Улица Бед. Сахалин-господин - Инна Фидянина-Зубкова

Добро, гуляющее по деревне и городу,
седина и бес ему в бороду,
недобрыми занималось делами,
зловещими мучило снами,
беспросветной накрывало тоской
и податью, как пеленой:
подать нищим, подать в казну,
подать сирым, подать попу.

Добро, гуляющее по деревне и городу,
сединой обеляло бороду,
прикрывало людские похоти,
грехи отмывало от копоти
и складывало в рядок:
грех за взятку, грех за стишок,
грех за убийство, грех за тираду.

 Не надо добра нам, не надо! 
кричал уставший народ. 
Засуньте себе его в рот,
и радости нам не надо!

Покладистая поклада.
Уходило добро Провожаем,
дела свои обеляем 
выбелили набело.
Бес в ребро! Не надо нам
божьей милости от природы,
Не к добру добро народу,
хорошо и так жить в коем веке,
мы ж не люди, а всего лишь человеки.

Будем жить, будем жить,
будем время ворошить,
а во времени песок
лишь сквозь пальцы Занемог
грозный дядька постовой,
отпахав свой срок. Не мой
вымпел на суку повис.
Я сижу, латаю стих:
«Будем жить, будем жить,
будем время ворошить!»

А во времени стена,
очень прочная она,
туда смерду нет пути!

«Ты стихи свои пиши
и не думай о былом.
Вечность в вечность соберём
и рассыпим Землю в прах,
а во всех твоих словах
мы найдём изъян могучий! 
смотрит демон вниз из тучи
и внушает:  Будем жить,
будем время ворошить
и не думать о делах
вседержителей. За страх!»

Я живу в зачарованном доме,
там же живёт моя кошка,
мёртвая кошка немножко.
Тут же горшок с цветами.

Говорила б я с вами
о любимой себе бесконечно,
но зачарованная квартира
дверь открывает. В вечность
сразу же попадаю,
а там говорю: «Бог с вами!» 
ведь я попадаю в вечность.

Руби, батяня, скворечник
и сразу же поджигай!
Да лихом не поминай,
я уже иду за тобою
к мёртвому, мёртвому морю.

Хоронила я мужа, закапывала
тридцатью лопатами закидывала:
лежи родной, не подымайся,
дыши мой милый, не сдавайся!

Ах ты, чёрт окаянный
належишься, встанешь первозданным.
Просыпайся, чего разлёгся!
И пошто тебе не встаётся?

Не поётся, не пляшется,
в кулачном бою не машется,
с девками не гуляется.
от чего душа твоя мается?

Пойди-ка, пройдись по воле:
поищи-ка ты лучшей доли,
кресты на могилках потрогай.
Поймёшь какой ты убогий.

Не у бога забрали забрало,
я твою жизнь украла
да на себя повесила.
Самой красивой невестою
разгуляюсь на новой свадьбе
Чёрт придёт: «Эх, украсть бы!»

А ты полежи, подумай,
раз ты у нас самый умный.

Но думать ему не хотелось.
А жизнь колесом вертелась:
в поле, с поля, до хаты,
и кругами ходит чёрт горбатый.

А я в автобусах скучаю,
ведь шофёр не нальёт мне чаю
и место своё не уступит.
Он взгляд напряжённый потупит,
когда я спрошу его: «Знаешь,
никогда ведь не угадаешь,
когда гаишник умелый
помашет тебе черно-белым
и пригласит поздороваться 
чай попить, постоловаться.»

Мне скучно с тобой, водитель:
ты не руководитель,
не президент, не бог.
Слышишь, мотор заглох,
приходится выходить:
 Может, пойдём чай пить
и разговаривать по душам
о грибах, рыбалке Я дам
тебе номер своего телефона.
Звони в рай, ответит Зубкова.

антиВремя антимашет
антиАнгела крылом,
антиПризрак антипляшет
и кричит:  Антиумрём!

Анти-анти-анти-анти,
антураж, такой уж век.
В этом веке был бы с нами
анти, антиЧеловек.

Ну вот и всё. Моё сердечко
расщепилось на куски,
потому что на крылечко
села тень антиТоски
и сказала: «Как же скучно
кушать ваши пирожки!»

 Ты б взяла, подружка, ручку:
разорвала на куски
эту пыльную планету
бойкой повестью своей!

Я вздохнула: «Конец света,
не пишу я повестей».

Не писатьо счастье в кои бы веки!
Да странные рождались вокруг человеки:
чего-то им не хватало.
И у них большое хватало
отросло до самого неба.
Хватай звезду и ко мне бы!

Так нет, звёзд им было мало,
о счастье души кричали!
А где я его вам встречу?

Пишу стихи и перечу:
 Не в счастье вовсе отрада,
которая за оградой,
а где-то совсем близко, близко.
Зубы, смотри, не истискай.

Я вчера подружилась с попом,
хороший такой поп, деревенский,
шепелявит немного, и танец венский
танцевать совсем не умеет,
он что-то твердит о боге.

А я слушала и умилялась:
какой же он милый,
и шепелявит немого.

«Здравствуйте, я сахалинская недотрога:
стихи пишу и от местных их прячу.»
Поп немножечко озадачен,
он стихов давно не читает,
лишь кадилом своим махает.

Какой же он всё-таки милый
этот поп деревенский,
и танец венский,
жаль, танцевать не умеет.

Он глаз лукавит, добреет
мир вокруг и деревня наша.
 Ты, батюшка, прав, я поэтесса ваша!

А нам с вами делить больше нечего,
разделили всё человечество
на четыре равные части.

Одна часть была безучастной,
вторая часть равнодушной,
третья вовсе бездушной,
а четвёртая никому не нужной.

Вот эту не нужную часть
и постигла злая участь.
К этой части относимся мы.

Бесполезно строить друг к другу мосты,
по ним уже ходят другие:
вроде бы неплохие,
но бездушные,
безучастные и равнодушные.

Их больше
и нервы у них потолще,
в общем, они красивее,
потому что мудрее:
никогда под пули не лезут.
Они никуда не исчезнут!

А нам с вами делить вовсе нечего,
ведь разделили всё человечество.
Хотя нетронутым оставили небо.
Вот до него и бегай!

Пора покидать планету,
когда денег в кармане нету,
проблемы всю плешь проели
и жениться вы не успели.

Пора улетать куда-то,
если жизнь похожа на вату:
каждый день на работу,
а с работы домой неохота.

«Пора, пора!» Ай, лети уж!
Лети, потому что хуже,
хуже уже не будет.
И пусть тебя быстро забудет