Анна вывела на стену через проектор изображение, потом еще одно, и еще.
Это Лариса?
Дмитрий поднялся, глядел на фото. Подошел совсем близко, смотрелся долго.
Уставшая совсем, золотая девочка. Золотая бедная девочка. Мы жили в разных городах, на придуманных планетах, в разные времена.
Горные вершины
Спят во тьме ночной;
Тихие долины
Полны свежей мглой;
Не пылит дорога,
Не дрожат листы
Подожди немного,
Отдохнешь и ты.
Зачем все это? Я не люблю ее больше. Включите свет! Пожалуйста, включите свет!
Свет включили. Все заметили, Оный был близок к панике. Он еще косился на пустой экран, был недоверчив и немножко смешон, как зверек, когда с ним играют люди.
Кем-то тиражируется мнение, будто жизнь без любви ущербна и неестественна. Но это слишком прямолинейное утверждение. Так под любовь маскируют блуд, страстишку, головокружение на работе и прочие мелочи и недостойности. Жить без любви можно. Есть ли жизнь на Земле вне любви? Митя снова улыбался, Я вот живу не только без любви, но и от любви, и снова посмеялся. А теперь мне пора. Я хочу побыть один. Завтра воскресенье, мне надо готовиться к встрече со студентами. С ними так интересно! В каком-то смысле мы обмениваемся кровью. Да, я люблю, когда кровища! ха-ха-ха!
Паутина
Чеканкин был уверен, в ближайшее время Оный не станет проводить испытания. В этом его убедила более всего Анна Евгеньевна, свое мнение обосновавшая тем, что каждое новое испытание может стать последним для Дмитрия, если он не подготовится как следует, не подберет стоп-слово для данного случая. Велика, очень велика возможность не вернуться в настоящее время и в ту точку координат, откуда он стартовал. Потому Оного отпускали без особого страха. Но Чеканкин понимал, что нужно бороться за него, бороться более всего с ним самим. Для этого его Ведомство должно стать частью самого Оного, спутать и спутаться с его близкими. Потому он сел за разработку программы. Это была очередная паутина опытного паука. Только в этот раз, и Чеканкин это понимал, ему будут даны такие полномочия и методы, которые изберет он сам уж слишком важна была цель. Чеканкин решил действовать сразу в двух направлениях: родные и Нарциновская. Из родных была выбрана сестра Мария она сама пошла на контакт, у нее был свой интерес. Нарциновская Чеканкина интересовала даже не сама эта уездная дама, сколько та кочка, какую она создала в судьбе и мироощущении Оного. Этим странным тяготением луча по сумеркам и собирался воспользоваться Станислав Лаврентьевич. С Марией он решил работать сам, до Нарциновской же отправил Петрову ему нравилось, как умно и тонко работает Анна Евгеньевна с этим грандиозным делом. И Чеканкин именно ее видел своим замом в будущем.
В жизни Станислава Чеканкина случилась темная ночь при ярких звездах. Ночь, полная мучительных надежд и головокружительных страхов. Эта ночь царствовала с воскресенья на понедельник, именно в понедельник ему предстояло доложить о происшествии в Норске министру, именно в понедельник он должен будет отдать им Оного такую потрясающую находку, летающего мальчика, знающего заповедные слова. Отдавать им Дмитрия не хотелось, и причин было великое множество. Во-первых, у Чеканкина теперь настал такой статусный возраст, а статуса вроде и не было. Начальник городского отделения Управления Госбезопасности в тихом провинциальном захолустье, где нет ни шпиенов, ни террористов, где жизни нет разве это достижение для такого умного мужчины, мужчины блестящего и с талантами?! А тут дело настоящее, высоченное, которое можно та-ак раскрутить! Да это же волд сенсейшн, на первых полосах и всех каналах! Этот Оный не просто так вылез здесь и сейчас. Он мне карьеру нагадал, великую карьеру аж голова кругом! Вторая причина поначалу показалась Чеканкину бредом, да потом все настойчивее зазвучала внутри. А что, если отнять у бескорыстного великолепного дурня Димки Оного все его лингвистические находки, весь его сундук выпытать, да и встать у Руля рульного, Властью властвовать, казнить и миловать, но более казнить?!
Длилась ночь, долгая и темная, и длились думы Чеканкина. И боязно ему становилось: а вдруг не сдюжит? Дело необычное, и великие умы могут надорваться. А вдруг не только не возвеличит его чокнутый ученый, но погубит натурально? Жить-то хотелось, и моглось: жена-красавица и любовница-умелица. И еще знакомства. Он начальник. Серый кардинал. Его сам мэр уважает и побаивается. У него и на мэра есть в тихой папочке буковки и даже пленочки. И караоке-бар ему принадлежал. И еще угодья. Но хотелось, мечталось въехать в столицы в новой форме, и не на вырост чтобы, а в самый раз с погонами новыми и высоким званием. Пройти по Ведомству с ликом злостным и карающим, наводя ужас и внушая фатум этим щеголям московским, не знающим, почем фунт и почем лиха; выделить взором хищным дам фигуристых и пригласить их на собеседование перстом властным Эх, и слог у меня хорош, чем не Гоголь! Пропаду я и скисну в этой дыре темной, в Норске-норовиче. А что, если министр саморучно возвысит до своего уровня? Проявлю свойственную мне тонкость и смелость в решениях при докладе, попрошусь вести дело и в Москве меня оставят Сначала временно, а потом и навеки веков. Хороша жизнь в Москве как в раю, что посредине ада!..
Длилась ночь, долгая и темная, и длились думы Чеканкина. И боязно ему становилось: а вдруг не сдюжит? Дело необычное, и великие умы могут надорваться. А вдруг не только не возвеличит его чокнутый ученый, но погубит натурально? Жить-то хотелось, и моглось: жена-красавица и любовница-умелица. И еще знакомства. Он начальник. Серый кардинал. Его сам мэр уважает и побаивается. У него и на мэра есть в тихой папочке буковки и даже пленочки. И караоке-бар ему принадлежал. И еще угодья. Но хотелось, мечталось въехать в столицы в новой форме, и не на вырост чтобы, а в самый раз с погонами новыми и высоким званием. Пройти по Ведомству с ликом злостным и карающим, наводя ужас и внушая фатум этим щеголям московским, не знающим, почем фунт и почем лиха; выделить взором хищным дам фигуристых и пригласить их на собеседование перстом властным Эх, и слог у меня хорош, чем не Гоголь! Пропаду я и скисну в этой дыре темной, в Норске-норовиче. А что, если министр саморучно возвысит до своего уровня? Проявлю свойственную мне тонкость и смелость в решениях при докладе, попрошусь вести дело и в Москве меня оставят Сначала временно, а потом и навеки веков. Хороша жизнь в Москве как в раю, что посредине ада!..
Длилась, длилась ночь, пил вино сам с собою Стасик, гадал и выгадывал как ему возвыситься, что же такое совершить над этим Оным, чтобы в Короли выйти? Или отпустить его? Пусть продолжает работу. Он ведь скоро изменит мир. Итак, мир изменится А я? Я так и буду в этом овраге, среди людишек темных и пустых?! Нет, не отпущу я его. Никогда уж теперь! Я с ним навеки темные сросся, в тот самый миг сросся, как увидел, что он возвысился, воспарил над людом прочим на двенадцать высоких мэтров И какой же красивый он там парил, нездешний совершенно! И я хочу возвыситься, но иначе! Дай, дай мне высоту, Оный! Дай! Дай! Да-а-а-ай! так Чеканкин завыл ближе к рассвету, строил рожи в темень, пугал ангелов и сам пугался. И рассвет он встретил с грезою на сердце и взором искрящимся. А утром чисто выбрился и пошел на встречу с Марией.
Дайте мне восторгов и салюта!
Мария торгует братом
Знаете, Мария Андреевна, я так страдаю среди этих чужих медленных людей, у коих такая вялотекущая кровь в тихих жилах, я и сам хочу наружу, прочь из созданного ими мирового адка! Посмотрите вокруг! Что мы имеем? Стареющее человечество, древнее как рыбы, живем тихо, сонно и глубоко ни огня, ни эмоции электрической. Дайте мне восторга и салюта! Дайте мне пороха и черта в табакерке!
Вы интересный. Вы настолько интересный, что мне любопытно, как вы будете смотреться в гробу. В маленьком таком и совершенно бездарном гробешнике
Так Мария привела мальчика Стаса в норму.
Вы уже связывались с вашим начальством? Или мне самой сделать это?
Такого Чеканкин не ожидал. Неужели сия убогонькая посмеет шагнуть через него? А если посмеет? Он не только не преуспеет в этом деле, но еще и по носу получит крепкий щелчок. Настолько крепкий, что и слететь может. И Чеканкин взялся врать. На его профессиональном языке это называлось иначе, но сказал он следующее:
Конечно, надо мной сидят большие умы. Они поручили именно мне вести это дело, потому что доверяют.
Мария чувствовала вранье за версту. У него и времени не было связаться с центром. Да и жаден он, чтобы совсем не попробовать барыш извлечь. Жаден и честолюбив. Его надо ближе держать. Ближе, но не рядом.
А вы мне нравитесь. Врете и не краснеете. Мой братик такое вытворяет (почти сотворяет, как Бог-удалец), что, узнай об этом в центре, уже давно бы сидел здесь генеральский чин, и глаза его сверкали от золотой находки этой. Вы какую выгоду извлечь хотите? Только не кривляйтесь, а то я вас накажу.
Чеканкин видел, Мария, и без того дерзкая, еще и всевидящая. Это, видимо, в роду у них. Но почему ему должно быть стыдно, если ей, приторговывавшей родным братцем, стыдно не было? И он взял, да и раскрыл ей все. Хочу, сказал, карьеры и денег. Головокружительной карьеры и денег бешеных. Славы хочу. Иметь право карать хочу. Мария презирала его, он был слишком кровожаден, на ее взгляд. Она хотела только покоя. Просто такой покой она считала самым идеальным, самым покойным покоем для себя покой за океаном, в Северо-Американских штатах. И она готова была отдать им братца. Слишком она исстрадалась. Да и братец, она в этом была почти уверена, не просто так оставлял за собой метки это он давал ей возможность воспользоваться чудесным шансом.