Я назвался.
Афанасий Иванович Проскуров, отрекомендовался он в свою очередь. Вы вот изъявили сейчас готовность содействовать правосудию. Так вот, видите ли, чтоб уж не делать дело вполовину, не согласитесь ли вы, милостивый государь одним словом ехать теперь же со мною?
Василий Иванович захохотал.
Н-ну, уж это я вам скажу Это черт знает, что такое! Да вы что, арестовать его, что ли, намерены?
Проскуров быстро и как будто сконфуженно схватил мою руку.
Не думайте, пожалуйста, заговорил он. Помилуйте, какие же основания?
Я поспешил его успокоить, что мне вовсе не приходило в голову ничего подобного.
Да и Василий Иванович, конечно, шутит, добавил я.
Я рад, что вы меня понимаете. Мне время дорого! Тут всего, знаете ли, два перегона. Дорогой вы мне сообщите, что вам известно. Да, кстати же, я без письмоводителя.
Я не имел причины отказаться.
Напротив, сказал я Проскурову, я сам хотел просить вас взять меня с собою, так как меня лично крайне интересует это дело.
Передо мною, точно живой, встал образ «убивца», с угрюмыми чертами, со страдальческою складкой между бровей, с затаенной думой в глазах. «Скликает воронья на мою головушку, проклятый!» вспомнилось мне его тоскливее предчувствие. Сердце у меня сжалось. Теперь это воронье кружилось над его угасшими очами в темном логу, и прежде уже омрачившем его чистую жизнь своею зловещею тенью.
Эге-ге! закричал вдруг Василий Иванович, внимательно вглядываясь в окно. Афанасий Иванович, не можете ли сказать, кто это едет вон там под самым лесом?
Проскуров только взглянул в окно и тотчас же кинулся к выходу.
Поскорей, ради бога, кинул он мне на ходу, хватая со стола фуражку.
Я тоже наскоро собрался и вышел. В ту же минуту к ступеням крыльца подкатила ретивая тройка.
Взглянув в сторону леса, я увидел вдали быстро приближавшуюся повозку. Седок привставал иногда и что-то делал над спиной ямщика: виднелись подымаемые и опускаемые руки. Косвенные лучи вечернего солнца переливались слабыми искорками в пуговицах и погонах.
Проскуров расплачивался с привезшим его ямщиком. Парень осклабился с довольным видом.
Много довольны, ваше благородие
Сказал товарищу, вот ему? ткнул Проскуров в нового ямщика.
Знаем, ответил тот.
Ну, смотри, сказал следователь, усаживаясь в повозку. Приедешь в полтора часа, получишь рубль, а минутой понимаешь? одной только минутой позже
Тут лошади подхватили с места, и Проскуров поперхнулся, не докончив начатой фразы.
VI. ЕвсеичДо Б. было верст двадцать. Проскуров сначала все посматривал на часы, сличая расстояние, и по временам тревожно озирался назад. Убедившись, что тройка мчится лихо и погони сзади не видно, он обратился ко мне:
Hу-c, милостивый государь, что же собственно вам известно по этому делу?
Я рассказал о своем приключении в логу, о предчувствии ямщика, об угрозе, которую послал ему один из грабителей, как мне казалось, купец. Проскуров не проронил ни одного слова.
Д-да, сказал он, когда я кончил. Все это будет иметь свое значение. Ну-с, а помните ли вы лица этих людей?
Да, за исключением разве купца.
Проскуров бросил на меня взгляд, исполненный глубокой укоризны.
Ах, боже мой! воскликнул он, и в тоне его слышалась горечь разочарования. Гм Конечно, вы не виноваты, но его-то именно вам следовало заметить. Жаль, очень жаль Ну, да все же он не избегнет правосудия.
Менее чем в полтора часа мы были уже на стане. Распорядившись, чтобы поскорей запрягали, Проскуров приказал позвать к себе сотского.
Тотчас же явился мужичок небольшого роста, с жидкой бородкой и плутоватыми глазами. Выражение лица представляло характерную смесь добродушия и лукавства, но в общем впечатление от этой фигуры было приятное и располагало в пользу ее обладателя. Худой зипунишко и вообще рваная, убогая одежонка не обличали особенного достатка. Войдя в избу, он поклонился, потом выглянул за дверь, как бы желая убедиться, что никто не подслушивает, и затем подошел ближе. Казалось, в сообществе с Троекуровым он чувствовал себя не совсем ловко и даже как будто в опасности.
Здравствуй, здравствуй, Евсеич! сказал чиновник радушно. Ну что? Птица-то у нас не улетела?
Пошто улетит? сказал Евсеич, переминаясь. Сторожим тоже.
Пробовал ты с ним заговаривать? Что говорит?
Пошто улетит? сказал Евсеич, переминаясь. Сторожим тоже.
Пробовал ты с ним заговаривать? Что говорит?
Пробовал-то пробова-ал, да, вишь, он разговаривать-то не больно охоч. Перво я к нему было добром, а опосля, признаться, постращал-таки маленько! «Что, мол, такой-сякой, лежишь ровно статуй? Знаешь, мол, кто я по здешнему месту?» «А кто?» спрашивает. «Да начальство, мол, вот кто сотский!» «Этаких, говорит, начальствов мы по морде бивали» Что ты с ним поделаешь? Отчаянный Известно, жиган!
Ну, хорошо, хорошо! перебил нетерпеливо Проскуров. Сторожите хорошенько. Я скоро вернусь.
Не убегет. Да ён, ваше благородие, надо правду говорить, смирной Кою пору все только лежит, да в потолок смотрит. Дрыхнет ли, так ли отлеживается, шут его знает Раз только и вставал-то, поесть бы, сказывает, охота. Покормил я его маленько, попросил он еще табачку на цыгарку, да опять и залег.
Ну, и отлично, братец. Я на тебя надеюсь. Если приедет фельдшер, посылай на место.
Будьте благонадежны. А что я хотел спросить, ваше благородие?
Евсеич опять подошел к двери и выглянул в сени.
Ну, что еще? спросил Проскуров, направлявшийся было к выходу.
Да, значит, теперича так мы мекаем, начал Евсеич, политично переминаясь и искоса посматривая на меня, теперича ежели мужикам на них налегнуть, так в самую бы пору Миром, значит, или бы сказать: скопом.
Ну? сказал Проскуров и нагнул голову, чтобы лучше вслушаться в бессвязное объяснение мужика.
Да как же, ваше благородие, сами судите! Терпеть не можно стало; ведь беспокойство! Какую теперича силу взяли, и все нипочем Теперича хоть бы самый этот жиган Он что такое? Можно сказать купленый человек; больше ничего, что за деньги Не он, так другой
Справедливо, поощрил Проскуров, очевидно, сильно заинтересованный. Ну, продолжай, братец. Ты, я вижу, мужик с головой. Что же дальше?
Ну, больше ничего, что ежели теперича мужики видели бы себе подмогу мы бы, может, супротив их осмелились Мало ли теперича за ними качеств? Мир великое дело.
Что ж, помогите вы правосудию, и правосудие вам поможет, сказал Проскуров не без важности.
Известно, произнес Евсеич задумчиво. Ну, только опять так мы, значит, промежду себя мекаем: ежели, мол, теперича вам, ваше благородие, супротив начальников не выстоять будет, тут мы должны вовсе пасть и с ребятами. Потому ихняя сила
Проскуров вздрогнул, точно по нем пробежала электрическая искра, и, быстро схватив фуражку, выбежал вон. Я последовал за ним, оставив Евсеича в той же недоумевающей позе. Он разводил руками и что-то бормотал про себя.
А Проскуров садился в повозку в полном негодовании.
Вот так всегда! говорил он. Все компромиссы, всюду компромиссы Обеспечь мы успех, тогда они согласны оказать поддержку правосудию Что вы на это скажете? Ведь это это-с разврат, наконец Отсутствие сознания долга
Если уж вы обратились ко мне с этим вопросом, сказал я, то я позволю себе не согласиться с вами. Мне кажется, они вправе требовать от «власти» гарантии успеха правого дела на легальном пути. Иначе в чем же состоит самая идея власти? Не думаете ли вы, что раз миру воспрещен самосуд, то тем самым взяты известные обязательства? И если они не исполняются, то
Проскуров живо повернулся в мою сторону и, по-видимому, хотел что-то сказать, но не сказал ничего и глубоко задумался.
Мы отъехали верст шесть, и до лога оставалось не более трех, когда сзади послышался колокольчик.
Ага! сказал Проскуров. Едет без перепряжки. Ну, да тем лучше: не успеет повидаться с арестованным. Я так и думал.
VII. ЗаседательСолнце задело багряным краем за черту горизонта, когда мы подъехали к логу. Свету было еще достаточно, хотя в логу залегали уже густые вечерние мороки. Было прохладно и тихо. «Камень» молчаливо стоял над туманами, и над ним подымался полный, хотя еще бледный, месяц. Черная тайга, точно заклятая, дремала недвижимо, не шелохнув ни одной веткой. Тишина нарушалась только звоном колокольчика, который гулко носился в воздухе, отдаваемый эхом ущелья. Сзади слышался такой же звон, только послабее.
У кустов курился дымок. Караульные крестьяне сидели вокруг костра в угрюмом молчании. Увидев нас, они встали и сняли шапки. В сторонке, под холщевым покрывалом, лежало мертвое тело.
Здравствуйте, братцы! сказал следователь тихо.