Я прошел было мимо занятых своими делами сотрудников администрации, пробормотал себе под нос приветственные слова (нет, я не всегда так здоровался, просто сегодня всем было решительно наплевать, кто прошел мимо по коридору и что этот самый «кто» здесь собирается делать, однако приветственный ритуал пожелания здоровья всем присутствующим я обойти стороной не смог), но у последней двери админблока я традиционно остановился. Там, среди прочих канцелярских работников, я каждое утро наблюдал миловидную высокую девушку с голубыми глазами и короткой каштановой стрижкой, всегда приветливую и гостеприимную, занимавшуюся рекламой и менеджментом.
Здравствуйте, Николай Борисович! приветствовала она меня.
Доброго здоровья, Лидия, споткнулся я, Евгеньевна!
Не желаете ли испить кофе? спросила она скорее из вежливости.
Благодарю! Не смею вас задерживать! ответил я, не желая обременять девушку своим присутствием.
Я знал многих, кто, располагая собственным временем, соглашался отнять его у этого доброго человека, а потому часто видел Лидию на работе поздним вечером, доделывающую накопившиеся за день дела.
Наконец я пришел в прокуренный машинно-декорационный цех, где меня уже ждал наш заведующий постановочной частью низкорослый, коренастый, лысеющий мужичок Батян с сигаретой во рту. Мы молча обменялись рукопожатием. Грязный электрический чайник испускал струю манящего пара. Батян отхлебнул из почерневшей изнутри кружки глоток крепкого черного чая и сказал:
Садись. Перекури. Через пять минут пойдем работать.
Ждать сегодня нам было больше некого, ведь в небольших театрах часто бывает так, что один человек занимает несколько должностей. Вот и Батян наш не был исключением, и помимо того, что являлся завпостом, был у себя в распоряжении машинистом сцены, а еще до кучи и водителем грузовой «газели», необходимой для транспортировки декораций в другие театры во время гастролей.
Выждав несколько мгновений в состоянии анабиоза для лучшей настройки на рабочий лад, я собирался было уже приступить к выполнению своих должностных обязанностей. Но не успел я толком сосредоточиться, как меня окатил резким радостным возгласом «Колька, привет!» единственный действительно живой человек во всем этом рассаднике уныния. Это оказался мой друг артист театра Санька, паренек немногим за двадцать, росту в нем было метр семьдесят пять, коренастый, кудрявый и всегда непременно веселый. Он и в этот «последне-помпейский» день пребывал в добром расположении духа и сейчас смотрел на меня широко улыбающимися глазами и вдобавок ко всему скривил рот в радушной улыбке, коей он одаривал всякого хорошо знакомого ему человека. Сашка буквально выхватил меня из кресла и сильно стиснул в дружеских объятьях.
Друг мой Колька! начал он, не переставая при этом улыбаться что есть мочи. Ты помнишь, мы, размышляя о смысле жизни, вдруг пришли к выводу, что нам просто необходимо встряхнуться, развеяться, сделать что-нибудь безумное?
Конечно помню, согласно замотал головой я, не торопясь при этом покидать всеобщего угнетенного состояния и тем более выкидывать из головы важные мысли, касающиеся только завпоста, меня и установки декораций нами же.
Ну, так вот: бросай свои дела, собирай все необходимое и поехали!
Постой! Куда поехали? У меня премьера! И у тебя, кстати, тоже, поспешил ответить я, теряя в уме план установки декораций к спектаклю.
Жду тебя на сцене, бросил мне Батян, гася сигарету в одной из набитых бычками чашек, заменявших пепельницу.
Я работаю в дубле. Пойдем! Дорогой все расскажу, продолжил Санька, утаскивая меня прочь из монтировочной.
Наконец, когда мы вышли на улицу, я сел на скамейку, а он встал прямо напротив меня, сделал еще более эпичный вид и выдал на одном дыхании: «Мы едем в далекое сказочное приключение, а точнее, к бескрайним морям, тропическим лесам и непролазным джунглям, и все это автостопом».
Мысль эта была, конечно, безумней некуда: на носу премьерный спектакль, денег как не бывало, да и погода не располагала, не говоря уже о том, что из нашей страны к тропическим лесам и непролазным джунглям автостопом вообще попасть довольно проблематично Однако в тот самый миг, когда Санька объявил мне о наших грандиозных планах, в небе на мгновение в аккурат над его головой вдруг показалось солнце. Оно было едва различимо в покрытом поганой изморосью небе, но все же лучилось над его головой, словно нимб. И тут меня невольно посетили мысли о том, что это сам господь всемогущий мне сейчас через Саньку поведал о паломничестве нашем. Конечно, совпадение это было или взаправду, меня уже не интересовало, иногда нужно бросить все и развеяться, чтобы стало ясно, что делать дальше. Тем более терять мне было нечего семьей к своим двадцати трем годам я так и не обзавелся, а схоронив год назад мать, я сделался редким гостем у своего отца или у кого-либо из братьев и сестер. Я стал в некотором роде отшельником. А посему причин особо веских отказывать своему другу в этом безумии я не видел.
А пойдем, уговорил! ошарашил я его столь скорым согласием на авантюру подобного рода. Только помогу Батяну сегодня с декорациями и позвоню одному товарищу, который ищет работу. Порекомендую его на свое место.
Отлично! ответил Сашка. Встретимся у меня дома через три часа.
С этими словами Санька так же внезапно исчез, как и появился. Солнце тут же выключилось, и небесное полотно вновь приняло размазано-серый вид.
Я вернулся к работе. Мы с Батяном довольно быстро закончили с установкой декораций, после чего я сообщил ему о своем намерении уйти и дал номер телефона потенциального монтера. Я давно чувствовал, что этот разговор вот-вот случится, ведь не скрывал, что ищу другую работу, так как мне не нравится то, что труду моему в этом месте соответствует несоразмерно малая заработная плата, а также невообразимо грубое отношение власть имущих по отношению к вверенному им служащему персоналу.
Я спустился в административный корпус, вошел в хорошо освещенный и дорого обставленный мебелью кабинет, где меня уже ждали директор театра в лице невысокой женщины лет пятидесяти, а также рослая властная и не скупая на грубости женщина лет шестидесяти, которая занимала пост главного режиссера театра. В подобных заведениях новости распространяются быстрее ветра. Ты еще только думаешь о чем-то в одной стороне театра, а в другой уже об этом говорят.
Начальницы приказали мне сесть, видимо, чтобы тем более доминировать над моей личностью, и, как две злые мачехи, завели очень неприятный разговор, пропитанный моралью и нотациями.
Мы знаем, начала главреж, что ты собираешься от нас уйти! И хотим знать, куда?
Конечно, было глупо отчитываться перед ними, однако было бы еще глупее отмалчиваться. Поэтому я ответил, что собираюсь уехать в другой город. Дальше началось что-то в стиле: «Кому ты там нужен? Ты без нас пропадешь! Мы тебя приняли в свою театральную семью» В общем, не сказали ничего жизнеутверждающего, а напротив, только деморализующее. Итогом всему этому оказалось написание мной заявления об уходе по собственному желанию. Уволился я за один день, взяв в счет двухнедельной отработки дни отпуска, которые еще не успел отгулять. Потратив на бюрократические дела еще добрых сорок минут, я наконец выбрался из театра и взял курс на улицу, где жил Саня.
Через пятнадцать минут недалеко от места назначения навстречу мне попался сам Саша.
Где ты пропадал? крикнул он, завидев меня издали. Я уже решил идти тебе на выручку.
Да я увольнялся из театра! ответил я, не зная еще точно, радоваться мне этому событию или нет.
Санька ненадолго удивился, а потом разразился бодрящим смехом.
Ну ты даешь! Молодец! Ну, это даже к лучшему, пойдем!
Мы бодро вышагивали по мостовой, обсуждая возможные маршруты и повороты событий. Театр остался где-то далеко позади вместе с мыслями о моем увольнении с работы. Да и плевать, давно надо было что-то менять в своей жизни. Нас ожидал мир, полный приключений и незабываемых событий.
ГЛАВА 2. ПОСЛЕДНИЕ СБОРЫ
Мы вскарабкались по узенькой извилистой лестнице вплоть до последнего пятого этажа и зачем-то постучали в массивную железную дверь (по-видимому, с той целью, чтобы возвестить всех живых в этой квартире, что мы пришли). Затем Санька достал свой собственный ключ и открыл входную дверь самостоятельно, не дожидаясь пока кто-нибудь отворит ее изнутри.
На пороге нас встретила Манька, девчушка небольшого роста, худенькая без потери стройности, с зелеными любознательными глазами и темными нагло длинными волосами. Они уже давно жили вместе с Санькой и собирались даже пожениться, да только времени дойти до загса и расписаться все не хватало: то она на работе, то он по уши в приключениях. В общем, так и жили они по-семейному, но без штампа в паспорте. Кроме них в квартире еще обитали кот и кошка, но они, по-видимому, хоть и зависели в кулинарном и бытовом плане от хозяев, себя к их ячейке общества не очень-то причисляли, ибо относили свои персоны к существам, стоящим на порядок выше по интеллектуальному развитию, коих должно оберегать и обслуживать глупым людишкам. В отличие от обрадовавшейся нашему пришествию Мани, чудные представители кошачьей фауны одарили нас не более чем презрительными взглядами, а кошка даже лениво зевнула, чем еще более выказала свое пренебрежение к нам.