Милый, вставай, негромко произнесла она, тормоша парня за плечо. Сережа, пора завтракать.
Титов открыл глаза, потянулся, взял Танину кисть и, поцеловав в ладошку, приложил к своей щеке. Эта ладошка была маленькой частичкой дорогого и родного человека.
А, может, мы еще поспим? предложил он, закрывая глаза.
Нет, дорогой, вставай. Смотри, какое небо ясное.
Парень открыл глаза, и Таня почувствовала, как его рука медленно сжимает ее ладонь.
Сначала тебя поцелую, а потом встану.
Но девушка догадалась, в чем подвох и резким движением высвободила свою ладонь и вскочила на ноги.
Ах, ты хитрец! Я так и знала! смеялась Таня.
Танюша! Один поцелуй, пожалуйста!
Кофе стынет, не соглашалась та.
Обещаю, торжественно произнес Титов, закинув руки за голову. Один цем, и я встаю.
Знаю я, один твой цем! Растянется до полудня. Вставай! Я жду в кухне.
Любовь моя, сказал, улыбаясь, Сергей.
Таня остановилась в дверном проеме и, слегка наклонившись вперед, послала парню воздушный поцелуй.
Это тебе, любовь моя, один цем, сказала, улыбаясь, девушка и вышла.
Сергею ничего не оставалось, как встать с кровати, надеть льняные брюки, и через минуту влюбленные вместе сидели на кухне, жевали бутерброды и запивали ароматным кофе.
Значит, говоришь, погода хорошая? спросил парень, глядя в окно.
Сергей помнил, как вместе с Татьяной решили, что в случае безветренной и ясной погоды они отправляются к морю. Последний месяц весны отличился каждодневными дождями с громом и грозами. Лето же, напротив, начиналось днями сухими. Хотя солнце нередко накрывалось хмурыми облаками.
Глянь, какое солнышко на небе.
Одно солнышко на небе греет, другое рядом сердце, что еще нужно для счастья? спросил Титов.
Еще тебе нужно окончить проект, сказала она, кусая бутерброд.
Над которым, к сожалению, много работать. А из этого следует?
На море мы сегодня не идем? вопрошала возлюбленная.
Из этого следует мы идем на море, а по возвращении я занимаюсь проектом, а ты готовишь обед.
Согласна, улыбаясь, ответила девушка и глотнула кофе. Но ведь ты мне поможешь?
Нет, родная, даже не уговаривай.
Эх, вот и вся любовь, сказала Таня, и, подняв глаза к потолку, сжала губы и хмыкнула носом.
Сергей молчал и любовался. Ему нравилось, когда она так делала. Был шанс, что она сделает так еще раз, и он выжидал.
Девушка скосила глазки в его сторону, вернула их в прежнее состояние, хмыкнула снова и снова скосила глаза.
Парень рассмеялся.
Радость моя, сказал он. Не стоит меня шантажировать моими чувствами. Ты же знаешь, у меня много работы, а сроки поджимают, ответил Сергей и, поднявшись из-за стола, поцеловал девушку. Спасибо за завтрак. Собираемся?
Собираемся, ответила возлюбленная, мобильные телефоны оставляем дома?
Оставляем. Отдыхать нужно, отдыхая.
Глава 2
Где-то, выше неба, на белоснежном облаке, находились двое братья Рим и Канн. Одеты они были в белые туники и сандалии. А их головы украшали золотые лавровые венки. По внешнему виду они напоминали древних римлян, но на самом деле были богами. На вид обоим было лет по сорок, если, конечно, богам можно определить возраст.
Один из них, светловолосый толстячок невысокого роста маялся от скуки. Развалившись в кресле и закинув ноги на пуфик, он не знал, чем себя занять. Его лавровый венок сполз на левый бок и прикрыл собой глаз. Но, видно, это не составляло помеху. Да что венок, прикрывший глаз! Казалось, если ему сейчас на нос сядет комар, воткнет свое тонюсенькое жало в кожу и начнет высасывать кровь, тем самым вызывая неимоверный зуд Рим не обратит на него никакого внимания. Глядя на толстяка, его можно было даже пожалеть, настолько ему было скучно.
Второй бог, наоборот, был строен и высок. Он также находился в кресле, но, в отличие от брата, сидел ровно. Его венок расположился, как и подобает, прижав к голове прямые темные волосы. Все его внимание было сосредоточено на большом мониторе, висевшим в воздухе напротив, на котором появлялись и исчезали пары людей разного пола и возраста. Канн внимательно изучал их, словно кого-то выискивал.
Ка-а-нн! позвал толстяк, растягивая слова, словно ему было невмоготу говорить. Ну что там, Канн? Что там, на Земле?
Чуточку терпения, дорогой брат. Чувствую просвет в нашем деле, не меняя серьезного выражения лица и не отворачиваясь от монитора, ответил Канн.
Ка-а-нн! позвал толстяк, растягивая слова, словно ему было невмоготу говорить. Ну что там, Канн? Что там, на Земле?
Чуточку терпения, дорогой брат. Чувствую просвет в нашем деле, не меняя серьезного выражения лица и не отворачиваясь от монитора, ответил Канн.
Я прошу тебя, найди их как можно скорее, умолял светловолосый бог.
Брат. Не требуй от меня того, что так редко встречается среди людей. Я пересмотрел сотни влюбленных пар! И почти столько же раз входил в заблуждение. И все оттого
Скучно, перебил толстяк.
Скучно? возразил, оборачиваясь, Канн. Я с тобой полностью не согласен! Уверяю тебя, с людьми не соскучишься. Ты только глянь на них, и развлечение придет само собой. Поверь мне!
И Риму ничего не оставалось, как поверить. Видно, ему и самому надоело его безделье и, чтобы хоть как-то унять скуку, он зашевелился. Выровнявшись, или, точнее сказать, кресло выровняло его в положении «сидя», он устремил свой взгляд куда-то вниз под ноги. И в том месте расступились облака, будто обнажили дно.
Сквозь гущу кустов и деревьев, укрытых зелеными листьями, ступая грязной, рваной обувью по молодой сочной траве, пробирались двое. На вид каждому было лет сорок.
Небритые лица и заношенная одежда говорили о том, что эти люди относятся к любителям частого употребления крепких спиртных напитков. Шли они молча, жадно высматривая что-то впереди себя словно охотники, выслеживающие дичь. Но от охотников их отличали спешная походка и небрежный шаг, нарушающий тишину хрустом сухих веток и звоном бутылок, доносящимся из сетчатой капроновой торбы, качающейся в руках парня в потертой джинсовой куртке.
Васек! позвал хриплым голосом коротко остриженный парень впереди идущего. Долго еще? Выпить охота.
Но тот, кого назвали Васек, не удостоил спросившего ни ответом, ни каким-либо иным вниманием. Не останавливаясь, он уверенно продолжал путь, озираясь по сторонам, и, пройдя еще около ста метров, выйдя на поляну, отозвался.
Вот! сказал он, направляясь к молодому ореху, минуя костровую яму, обставленную двумя большими камнями и поросшую травой. Остановившись возле дерева и смерив взглядом его высоту, парень развернулся к приятелю. Вот здесь мы и отдохнем. Тифына, свежий воздух. Ух, класота! Люблю плилоду. Сейсяс костел лазведем, калтофечки испесем и выпьем, шепелявил Васек из-за отсутствия нескольких передних зубов, почесывая взлохмаченную голову.
А может, сначала выпьем? улыбнулся приятель, обнажая желтые зубы. А?
Эх, Семен. Темный ты феловек, Сема, чесал затылок шепелявый. Выпьем, но снафяло костел!
Ладно, как скажешь, смирился Семен, кладя сумку возле костровой ямы. Тогда я пойду сухих веток насобираю.
Семен! Помоги мне сломать этот олех, а после пойдешь за ветками.
А зачем орех ломать? не понял Сема.
Ну фто ты такой непонятливый? взмахнул руками Васек. Для длов, конефно. Ластет под боком. Не нужно бегать собилать.
Так оно же зеленое. Оно гореть не будет. Зачем его ломать?
Фто-то ты много воплосов задавать стал, занервничал тот.
Хорошо. Тогда предлагаю выпить. Для сил! не отставал Семен.
Вот ты нетелпеливый! Сломаем делево, лазведем костел, целый день впеледи! Лазве тебе не нлавится отдохнуть на плилоде? сказал лохматый, разводя руками.
Нравится.
Тогда делай, фто тебе говолят, разозлился беззубый. А то водку сам пить буду!
Аргумент убедительный. Даже спорить не захочется. Скинув джинсовую куртку возле торбы, Сема подошел к Васе.
А где-то выше неба, над белоснежным облаком, сверкали молнии и разносился раскат грома.
Что вы делаете? кричал Рим, наблюдая, как на Земле два человека гнут к земле дерево. Ведь оно живое! Оно гореть не будет! Вы его просто так уничтожаете! Из личной прихоти.
Некогда скучавший толстяк таковым теперь не был абсолютно. Он настолько возмутился, что даже грозил себе под ноги кулаком. К этим возмущениям не остался равнодушным и Канн. Напротив, заинтригованный поведением брата, он оставил свои дела и, проследив за взглядом толстяка, щелкнул пальцами и повернулся к экрану.
О-о, негодяи! Мерзавцы! сказал Канн, когда понял в чем дело, искоса поглядывая на Рима. И нет на Земле на них управы. Несправедливо! И как это можно терпеть? Уничтожение живой природы прямо у нас на глазах!
Канн! Помолчи, попросил Рим, о чем-то сосредоточенно думая.