Прямо как Рик. Согласно заложенной программе.
Физиология идентична, как вы знаете. И, если бы не дизайн, мы бы вряд ли сходу отличили гемода от человека.
Похоже, никто не ожидал, что разговор пойдет в таком русле. Что из проповеди с согласным киванием и поддакиванием превратится в дискуссию. Несколько человек несмело тянут руки. Девушка в объемном шарфе хмурится и так втягивает голову в плечи, что ее лицо почти совсем скрывается за складками ткани. Иванна вертит в пальцах маркер. Лидка смотрит на меня с испугом, на побледневшем лице яркие губы и глаза кажутся нарисованными.
Рассматривать вопрос лишь с физиологической стороны было бы неверно, Читков до сих пор улыбается, и его улыбка фальшивей, чем у Рика. Скажите, Марта, вы видите в них людей?
Вопрос не в том, что или кого вижу в них я. Вопрос в том, что или кого видят те, кто их калечит. Я вспоминаю розовое от ожога лицо в бликах от блесток. Вспоминаю Ксо с негарантийным повреждением выбитым глазом. Что или кого видят те, кто их убивает. И те Замолкаю на секунду, подыскивая нужные слова, которые не звучали бы столь чудовищно. Вспоминаю последний цех, голову в холодильнике. Другие, мягкие слова не находятся: И те, кто их ест.
Поднятые руки тех, кто хотел возразить мне, замирают. Жалко нарушать эту тишину. Хочется надеяться, что сейчас вот эти все и в шарфиках, и в рубашках с попугайчиками, и обычные ребята, забредшие в интересное место на интересную тему что сейчас они думают. Дружно думают над чудовищностью происходящего, которую так ловко спрятали в новостях, выдав вместо сводок Савина, осуждающего несовершенные законы.
Давайте так, Иванна поправляет очки. Мы знаем, что гемоды это искусственные организмы, созданные человеком для удовлетворения разнообразных потребностей. И связанные с этим вопросы еще недостаточно урегулированы
Коммуникатор пищит, я хочу сбросить, но вижу, что от Макса.
Прошу прощения, срочный звонок, и нажимаю «принять».
У нас вызов, говорит Макс. Поедешь?
Я в «Черной рыбе». Выйду к метро, выезжайте.
Вот так, стоит ненадолго забыться
Автомобили снуют по проспекту, люди проходят мимо. Много их сегодня. Ах, да пятница ведь!
Стою под деревом, не опасаясь остаться незамеченной: Рик разглядит. Ближайший фонарь моргает нервно перегорит скоро. Промозгло. Погода испортилась. А может, это я изнутри мерзну от предчувствия всего, что увижу. И от страха, что в этот раз жертвой может оказаться не кто-то из пропавших двадцати шести, а опытный образец А-46. Или А-47, 48 сколько их там на самом деле?
Министерская машина останавливается у бордюра. Запрыгиваю на боковое.
Что там? Опять?
К счастью, на этот раз нелегальные рабочие. Четверо отощавших, серых от усталости и недосыпа, но послушных, как телята, гемодов.
Как их достали мы еще разберемся, участковый деловито поправляет фуражку. Их тут вместо стройбригады: работают быстро, все на совесть делают, да еще и лишнего не сболтнут. Они это немые все. Их же починят? Или за письменный доклад посадить?
Гемоды стоят, сутулясь, покачиваясь, и смотрят прямо перед собой: глаза на бледных лицах как угольки, поредевшие волосы, тяжелые от грязи, висят сосульками.
Позвоню в корпорацию, им нужна медицинская помощь. Потом допросите.
Да ладно, отмахивается участковый. Им-то что? Жалеете, что ли? Они ж все равно не люди.
А мы?
* * *
Хорошо, что у меня нет выходных, в общепринятом смысле: не так обидно за испорченную пятницу. Дома тихо и привычно спокойно. Если не включать свет, можно долго смотреть на небо, различая переливы оттенков: синий, серый, фиолетовый, голубоватые прожилки, вкрапления бирюзы. Но сейчас мне не хочется сидеть в темноте, освещение включено на максимум, и за окнами чернильная тьма.
Напиться бы, но в одиночку как-то совсем грустно. Косте звоню не отвечает. Занят, видно, до сих пор. Включать телевизор не хочется. Открыв лэптоп дома с ним удобней все же, чем с виртуальным экраном устраиваюсь на кровати за чтением новостей. Натыкаюсь на новые Лидкины фотки: только что выложила, похоже, в «Рыбе» и фоткались. Сидят вокруг невысокого столика. Чай в разномастных кружках, печеньки на блюдечках. Надо бы ей, кстати, позвонить, а то я сбежала, воспользовавшись пусть и неприятным поводом, оставив ее одну.
Лидка тоже долго не отвечает, и я уже думаю сбросить, когда в динамик врывается грохочущая музыка и голос:
Марта, подожди, я сейчас на улицу выйду!
Музыка понемногу гаснет, я слушаю Лидкино дыхание, чьи-то выкрики, смех. Потом:
Ну, говори, куда это ты убежала? Макс, что ли, снова на вызов попросил? Могла отказаться, так интересно было! А мы потом в клуб пошли, в «Инфинити». Ну, помнишь, я тебя звала туда? Мы тут с Иванной, с другими ребятами Читков тоже побыл немного, потом ушел. Он такой, Лидка понижает голос, хихикает, скучный и смешной немного. Жаль, конечно, Савина не было, но все равно классно!
Что ж, значит, Лидка не в обиде.
В общем, вам там не скучно, выдаю просто, чтобы поддержать беседу. Как они с народом из «Рыбы» веселятся мне неинтересно.
Не! радостно выдает Лидка. Ой, сейчас я тебе фотку скину приколешься!
И тут же мигает иконка сообщения. Открываю и несколько мгновений смотрю в полной уверенности, что глаза меня обманывают. Но сколько ни моргай, картинка не меняется: довольная Лидка сидит за столиком, перед ней на тарелке рука. Просто кисть. Отдельно от всего.
Муляж, это я не Лидке, сама себе. Убеждаю. Но она еще на связи. Смеется.
Не, Марта! Это съедобное!
В смысле? наверное, я все-таки заснула, и этот разговор с подругой мне снится. Гемоды их же нельзя, незаконно.
Марта, ну ты что! Какие гемоды! Это обычная телятина, просто сделано так. Ну, по приколу, понимаешь? Лидка театрально вздыхает. Темный ты человек, Смирнова! У тебя в магазине под боком такое уже пару месяцев продается! Целый прилавок. Вовремя запустили, под Хэллоуин точно разметут!
Выдыхаю. Мысленно делаю пометку: как пойду в магазин добраться-таки до мясного прилавка. Слишком долго соображаю, что сказать, Лидке становится скучно.
Ладно, я побегу обратно, а то подмерзла уже
Ага, выдаю машинально. Повеселись там.
И еще несколько секунд слушаю в динамике шипящую тишину.
Окна моей квартиры-студии, ничем не занавешенные, теперь давят. Огромные черные прямоугольники. Сейчас бы веселеньким тюлем задернуть, спрятать за жалюзи, но, наверное, сквозь прорехи в ткани, сквозь щели будет пробиваться эта внешняя чернота.
Обновляю Лидкину страницу на экране лэптопа. Она успела выложить ту фотку, которую присылала мне. И еще одну, где моя подруга, кокетливо улыбаясь, держит на вилке ухо, неотличимое от настоящего. Человеческого.
Выбраться из теплой постели трудно, только я понимаю, что не смогу спокойно заснуть, не увидев своими глазами. Магазин работает круглосуточно, до него через двор и дорогу перейти. Недалеко, в общем. Людей мало: степенные пары нагребают полные тележки салатных пучков, овсяных хлопьев, детского питания, пестрых мочалок для посуды и жидкого мыла в больших банках.
Охранник провожает настороженным взглядом, а я быстро прохожу мимо овощей, мимо хозтоваров и акционки и замираю у прилавка в мясном отделе. Там на полке в упаковке из пищевой пленки уши. Человеческие. А правее пальцы. Кажется.
Поднимаю взгляд. Веселая вывеска, на ней лохматый здоровяк с дубиной: «Лавка людоеда». И ниже: «продукция из натуральной говядины».
Костя снова не отвечает, но теперь-то я знаю, как до него добраться. Открываю почту, отправляю ему Лидкину фотку. Минуту спустя коммуникатор начинает пищать.
Это кто? Где? Это что такое? сходу сыплет вопросами Векшин.
Привет, отвечаю. Это моя Лидка в ночном клубе «Инфинити».
Там что Черт. Когда? Ребят сейчас дерну
Не надо. Там законно все. Это говядина, если что. Натуральная.
Пауза. Потом:
Не понял. Бутафория что ли?
Да как сказать. Вполне съедобная бутафория. Сейчас тебе еще фотку кину Только что в магазин выбежала, их прилавок нашла. Охрана косилась, так что фотка смазанная, но разглядеть можно.
Отправляю. Костя молчит. Долго.
Вот же выдает наконец. В голосе его уже не злость усталость.
Что с этим делать, Костя? спрашиваю.
Не знаю я, что с этим делать, отвечает Векшин, и от этого признания у меня холодок по спине. Все идет к тому, что они это легализуют.
Что «это» нам расшифровывать не надо.
Угу. И у тебя поубавится работы.
Да. Их не надо будет красть. Все по закону. Ферму откроют, может. В магазине еще один прилавок поставят.