Куда прёшь, злодей! заорала старуха. Понаехали тут, порядочным людям пройти невозможно!
Извините, не останавливаясь, буркнул под нос музыкант. Слово «злодей» его не обидело. Длинный горбатый нос и вытянутое узкое лицо делали музыканта похожим на театрального Мефистофеля.
С такой рожей и в музыканты, вообще стыд потеряли! продолжала орать старуха. Да я б не то, что на сцену, я бы на улицу не выходила с таким носом.
Тем временем мужчина прошел мимо стены Цоя, свернул в один из арбатских переулков и бесследно исчез.
Не менее интересным оказался и второй мужчина, который минут через десять появился у той же самой стены. На вид ему было за шестьдесят, среднего роста, с небольшим пивным животиком в дорогом сером костюме. Из украшений на нем был только золотой крестик на тончайшей золотой цепочке. Мужчина, настороженно оглянулся по сторонам, и, бросив взгляд на часы, стал изучать рисунки и надписи на стене. Одна из них несколько озадачила бывшего секретаря ЦК комсомола Егорова. Через всю стену неизвестный автор большими буквами написал о том, что «Цой-жив!». Нет, к Виктору Цою, который тридцать лет назад требовал перемен, у господина Егорова претензий никогда не было. Да и к демократам в бандитские девяностые он относился положительно. Егоров называл их массовкой, которая помогла небольшой группе товарищей из ЦК прибрать к рукам всю комсомольскую собственность в Москве, на Кавказе и в Крыму. Крымскую, правда, потом пришлось вернуть секретарю обкома Андрею Семченко и его боевой подруге, королеве подвалов Марго, зато остальное добро оказалось в надежных руках Егорова и его столичных коллег.
О своем комсомольском прошлом Егоров вспоминать не любил и все попытки журналистов раскрутить бывшего секретаря ЦК на откровенный разговор, заканчивались вызовом охраны. А вот сегодня рядом с ним не было ни охраны, ни личного водителя, и если бы журналисты узнали о посещении Егоровым Арбата, то они непременно забросали его вопросами о перестройке и приватизации госимущества. Но эта встреча готовилась в строжайшей тайне, что и дало возможность господину Егорову без лишней суеты получить в висок свои семь грамм свинца. Бесшумный выстрел из снайперской винтовки раздался ровно в 12 часов.
Потом у стены Цоя появилась полиция, «скорая», ФСБ и личная охрана господина Егорова.
Клиническая смерть
Барский обреченно смотрел на падающие в систему капли. Неожиданно у больного закружилась голова, и он полетел куда-то вниз, в пропасть.
«Надо дернуть за кольцо и раскрыть парашют», подумал мужчина, но ничего не сделал для своего спасения.
Потом он оказался в длиннющем черном тоннеле. И летел уже не вниз, а параллельно земле. Вдоль стен висели лампочки, но они не горели. Минут через пять он вырвался из темноты и увидел горящий факел. Один, другой, третий. И тут дорогу ему преградил сержант с карабином в руках.
Стой! Стрелять буду! громко крикнул сержант, направляя на него ствол карабина.
Стреляй! Я из «инфарктной» палаты, сообщил Барский.
Значит, ты уже готов к исповеди?
А ты кто такой, чтобы мне вопросы задавать? У входа в рай меня должен был встретить седой старик с бородой. Я его на картине видел, возмутился больной.
Ты же атеист, грешник. Тебе в рай не положено, радостно сообщил сержант. Я тебя сейчас пристрелю, и мы навсегда закроем тему.
С каких это пор у входа в рай расстреливают тех, кто пришел к ним сам?
Я часовой, лицо неприкосновенное, сообщил сержант. И убить тебя должен был еще при твоей жизни, но не смог.
Струсил? уточнил больной. Разговор с часовым в советской военной форме ему не понравился.
Да, я не смог выстрелить из этого карабина, зло крикнул сержант. Если бы тогда я убил тебя, то все было б иначе.
И за что ты меня хотел убить? спросил Барский.
Ты девушку у меня увел.
Из-за бабы мужика убивать? Глупо, больной внимательно посмотрел на сержанта, но так и не вспомнил, кто он и откуда. Ты, хоть, скажи, как ее звали. А то умру и не узнаю, из-за кого пострадал.
Ее Матильда звали, сообщил сержант, передергивая затвор.
Хорошо, хоть не Наташа, чему-то своему улыбнулся Барский. В Турции все русские бабы «Наташи». Не было у меня Матильды. А Наташи были. Может, ее Наташа звали?
Из-за бабы мужика убивать? Глупо, больной внимательно посмотрел на сержанта, но так и не вспомнил, кто он и откуда. Ты, хоть, скажи, как ее звали. А то умру и не узнаю, из-за кого пострадал.
Ее Матильда звали, сообщил сержант, передергивая затвор.
Хорошо, хоть не Наташа, чему-то своему улыбнулся Барский. В Турции все русские бабы «Наташи». Не было у меня Матильды. А Наташи были. Может, ее Наташа звали?
Нет, Матильда, стоял на своем военный.
Ошибочка вышла, сержант. Ты все перепутал. Не знаю я никакой Матильды. И тебя первый раз вижу! повысил голос Барский. Его утомил этот пустой разговор.
Матильда моя жена, неожиданно признался сержант. Перед смертью она клялась, что ты у нее был первый. Из-за чего я был обречен воспитывать твоего сына.
О покойницах только хорошее. Всему вас, дураков, учить нужно.
Это не она, я умер. Матильда теперь вдова, плачет по мужу, потому что изменила мне. Она так и сказала, если б не гуляла до замужества, то в нашей жизни всё было б иначе.
Сержант поднял карабин и нажал на спусковой крючок. Пуля пролетела рядом с больным, но в него не попала.
Придурок, левее надо было брать, левее! На моем карабине прицел сбит, крикнул Барский, вырывая из рук сержанта оружие. И в этот момент он услышал голос того, кто должен был встретить вновь прибывшего у ворот рая. Это были раскаты грома, временами превращавшиеся в слова.
Я даю тебе шанс, гремел невидимый создатель. Шанс, всего один шанс! Вернись и исправь всё!
А что исправить-то? Я, вроде, правильно жил. Государству не изменял, на демонстрациях портреты генеральных секретарей носил, а вера в бога у нас была запрещена. За крестик на шее могли и в психбольницу на лечение отправить. Так, что я должен изменить на земле, чтобы мне и после смерти жилось не хуже?
Но ответа не последовало. Лишь где-то вверху громыхнул, уходящий вдаль гром и сверкнула змея-молния. Она подожгла землю, и Барский, спасаясь от огня, бросился в черный тоннель.
Потом больной летел куда-то вниз, распугивая выстрелами из карабина огромных крыс. Ему казалось, что он летит уже целую вечность. Неожиданно в конце тоннеля мужчина увидел яркий безжизненный свет и преследующую его черную тень. Барский обернулся. Вслед за ним летел скелет человека с черными отверстиями вместо глаз. На нем была военная форма, но не такая как у сержанта.
Больной попытался определить род войск, в которых служил преследовавший его военный, но сделать это не успел. Его отвлек голос соседа по койке.
Я же говорил, что он станет четвертым. Четвертым покойником за последние сутки на этой кровати. Костя, давай мандарин, я выиграл.
Погоди, надо врача позвать, пусть подтвердит официально, отмахнулся от Василия Петухова толстый неповоротливый мужик с одутловатым лицом. Барский отчетливо видел мужчин сквозь железобетонную стену тоннеля.
Не надо ничего подтверждать. Он умер, я выиграл! Давай мандарин, размахивая руками, прокричал Петухов. Договор дороже денег!
«Суки, они еще пари заключили. Выживу, убью всех, а первым, Петухова, пронеслось в голове у больного. В этот момент где-то рядом сверкнула молния, и загремел гром. Грохот был такой силы, что рухнула бетонная стена, которая отделяла мужчину от мира живых. Неужели создатель и вправду дал мне шанс, чтобы я смог всё изменить и наказать тех, кто заслужил?!».
Убийство у стены Виктора Цоя
Полковник Геннадий Иванович Морозов на место происшествия приехал одним из первых, но красными корочками не размахивал и в работу следственно-оперативной группы местного райотдела не вмешивался. Он стоял в стороне и нервно раскуривал трубку. С трубкой в зубах Морозов был похож на известного литературного героя, но в отличие от Шерлока Холмса на его голове не было шляпы, и он не играл на скрипке. На вид Геннадию Морозову было около пятидесяти. В ФСБ ему поручали расследование самых запутанных дел. На этот раз Морозова подключили к поиску таинственного снайпера. Это было уже пятое «заказное» убийство крупных предпринимателей в Москве.
Минут через пятнадцать к полковнику подошел мужчина в кожаной куртке и фуражке «аэродром». Такие фуражки в конце девяностых носили в Москве жители солнечной Грузии, а в 2018-ом фуражку «аэродром» можно было увидеть на голове только одного человека «мандаринового короля» Мичуринского рынка. Мандаринами на рынке в свободное от основной работы время, «приторговывал» оперативник из ФСБ Андрей Козырев.