Нет, катаклизмы природы не волновали капитана Госавтоинспекции. За долгие
годы службы и летняя изнуряющая жара, и холодные тоскливые бесконечные осенние
дожди, и ядрёные зимние морозы, и сырые промозглые весенние ночи сделались не
замечаемыми, привычными, и даже необходимыми атрибутами профессии
издержками, так сказать, производства.
Теперь же, капитан, вздыхая с сожалением, думал о том, что до конца смены
остаётся всего ничего и «набомбить червонец*» из-за этого чёртового дождя вряд ли удастся. А червонец завтра вечером Валерию Михайловичу нужен позарез. Точнее, нужен «пятнарик»*, но «заначенная*» от жены пятёрка у капитана уже имелась. Вылерий Михайлович планировал завтра пригласить в «кабак*» Ираиду из отдела кадров.
На Ираиду капитан имел далеко идущие планы. Он давно и безрезультатно добивался её расположения. По слухам Ираида «крутила роман» с подполковником Голубцовым. Точно этого никто в отделе не знал со свечкой возле кровати не стоял но люди поговаривали вполголоса. А, как известно, дыма без огня не бывает.
Ираида девчонка классная. Валерия Михайловича «плющит и колбасит не по-детски»* при виде её миниатюрной стройной фигурки, белокурой головки, весёлых блестящих глаз, заразительного, чуть с хрипотцой смеха. Да, и потом Ираида «разведёнка», без комплексов. А «что ещё нужно мужчине чтобы встретить старость». Тем более что отношения с женой уже давно напоминали скорее лёд, нежели пламень и стремились к логической развязке, именуемой в народе простым, но ёмким словом развод.
Раньше Валерий Михайлович к Ираиде приближаться не решался, понимая что «подпал»* Голубцов козырная фигура, а не пешка, «борзости»* не потерпит, и упакует так, что «мало не покажется». Но недавно, по тем, же всезнающим слухам, подполковник с Ираидой расстался, поменяв её на девчонку помоложе из районной прокуратуры и у Валерия Михайловича появился шанс. Да и внутреннее чутьё подсказывало капитану, что он Ираиде нравится. По крайней мере, совершенно очевидно, что она выделяет Валерия Михайловича среди многих сотрудников. Стало быть, надо ловить момент. Свято место пусто не бывает и охотников на это место «до утопа». Взять хотя бы «следака-важняка»* Сашку Фролова, или майора Лёху Эйдлера известного в отделе «ходока» и волокиту.
***
Что-то происходящее за стеклом насторожило капитана. Валерию Михайловичу показалось, что по дороге скачет всадник. Всадник!?.. Не может быть! Откуда? Капитан помотал головой, чтобы стряхнуть наваждение, но всадник не исчез. А через несколько минут отчётливо послышалось лошадиное ржание. Наспех накинув плащ, с трудом преодолевая сопротивление ливня и порывов ветра, Пузырёв выбрался наружу и увидел самого настоящего всадника!
Школьная улица! Где Школьная улица!? Сквозь рёв ветра и грохот ливня прокричал мужчина. Лица всадника было не разглядеть. Его скрывала широкополая, «типа» ковбойской, шляпа.
В «скворечник» капитан вернулся растерянный и озабоченный.
Ты что Михалыч приведение увидел? Спросил напарник Толик. Молодой пацан-сержант.
Да понимаешь, там всадник был.
И ты его за превышение скорости штрафанул? Осклабился сержант.
Дурила, он это, ковбой.
Чего, чего? Оторвавшись от «тетриса»* уставился на Валерия Михайловича сержант Толян.
А то. Точно говорю. Чистый Клинт Иствуд. Весь такой: в плаще длинном, шляпе и у седла винтовка в чехле. Спрашивал Школьную улицу.
Так это, наверное, кто-то из «мосфильмовских». Может за «водярой», а может
по девкам полетел. Я их автобус на Володарского видел. Огромный такой «мерин» и
надпись «Мосфильм». Они в деревне Сердякино чего-то снимают. В профилактории на
Красина живут. Пацаны из районного отдела рассказывали, у них там каждый день такое
«бухалово» мама не горюй. И артисточки классные.
Вот гады киношные, ковбои «хреновы». Понаедут, сволочи, крутых корчат. Москвы им мало, что ли. Беззлобно подумал Валерий Михайлович. Так и двинуться запросто можно. Хорошо, что за смену не выпил ни стопки.
4
Соединённые штаты Америки. 1864 год
Совещание, на котором кроме нас с майором присутствовали все свободные офицеры форта и некоторые наиболее влиятельные штатские, начало моей вылазки было назначено на три часа по полудню. Замечено что в это время интенсивность обстрела спадает. Майор подготовил договор, и мы подписали его. Я уже присмотрел себе лошадей. Из всех имеющихся в форте я выбрал двух сильных и резвых кобыл и сильного необыкновенно быстрого молодого красавца жеребца. Больше, поразмыслив, решил в это опасное предприятие не брать. Мне их стало жалко. Пусть себе живут. Если прорвусь, и этих трёх хватит, а если нет, и сотня не поможет.
Я подготовил специальные уздечки сплетённые индейским
способом, таким образом, что бы запасные лошади могли свободно двигаться за мной, и при этом, если убьют или ранят одну из них или даже обеих, я легко смог бы освободиться от них, не потеряв темп движения.
Из оружия я взял любимый и точный карабин Генри* и надёжный, обалденно красивый, хотя и неудобный в перезарядке капсюльный револьвер Кольт Нэви*. Больше оружия брать смысла не имеет. Во-первых, помочь в моём отчаянном предприятии оно вряд ли сможет. Во-вторых, нарушать Первый Закон Перемещения* я всё равно не стану. Это я уже проходи, и перспектива вылететь из Института меня не прельщает.
Я завершил свою экипировку длинным плащом, какие носят
стрелки в этих краях и широкополой шляпой защитой от палящего солнца.
На все сборы ушло не более часа, и теперь я отрабатываю свой бросок из форта, наматывая круг за кругом, приучая коней друг к другу и слаженному движению в связке.
Время тянется необыкновенно медленно, а мне хочется только одного поскорее покинуть этот форт, успевший изрядно осточертеть своими бесконечными, изматывающими артобстрелами, смертями, нечеловеческими страданиями, кровью. И покинуть его надо теперь, когда сюда, по операционным историческим материалам движется крупный отряд Конфедератов и скоро здесь станет по-настоящему жарко. Да, и, потом, операция завершена и, по сути, меня больше ничего не связывает ни с фортом, ни с и этими людьми, неистово калечащими и убивающими
друг друга.
А может быть связывает?.. Я только теперь по настоящему понял что больше никогда не увижу этих отчаянных парней. Не увижу майора Гибсона, капитана Кэссиди, лейтинанта Таунсенда. Это самое тяжёлое в нашей профессии терять тех, к кому успел привыкнуть, кто мог бы стать при других обстоятельствах твоим другом.
***
Как считает Ленка, у меня особый талант притягивать всякие
неприятности и несчастья. Она ехидно шутит, что даже в раскалённой
Синайской пустыне, где Моисей сорок лет водил свой народ я запросто
умудрился бы отыскать лужу, да ещё и утонуть в ней. Это конечно
перебор, но изрядная доля правды присутствует.
Взять хотя бы теперешнюю операцию, на выполнение которой по плану отводилось шесть дней. У меня же сразу всё пошло не по плану и в результате я оказался в чрезвычайно опасном положении, из которого теперь приходиться выбираться, прилагая столько усилий, теряя драгоценное время и драгоценную энергию накопителя, подвергаясь ненужному, ничем не оправданному и смертельному риску.
Конечно, при проведении любой операции в незнакомом и чужом времени могут возникнуть нештатные ситуации, в той или иной степени, влияющие на результат её выполнения. От этого не застрахован ни один самый опытнейший и гениальнейший оператор. Никакая сверхмощная институтская аналитическая машина, вся команда аналитиков не в состоянии предвидеть разворота событий, с чем придётся столкнуться оператору в реальности.
Кто в Институте мог предположить, что какой-то мексиканский сопляк из убогой деревушки на Миссисипи возомнивший себя настоящим bandito* ухитрится украсть аппаратуру возвращения, и что бы вернуть её, я вынужден буду гоняться за мальчишкой почти неделю.
И, как результат я на две недели завяз в этом чёртовом форте.
***
До начала вылазки остаётся всего ничего. Я собран и готов. Огромным усилием воли подавляю страх и все мешающие теперь эмоции. Полностью сосредотачиваюсь на ожидании сигнала. Сейчас должны ударить орудия с бастионов. Ворота раскроются и.
Артиллерия форта начала ровно в три. Створы ворот распахнулись и всё завертелось.
Прижавшись к гриве коня, я летел, ничего не ощущая кроме
яростного свиста ветра. Я никогда так быстро не скакал. Время словно спрессовалось в бесконечность. Кровь бешено пульсировала в висках. Сердце колотилось так, что казалось, вот-вот расколет грудную клетку и вырвется на волю. Откуда-то, словно из другого мира, я слышал канонаду далёких артиллеристских выстрелов, но мне было не до них. Я мчался к спасительному перелеску. Он стремительно приближался, то ныряя куда-то вниз и скрываясь из виду, то стремительно и неожиданно появлялся, надвигаясь рывками, подобно кадрам старинного кинофильма. Пули всё чаще и чаще и всё ближе и ближе свистели вокруг.