Она замолчала, а потом неожиданно спросила:
Хотите побывать в пещерах?
Все конечно согласились, а монашка, услышав единодушное согласие, указала рукой куда-то вниз.
Геологам теперь предстояло опуститься по крутой и узкой тропинке почти на двести метров вниз, где находился вход в пещеру.
Матушка первой стала спускаться с горы, геологи последовали за ней. Перед часовней она остановилась и перекрестилась, а потом впустила туда геологов. Оказавшись в небольшом зале часовни, она помолилась перед иконкой, стоявшей на подставке, затем, вручив каждому по самодельной свече, попросила зажечь их.
Стоя перед маленькой дверью, сказала:
Дверь низкая и нужно нагнуться при входе, за ней темно, сыро и холодно. Идём молча и медленно, и, отворив её, первой окунулась в темноту.
В пещерном коридоре свечи у геологов гасли, но они зажигали их друг у друга, идя практически наощупь.
Так было до тех пор, пока глаза не привыкли к темноте, в которой их тени, как подслеповатые огромные диковины расползались по стенкам пещеры.
Чтобы поддержать ровное горение свеч, геологи научились ходить друг за другом на одном дыхании, выдерживая некоторое расстояние.
Наконец, все остановились. Оказалось, дошли до церкви, где слабо осветились меловые белые столбы. В сумраке свечей все увидели на подставке трудно различимую икону Богоматери, возле которой матушка стала креститься и молиться.
Иван запомнил эту молитву почти полностью, а в устах матушки она была особенно певучей:
О пречистая Богомати, Всецарице! Услыши многоболезненное воздыхание наше пред иконою твоею, посмотри на чад Твоих ко святому образу Твоему с верою припадающих.
Ивану показалось, что матушка слова не произносила, а пела тонким, чистым и трогательным голосом, пронизывая всё подземелье и глубоко затрагивая этим геологов.
Яко птица крылом покрывает птенцов своих, тако и Ты ныне покрой нас многоцелебным Твоим омофором. Тамо, где же надежда исчезает, несомненною надеждою буди. Тамо, где же лютыя скорби превозмогают, терпением и ослабою явися. Тамо, где же мрак отчаяния в души вселися, да воссияет неизреченный свет Божества! Малодушных утеши, немощных укрепи, ожесточённым сердцам умягчение и просвещение даруй, исцели болящих людей твоих, о, всемилостивая Царица! Ум и руки, врачующие нас, благослови! Яко живой, мы молимся пред иконою Твоею, о, Владычице! Протяни руки Твои, наполненные исцелением, дай скорбящим радости и утешение. Чудотворную помощь скоро получив, прославляем Тебя и Живоначальную и Нераздельную Троицу, Отца и Сына и Святаго Духа, во веки веков. Аминь.
Казалось, что её молитвенное слово отдавалось эхом, пронизывало мозг и душу стоявших рядом с ней людей. Все геологи, слушая молитву, крестились и стояли в молчании.
Закончив молитву, матушка, оставив свечу перед иконой, не говоря ни слова, зажгла новую и пошла далее.
Иван подумал:
Сколько доброты и света было заложено в этой молитве, и какими мудрыми были эти киевские монахи, сумевшие достичь понимания того, что в подземелье молитва воспринимается с особой силой, а слух заостряется настолько, что память улавливает даже самые загадочные молитвенные слова.
Вновь пошли по тёмному длинному коридору, пока не дошли до широкой площадки, где она вновь остановилась и сказала:
Да, монахи были святыми подвижниками. Они пребывали здесь годами, и в своих холодных кельях на выступах-лежанках отдыхали и усердно молились, вымаливая у Бога мир и спасение живущим, прощение грехов и жизнь вечную. Молились они о житейских нуждах, о том, чтобы дождь пошёл вовремя, чтобы урожай был хороший, чтобы пожара не было, молнией не убило. Просили об избавлении от междоусобной брани, от нашествия врагов, от болезней. Добрая слава о трудолюбивых монахах и иноках разносилась по всей округе.
На некоторое время она замолчала, словно проверяя геологов, воспринимают ли они её слова.
Через некоторое время она продолжила:
Они оставались жить в монастыре, становясь настоящими подвижниками, самим Богом призванными. К настоятелю обращались и миряне с просьбами принять их в монастырь, но брал он далеко не всех. Тем же, кого брал, ставил три условия: первое всякое дело делать пред очами Божьими, второе развить в себе братолюбие и равную ко всем любовь, и третье совершать послушания с отвержением воли своей. Не все и не сразу понимали назначение этих поучений, но мудрые люди разумели их.
А далее она стала рассказывать историю об искуплении грехов своих старцем Никитой, уроженцем села Холки.
Она говорила о том, что спустя столетие после закрытия монастыря, уже мало кто помнил о былых монашеских подвигах, о святости и намоленности этого места. Об этом решил напомнить своим односельчанам на шестом десятке своей жизни Никита Бычков.
Матушка говорила о своём земляке как о человеке бескорыстном и честном, нашедший свой путь к богу через аскетический образ жизни.
Похоронив в возрасте пятидесяти четырёх лет свою жену, он тяжело пережил утрату. Когда горе постепенно начало забываться, Никита все чаще стал задумываться о загробной жизни, критически оценивая прожитые годы. Эти раздумья привели его к осознанию греховности души. Чтобы искупить грех, он вырыл себе землянку, а потом от неё начал рыть ход к монастырю. Орудиями труда Никиты были лопата, кирка и ведро. Куски и крошки мела он выносил в старицу, высохшее русло речки, находившееся недалеко от входа в подземелье.
С какими добрыми делами приду я на ответ к Богу? Как дам отчёт о полученных от Него талантах? размышлял он.
После того, как родной сын Герасим выпроводил отца из дому, тот окончательно поселился в землянке, в которой провёл тридцать лет, питаясь подаяниями односельчан. Смерть застала его на восемьдесят четвёртом году жизни в своей землянке, подвела итог своего рассказа матушка и повела всех коридором, выкопанным старцем Никитой, к выходу из подземелья.
Выйдя на свет, она взглянула на небо и сказала:
Я прощаюсь с вами, утро вечера мудренее, завтра обещает быть светлым. Оставьте всё, как было, меня не ждите, спокойной ночи.
Солнце уже зашло за горизонт, стало смеркаться. Все молча потянулись наверх, к своему ночлегу.
Иван долго не мог уснуть, представляя себе все встречи этого дня. Какое-то внутреннее противоречие раздирало его сознание. Красота мыслей монаха Власия и монашки Анастасии проникли в самое сердце, там было всё чисто и бескорыстно. Их чувства были с теми подвижниками, которые давно ушли из жизни, им откликался их зов.
И всё же, было такое ощущение, что они стеснялись людей, им было неуютно с ними, что в церкви и пещере они чувствовали себя намного свободнее.
Мысли Ивана постепенно сменились сладкими сновидениями, с которыми он и вступил в новый день.
Встав раньше всех, он вышел из келий и отправился к собору, стоявшему над молельней подземного монастыря. Впереди открывалась деревня, за которой извилистой лентой вдаль уходила река.
Раннее утро навевало ему мысли о дороге, начало которой теперь исходило от этой маленькой деревни Холки, в которой жила матушка Анастасия.
Пристально вглядываясь в заречные земли, он вновь увидел орлана, взметнувшегося в небо. Там над зубчатой линией леса возвышалась старая лиственница с обломанной кроной, откуда вылетела птица. Макушку дерева увенчивало громадное гнездо. Казалось, любая буря, самый свирепый ураган бессильны были сокрушить и сбросить вниз это массивное сооружение. Далеко видимое, гнездо на фоне белёсого неба служило прекрасным ориентиром.
Были видны и несколько других гнёзд, построенных птицами рядом на соседних деревьях. Внимательно всмотревшись в очертания деревьев, на одном из них он увидел ещё одного неподвижно сидящего с царственной осанкой орлана. Его фигура отчётливо выделялась на корявой ветви дерева. Ни малейшим движением, ни криком не нарушил он торжественной тишины.
Должно быть всю ночь, как вырезанное из дерева изваяние, просидел он на своём троне, сказал сам себе Иван.
И вдруг эта огромная птица, а вслед за ней и другая единым взмахом рванулись и поднялись в воздух.
Неужели у белохвостов есть своя семейная территория? подумал Иван.
Но только он об этом подумал, как увидел захватывающее зрелище. Две огромные птицы, сцепив вытянутые навстречу друг другу лапы, с большой высоты стали падать и кувыркаться до самой земли. Эта парочка расцепила когти, как ему показалось, только в двух-трёх метрах от земли.
Как красиво среди простора и тишины они любят друг друга, подумал он.
Вскоре из келий стали выходить геологи, но картины любовных отношений птиц они уже не увидели.
Вышел и шофёр Василий, который завёл машину и пригласил всех забираться на свои сидения, чтобы с ранним попутным ветерком отправиться далее.