#
В общежитии царила веселая суматоха. Первое сентября, начало учебного года, чем не праздник? Особенно для первокурсников. Собственно из-за них, еще не запомнившихся вахтерам, забывали о пропускном режиме. Турникет лязгал безостановочно, штанги его крутились то в одну, то в другую сторону. Сидевшая за перегородкой тетя Лида, конечно же, отличала новичков от старшекурсников, но махнула рукой на дисциплину и только изредка, когда уж чересчур громко звенели бутылки в сумках, прикрикивала:
В одиннадцать закрываю! Кто не уйдет, останется до утра!
Сергей вышел из лифта на седьмом этаже просто наугад и встретил Юрку Лазикова.
О! воскликнул тот.
Они пожали руки друг другу и через мгновение оказались в чьей-то комнате, похожей на купе в спальном вагоне. Семеро студентов сидели на кроватях напротив друг друга. В узком проходе стояли табуреты, заставленные стаканами и водкой.
Заходи, чуваки! Как раз два стакана лишние!
Как это лишние?
Водки всегда не хватает и лишней она не бывает! раздался бас Гриши Домина, хохмача и рифмоплета.
Да возьмите стаканы, в конце-то концов! потребовал сидевший рядом с ним парнишка.
Его руки были заняты газетным свертком, грозившим развалиться в любую секунду. Кто-то взял бутылку и разлил водку. Друзья разобрали стаканы. Сверток выскользнул из рук на освободившееся место. Парнишка расправил вымокшую газету, и ребята увидели щедрую груду из ломтиков домашнего сала, соленых огурцов и черного хлеба.
За что пили?
Много за что!
За родителей пили?
За родителей одного раза мало!
За родителей стоя!
Чуваки! За родителей!
Сергей выпил стакан водки, шумно выдохнул, вкусно закусил кусочком черного, бородинского хлеба и по-настоящему почувствовал, что лето кончилось, впереди новый учебный год. Странно думать было и не верилось, что студенческая жизнь может оборваться! Вдруг взять и закончиться! Из-за дурацкого бухгалтерского учета и курсовой!
То и дело кто-то заглядывал в комнату, мелькали друзья и те, кого знал и помнил только в лицо. Кто-то присоединялся, опрокидывал пару стаканов и вновь исчезал. Под кроватями перекатывались пустые бутылки, пили много, по очереди бегали в магазин на улицу Космонавтов, возвращались, преувеличенно твердой походкой проходили мимо тети Лиды, и только предательский турникет цеплялся штангами, в сумках звенела стеклотара и в спины летело:
В одиннадцать закрываю!
За дверьми послышалась музыка. Кто-то выставил магнитофон, и в лифтовом холле началась дискотека.
Ну! Еще по одной и пойдем, потанцуем!
Появилась смутно знакомая девчушка, кажется, с финансово-экономического факультета. Она одолела половину стакана, Юрка Лазиков осушил его до дна и увлек гостью в соседнюю комнату.
Сергей вышел в коридор. И здесь напрашивалось сравнение с вагоном дальнего следования: гул, суета, мест в купе не хватает, а провожающие и путешественники напрочь забыли, кто остается, а кому до одиннадцати нужно сойти. Ночь предстояла транзитная: многие назавтра отбывали в Тучково, на «картошку». Только что въехав, побросав вещи и отложив сборы на предстоящее тяжелое утро, студенты бродили из комнаты в комнату, с этажа на этаж, от застолья к танцулькам, от танцулек к застолью, и то сходились в кружки, то разбивались на пары, ищущие укромных, порою укромных весьма условно, уголков, менее стойкие пропадали для общества, провалившись в одинокие, хмельные сны, больше похожие на беспамятства, но всюду царили веселый гомон, ребячество, кураж!
#
Сергей пошел к лифтовому холлу, откуда доносилась композиция Криса де Бурга «The lady in red», и заметил впереди знакомый цвет сушеных на солнце помидоров. Он не удержался, поспешил, опасаясь, что кто-нибудь пригласит ее танцевать. Она стояла, прислонившись к стене спиной. Рядом привалилась к косяку плечом еще одна девушка с вымученным лицом.
Привет, соседка! Сергей остановился и смотрел прямо в глаза.
Ларис, пошли отсюда, не обратив на него внимания, взмолилась ее подруга.
Тебя, значит, Ларисой зовут. А меня Сергеем!
О, господи, протянула вторая девушка. Ларис, пойдем! В одиннадцать закрывают
Девушка с волосами цвета сушеных на солнце помидоров на стенания подруги не реагировала. Она улыбалась и молча смотрела в упор на Сергея, глаза ее блестели так, словно любопытство снедало ее: что дальше?
Привет, соседка! Сергей остановился и смотрел прямо в глаза.
Ларис, пошли отсюда, не обратив на него внимания, взмолилась ее подруга.
Тебя, значит, Ларисой зовут. А меня Сергеем!
О, господи, протянула вторая девушка. Ларис, пойдем! В одиннадцать закрывают
Девушка с волосами цвета сушеных на солнце помидоров на стенания подруги не реагировала. Она улыбалась и молча смотрела в упор на Сергея, глаза ее блестели так, словно любопытство снедало ее: что дальше?
Так ты, значит, моя соседка? спросил Сергей.
Соседка. Я на Тихвинской улице живу.
Да? А это где? Я такой улицы даже не знаю
Это рядом с Сущевским Валом.
А-а, вот оно что! и он подхватил песню Криса де Бурга. The lady in red, my lady in red, I love you
Вроде бы я в белом, улыбнулась Лариса.
В магнитофоне крутилась кассета, как говорится, со «сборной солянкой», собранной владельцем по своему вкусу. Следующую песню исполнял неизвестный русский певец из числа тех, что воспользовались горбачевскими послаблениями и выскочили за последний год в огромном количестве неизвестно откуда. «Чистые пруды, застенчивые ивы, как девчонки, смолкли у воды,..» медленно вытягивал голос с легкой, едва уловимой хрипотцой.
Пойдем танцевать, предложил Морозов.
Лариса отрицательно покачала головой. Сергей взял ее за грудь. Мячик, податливый и упругий одновременно, ожил в руке, через тонкую рубашечку пыхнуло жаром, накопившимся где-то под жгучим солнцем, под которым помидоры превращаются в деликатес призывно медного цвета. Морозов прильнул к ее губам. Покрытые бронзовым загаром руки обхватили его шею. Целовалась Лариса упоительно сладостно.
Я вам не мешаю? устало спросила ее подружка.
Нет, сказал Сергей.
Неожиданно Лариса отстранилась и, словно забыв о кавалере, направилась к выходу на лестницу. Ее подруга оглянулась, с досадой вздохнула, но не сдвинулась с места.
Куда это она? спросил уязвленный Сергей.
Чугункина увидела, пояснила девушка.
Андрей Чугункин с приятелем, привлеченные музыкой, только что появились в холле. Они стояли у лестницы и плотоядными взглядами изучали контингент, решая: остаться ли здесь или двинуться по другим этажам? Заметив Ларису, Андрей сник и что-то пробормотал товарищу.
А что ей Чугункин? спросил Морозов.
Они с мая гуляют. Она все не успокоится. А он бортануть ее решил, если тебе интересно, поведала девушка, тяжело вздохнула и выругалась. Твою мать! Эта карга закроет сейчас и придется по решетке со второго этажа вылезать!
Да чего тебе! Места что ли переночевать не найдешь? Или тебе на «картошку» завтра?
Пятый курс, мы не едем на «картошку».
Ну и чего тогда? Или мама с папой ждут? ехидно спросил Морозов.
Муж, в очередной раз вздохнула девушка.
А-а! Ну, извините.
Вернулась Лариса. В глазах даже намека на обиду не было, словно забыла она о том, с кем гуляла с мая месяца, ровно в ту секунду, как повернулась к нему спиной.
Они целовались, Сергей беззастенчиво мял ее жаркую плоть, и только подруга ее беспрерывно канючила:
Ларис, хватит дебелизмом заниматься! Мы идем или нет?!
Ладно, идем
#
Счастье ваше, что я только легла, еще уснуть не успела, ворчала тетя Лида, громыхая дверьми.
Они шли пешком, и дорога до метро «ВДНХ», с частыми остановками, с опьяняющими поцелуями заняла целый час, и, кажется, не дошли бы и вовсе, если бы не понукания неприкаянной подруги. Возле станции она кинулась стрелять «двушку» у редких прохожих. Сергей и Лариса все целовались и целовались, не замечая ни людей, выходивших из метро, ни постового, грызшего семечки. Оживившийся милиционер несколько минут присматривался к ним, но, решив, что их опьянение за пределами его компетенции, энергичными хлопками стряхнул с ладоней шелуху и ленивой походкой побрел вокруг станции.
Подруга раздобыла «двушку» и нырнула под козырек телефона-автомата. Разговор ее не заладился. Вернувшись, она с тяжелым вздохом сообщила, что больше никуда не спешит.
Ну и отлично! воскликнула Лариса. Я тебе говорила, что он дурак! Переночуешь у меня, предки еще неделю на даче
Последние слова воодушевили Сергея, и втроем они спустились в метро, с пересадкой на станции «Проспект Мира» добрались до «Новослободской», а оттуда пешком до Тихвинской улицы. Здесь Морозова ждало жестокое разочарование. Лариса с пониманием отнеслась к тому, что в метро он уже не успеет, и пустила его в квартиру. Но с неожиданной решительностью пресекла клубничные поползновения. Девушки вдвоем заняли родительскую спальню с широкой кроватью. Юношу Лариса отправила коротать одинокую ночь в свою, маленькую, комнату, и он стоически смирился, списав финальное фиаско на превратности лунного календаря.