас же зима.
Опять, обгоняя одна другую, заскакали мысли в голове даст Бог, вылезу, так мне же ещё вон сколько бежать. Нагишом, по морозу, далеко не убежишь! Сразу окочуришься!
Мысли, мысли! Может, поэтому мы и называемся «Homo sapiens»? Человек, считай, с жизнью вот-вот попрощается, а голова, вернее мозг, всё никак не угомонится, всё чего-то думает, анализирует
Держась за лёд, немного передохнул и, резко оттолкнувшись ногами от воды, попробовал вытащить своё тело из речного, сковывающего движения, жидкого плена. Не получилось! Лишь после третьей или четвёртой попытки я оказался на льду, и тут же мороз захватил меня в свои объятия. Но я вылез! Сумел вылезти на лёд, чёрт побери!
Фиг меня утопишь! крикнул я, вернее, хотел крикнуть, но сил у меня хватило лишь с хрипом это прошептать.
Мокрая одежда стала промерзать и превращаться в ледяной панцирь. Я, где-то, когда-то, вычитал, надо вставать и идти, иначе замёрзшая одежда скуёт мои ноги и руки, и я не смогу двигаться. Вот тут-то я, по-настоящему, испугался, испугался до дрожи в теле!
Когда я оказался в воде, скорее всего до меня тогда ещё не дошла сложность моего положения, или мой разум ещё её не оценил, а вот сейчас, сейчас совсем другое дело!
Но сил не было! Я их растратил на борьбу с коварной рекой.
Вставай! приказал мой разум, немедленно вставай!!! И, я встал, и, я пошёл, медленно-медленно
Одежда на мне потрескивала, и мелкие кусочки льда, отламываясь, падали под ноги
А лыжи?! Куда я без лыж? промелькнуло в разгорячённом мозгу. Пришлось вернуться. Лыжные крепления под воздействием низкой температуры начали промерзать. Тогда я потоптался по ним, покрытыми ледяной коркой, валенками, чтобы хоть немного размять ремни, и, кое-как закрепив, стал переставлять ноги. Вперёд, шептал я! Только вперёд!
Одежда превратилась в сплошную ледяную корку, но я переставлял ноги, отталкивался палкой одежда потрескивала и ломалась, но я шёл! Делал шаг за шагом и, шёл! Шёл, чёрт меня, забери! С трудом, но шёл!
В голове крутилась только одна мысль дойти до зимовья Захарыча, обязательно дойти! Дойти в этом моё единственное спасение!
Мысль эта настолько поглотила меня, что я чуть не пропустил первый, и самый главный ориентир перекинутую поперёк реки высоковольтную линию.
От первой опоры на правом берегу мне надо было пройти под углом в сорок пять градусов три километра в глубину леса, а там новый ориентир огромная скала, валун-медведь.
Никогда не думал, что ходьба на лыжах, да ещё в промёрзшей одежде, настолько мучительна!
Очередной ориентир я нашёл лишь часам к трём утра, при этом затратив уйму сил и, кажется, немного заблудившись. Мои ноги дрожали от усталости, из груди с хрипом, как у загнанной лошади, вырывалось дыхание
Как и обещала погода, крупными хлопьями повалил снег, и только чудом я нашёл ориентир Захарыча скалу, похожую на присевшего медведя.
Нужно было торопиться, и я, немного отдышавшись, двинулся дальше в глубину леса.
Не дай Бог заблудиться, подумал я, переставляя ноги. Ещё я подумал хорошо, что лес хвойный и без подлеска, а то бы я, точно, продираясь сквозь кусты или обходя их, потерял направление, и тогда мне каюк!
Кто мне помог, Бог, или моя судьба вела меня, не знаю, но заимку я нашёл на том месте, на котором она и должна была быть. Захарыч, добрая душа, не обманул, а я был очень прилежным учеником в постижении лесной науки.
* * *
Она стояла на небольшой поляне, вся, по самую крышу, засыпанная снегом. Пришлось прокапывать проход к двери. Я перекидал, наверное, три куба снега прежде, чем добрался до входа. Дверь, на удивление, хотя и со скрипом, легко отворилась.
Сделав пару шагов, я вступил в свои временные, но такие желанные, владения.
Внутри было темно, лишь узкая полоса серого рассвета слегка заглядывала в открытую настежь, дверь. Воздух внутри был затхлый: чувствовалось, что давно никто не посещал и не проветривал домик. Но я был рад новому пристанищу, как может быть рад одинокий путник, встретивший на своём пути старого товарища или друга.
Осторожно, делая короткие шаги и боясь наткнуться в темноте на что-нибудь, я медленно продвигался к левой стене, у которой, по словам Захарыча, должна находиться небольшая печь и запас сухих дров. И опять он не солгал печь находилась там, где и должна была быть! А нагнувшись и пошарив рукой перед ней, я нашёл дрова. Даже лучины для растопки находились на дровах.
Странно, подумал я, неужели за столько лет никто, никогда, не посещал избушку? И тут я вспомнил слова Захарыча: «Охотничий Закон гласит попользовался чьим-то добром, отплати ему тем же. Использовал продукты оставь свои, воспользовался дровами заготовь вновь, чтобы следующий усталый охотник мог обогреться и поесть». Хороший Закон, полезный, решил я, разжигая плиту!
Дрова быстро загорелись, но дым Дым никак не хотел идти в трубу, он клубами наполнял избушку, разъедал глаза
Не выдержав, чихая и кашляя, я выскочил из избы и уставился слезящимися глазами на крышу в поисках трубы. На крыше, как шляпка гриба-боровика, лежал толстый слой снега, и такой же шляпкой, полностью перекрывая выход дыму, он лежал на трубе. Ничего не поделаешь, подумал я, и решительно полез по снегу на крышу, пытаясь добраться до трубы.
Верхний слой снега, покрывавший крышу зимовья, был настолько плотен и твёрд, что выдержал мой вес, и я благополучно добрался до цели. Смахнув снег с трубы, дождался, когда появиться первый дымок и, на отощавшей от тюремной баланды, худой заднице, съехал вниз.
Вытеснив холодный воздух из дымохода, печь загудела, распространяя по избушке долгожданное тепло. Даа золотые руки у печника, Захарыча! в который раз восхитился я, смотря на огонь в печи и вспоминая, с какой любовью прилаживал он кирпичик к кирпичику при сотворении своего чудо-камина в коттедже.
Под этим камином, покрываясь потом от жары и трясясь от страха, что раскроется тайна моего убежища, я провёл одиннадцать долгих дней! И вот, я здесь усталый, замёрзший, но живой и свободный!
Глава вторая
На второй день моего пребывания в избушке случилось непредвиденное мною событие я заболел и, не просто заболел, а здорово заболел. Ещё с вечера я почувствовал, что со мной не всё в порядке: кружилась голова, меня бросало то в жар, то в холод, а в груди, при вдохе и выдохе раздавались звуки «гармошки». Я был слаб, как новорожденный ребёнок.
Подбросив дров в печку, я с трудом заставил себя поесть лапши, и сразу же забрался под ветхое ватное одеяло. Вообще-то, я очень брезгливый человек, но сейчас сейчас мне было не до брезгливости.
Не смотря на относительную теплоту в избушке, меня начало морозить. Я трясся от холода не в состоянии согреться. Кое-как дотянувшись до моей зековской телогрейки, чтобы набросить её поверх одеяла я, сжавшись в комок, попытался уснуть.
Проснулся весь в поту: мой лоб пылал от высокой температуры, казалось, приложи к нему бумагу и она вспыхнет, словно подожжённая горящей спичкой. Одеяло и фуфайка валялись на полу, хотелось пить, и я, кое-как пересилив слабость, вышел из избы с ведром, чтобы набрать снега для воды.
Как я растопил плиту, как вскипятил воду и, вскипятил ли я её вообще, не помню. Думаю, у меня начался горячечный бред, потому что я увидел себя в лесу, окружённым со всех сторон огромными волками.
Я сидел на нижней толстой ветке сосны и, обламывая ближайшие ко мне тонкие ветки, поджигал их и швырял в окруживших меня зверей, похожих на волков. Находящийся ближе всех ко мне волк, с лицом следователя Кондратьева (по его милости и не желанию разобраться в моём деле, я загремел под суд), сидя на заду и ухмыляясь, приговаривал:
Никуда ты от нас не денешься, всё равно мы тебя съедим. Ты убил своего партнёра, своего друга. Тебя застукала соседка над ещё тёплым трупом. У тебя вся одежда и руки в крови
И, оскалив пасть, завыл «Убий-ца-а!.. Твоё место только в тюрь-ме-е!»
Не-прав-да, не убивал я Севку! закричал я в ответ, и швырнул в него горящую ветку. Мы с ним были хорошими партнёрами, доверяли друг другу
Следователь, злобно зарычав, увернулся от огня и вновь завыл:
А, кто теперь будет полным владельцем капитала и нескольких ателье с мастерскими? Не ты лии? Он тебя уличил в какой-то махинации, и ты его убил
Я не убивал! Мне нечего наследовать, это мой бизнес. И, разве это говорит, что именно я убил Севку? Меня могли подставить зачем-то, или я оказался не в том месте, и не в то время разве так не бывает в жизни? А, Вы, не разобравшись в моём деле, засандалили меня в тюрьму, исковеркали мою жизнь
Бывает, но не у тебя завыл он снова, не вы ли поругались три дня назад? Все в офисе слышали, как вы орали друг на дру-га-а. Свидетелей много
Ну и что, что орали. Вы бы не заорали, если бы вам на ноги, нечаянно, Севка пролил кипяток, а? Заорали бы, и ещё как заорали! Благим матом бы заорали!